Его выбор

— Кто посмел? — тихо прошептал он, глядя на расплывающийся по щеке мальчика синяк. — Кто посмел?

В Виссавии бы его никто и пальцем не тронул. В Виссавии знали, что бить мага — просить на свою голову погибель, потому что слабый пока еще неконтролирующий свою силу маг — это шаг к катастрофе. Почему здесь, ради богини, этого никто не понимал!

— Дядя… — Эррэмиэль вдруг сжался, глаза его наполнились страхом, и Элизар сглотнул, давя в себе отголоски гнева:

— Не понимаешь, душа моя, что ты сокровище? Сокровище, которое в этой глупой Кассии не способны оценить?

— Но я люблю Кассию, — в очередной раз поднял на него чистый взгляд Эррэмиэль. — Я люблю тебя, но в Виссавию не хочу. Пойми...

Гнев в один миг отхлынул — глядя в широко раскрытые почти лишенные белка глаза мальчика, Элизар не мог гневаться. Это всего лишь дитя, глупое дитя, он многого еще не понимает.

Вождь мягко провел рукой по лицу племянника, позволяя политься с пальцев белоснежному свету. Эррэмиэль глубоко вздохнул, в глазах его появился восторг: мальчик всегда был жаден до любых проявлений силы. Шаловливым котенком он приластился к ладони вождя, глаза его зажглись магическим огнем. Синим. Кассийским.

Исцелив щеку мальчика, вождь скользнул пальцами племяннику под подбородок, заставив поднять голову. Какой прямой, дерзкий взгляд. Какая ошеломляющая глубина глаз, в которых волновалось синее пламя. Огромный дар чужих богов.

— Кто? — как можно мягче повторил вождь.

Эррэмиэль не ответил, впрочем, Элизар и не нуждался в ответе: мальчик пока не умел и не хотел закрываться. Мягкий и послушный, он раскрыл вождю душу, разрешив прочитать воспоминания о сегодняшнем дне — и дикий восторг, когда почувствовал всю глубину чужих, не всегда чистых, эмоций, и страх, когда понял их низость, и смятение, когда увидел чужой страх. Эррэмиэль сглотнул, Элизар опустил руку и отвернулся к окну. Мальчик, к счастью или к сожалению, еще не до конца понимал чувств кассийцев, Элизар, увы, понимал, слишком хорошо.

«Ир!» — мысленно позвал он, глядя, как гниют ярко-красные яблоки в коричневых листьях. Вся эта Кассия гниет, и просто удивительно, почему никто, кроме Элизара, этого не видит.

Хранитель дара, учитель Эррэмиэля, на зов явился немедленно — наверное ждал. И наказания, что должно было последовать, тоже ждал — обернувшись на скрип двери, Элизар увидел, как виссавиец в золотых одеждах упал на колени, и, коснувшись лбом пола, прошептал:

— Прости, не досмотрел.

— Дядя, он не виноват! — вскричал Эррэмиэль.

— Помолчи! — одернул его Элизар.

Он не собирался быть милосердным — мальчик должен знать, что за собственную глупость приходится расплачиваться. Всегда. Ир расплатится своей болью, Эррэмиэль — чужой. Еще неизвестно, что для целителя хуже.

Чувствуя, как нарастает внутри гнев, вождь приказал учителю выпрямиться, мягким жестом взял его под подбородок, поймав уверенный, темно-карий взгляд. Виссавиец не боялся, он ждал наказания и возможности сбросить тяжесть вины. Виссавийцы все такие… если их вовремя не накажет вождь, советники или учителя, они накажут себя сами. А до чего может дойти виссавийский маг во власти раскаяния, лучше не думать.

Мягким всплеском магии вождь вызволил силу. Ир не отвел взгляда, хотя лоб его и покрылся бисером пота, а на переносице появилась страдальческая морщинка.

— Дядя! — закричал Эррэмиэль.

Элизар, не обращая внимания на племянника, сосредоточился на хранителе дара. Наказание жесткое, но не должно навредить. Мага сломать, довести до сумасшествия легче, чем обычного человека. Он слишком открыт миру, слишком, как ни странно, хрупок.

Уже дрожит. И взгляд не столь уверен, и по щекам бежит пот вместе с бессильными слезами — боль должна нарастать, постепенно отнимая разум.

Нарастала. Элизар чувствовал ее отблески, вел хранителя дара по узкой дорожке на краю пропасти и не давал упасть в спасительные объятия забытья и сумасшествия. Мягче… каждый неосторожный шаг…

— Дядя! — зов Эррэмиэля был уже где-то далеко, и губы сами выплюнули приказ:

— Не мешай!

Элизар не мог отпустить Ира… не сейчас.

— Прекрати! — кричал Эррэмиэль.

Раздраженно оттолкнув мальчишку, Элизар на миг замер, поняв, что-то все же не так… и плавно, стараясь не навредить разуму Ира, выскользнул из магического забытья.

Мир взорвался запахами и звуками. От яркого солнца глазам стало больно. Где-то вдалеке хрустнуло, тяжело посыпались на пол книги. Еще не понимая до конца, что натворил, Элизар рывком выдернул Ира из объятий боли, и когда хранитель дара упал у его ног, медленно повернулся к Эррэмиэлю. Полуоглушенный племянник сломанной куклой лежал под сыпавшимися на него книгами, шкаф постанывал, наклоняясь все ниже.

Элизар дернулся к мальчику, но очнувшийся Ир был быстрее — он поднялся на ноги и молнией вынес ребенка с опасного места. Упал стеллаж, поднимая туман пыли, стало вдруг совсем тихо… Ир аккуратно опустил Рэми в кресло, вновь встал на колени, на этот раз от слабости, с уголка рта его побежала дорожка крови, пачкая золотые одежды.

— Мой архан, — успокаивающе прошептал он, стараясь не прикасаться к набухавшему кровью рукаву Рэми. — Постарайся не двигаться, я позову целителей.

— Эррэмиэль! — очнулся наконец-то Элизар.

— Не подходи! — закричал мальчик.

— Пойми, я…

— Ему было больно! Мне больно!

— Я прошу тебя!

— Не подходи! — кричал мальчик, и глаза его вспыхнули синим пламенем.

Ударила по стенам волна магии, взлетели вверх и посыпались на пол книги, загорелись фиолетовым огнем густо исписанные страницы. Поняв, что обезумевший от боли ребенок уничтожит и библиотеку, и себя вместе с ней, Элизар в прыжке подлетел к племяннику и, прижав к себе мальчика, бросился к окну.

Вспыхнули брызгами разбитые стекла, стало холодно. Осень, которой так восхищался Эррэмиэль, ударила в нос горьким ароматом свежесброшенных листьев и сладковатым — гниющих плодов. Мягко покачнулись ветви яблонь, поднявшийся вихрь крутанул по дорожкам ворохи листьев и ветвей.

— Пусти меня! — закричал Эррэмиэль. — Больно, пусти!

Ковер листьев, в который опустился Элизар, оказался необычно мягким, золотой нитью блеснула в воздухе паутина. И все же это в какой-то степени красиво… И спокойно как-то...

Осторожно посадив ребенка на землю, вождь одним усилием воли погасил новую волну, летящую от мальчика, в очередной раз удивившись дару племянника. И все же жаль его оставлять Кассии, тем более, что Кассия, как оказалось, сама не понимает сокровища, которым обладает. Столь огромная сила, столь чистая душа, а ей отвечают… страхом? В Виссавии все было бы иначе.

— Дай, я исцелю твою руку, — как можно мягче сказал вождь, опускаясь перед безвольно сидящим на листьях мальчиком на корточки. — Перестань противиться, знаешь же, что я все равно сильнее.