Егор. Биографический роман. Книжка для смышленых людей от десяти до шестнадцати лет
Шрифт:
22 августа 2011 года был день 20-летия национального флага России…Огромное полотнище этого флага, сшитое за одну ночь, пронесли по Тверской (тогда – еще улице Горького) 22 августа 1991 года…
Ни президент России, ни премьер не поздравили в 2011 году российских граждан с этим событием.
Именно поэтому в 2011-м первые два ответа выбрали уже 13–15 % наших граждан. И если в 1991 году с ответом на вопрос затруднились всего 7 %, то сегодня таких затруднившихся – 26 %.
Четверть взрослого населения страны не знают толком, что же именно произошло в Августе 1991 года! Понятно, что им нечего сказать по этому поводу своим детям.
Вот почему я взялась так подробно рассказывать на страницах этой книги о том, что с полным
Граждане России должны гордиться своей победой. И не позволять мазать ее грязью лжи.
10. После победы
…Утром 18 августа 1991 года никто не предполагал, что через три дня премьер-министр, министр обороны, председатель КГБ, руководитель ВПК окажутся за тюремной решеткой, министр внутренних дел и руководитель управления делами правящей партии покончат жизнь самоубийством. Что к утру 22 августа действующей власти в СССР вдруг не будет, как ее не было в России 28 февраля 1917 года.
Виноват ли август 91-го в том, что мы имеем сейчас? Нет. В этом виноваты мы сами: наша неготовность жить в правовом государстве, брать на себя ответственность и за нашу собственную жизнь, и за страну, проявлять общественную активность. Мы не смогли воспользоваться возможностями, которые открылись 20 лет назад, мы позволили бюрократии, прежней и новой, полностью захватить власть на всех ее уровнях.
Егор Гайдар в своей последней книге описывает день победы 22 августа 1991 года: «На Лубянской площади в центре Москвы собралась толпа. Она отличалась от той, что двумя днями раньше пришла защищать Белый дом. 20 августа… десятки тысяч пришли к Белому дому, чтобы умереть или победить.
22 августа на Лубянской площади царило иное настроение… Люди пришли не умирать за свободу, а праздновать свержение ненавистного режима» (Е. Гайдар. Смуты и институты, 2009).
(Вы, читатели этой книжки, родившиеся после конца советской власти, обратите внимание на это слово: множество людей, живших при советской власти, действительно относились к ней, увы, с ненавистью. Хотя это и не самое хорошее чувство, но иного эта власть, которая огромное количество собственных граждан погубила, а еще большее количество лишила возможности применить свои таланты, – никак не заслуживает. Хотя охотников тосковать по ней сегодня немало. Но этому есть объяснение, и не одно. – МЛ.)
«В условиях рухнувшей власти, при отсутствии дееспособных силовых структур такая толпа опасна. Подобные толпы в феврале 1917 года громили Охранное отделение, жгли Министерство внутренних дел, Судебную палату, убивали городовых.
В тот день угроза того, что подобное повторится, была реальной. Когда десятки, возможно, сотни тысяч людей собрались на площади, в зданиях КГБ раздавали гранаты, готовили к бою счетверенные пулеметы. Те, кто там находился, историю событий 27–28 февраля в Петрограде знали. При удачной провокации кровавая каша была гарантирована.
Один из участников событий, А. Яковлев (Александр Николаевич Яковлев, фронтовик, хорошо представлял себе, что произойдет на площади после десяти минут стрельбы одного счетверенного пулемета… – М. Ч.) описывает происходившее так: “В бурные дни августа 1991 года я выступал на митинге на Лубянке. Психологически это были необыкновенные дни. Толпа на Лубянке была огромная. Что бы я ни сказал, толпа ревела, гремела аплодисментами. Кожей ощутил, что наступает критическая минута. Задай я только вопрос, вроде того, а почему, мол, друзья мои, никто не аплодирует в здании за моей
спиной и, мол, любопытно, что они там делают, – случилось бы непоправимое. И как только эта мысль пришла в голову, спина похолодела, я понял, что взвинченных и готовых к любому действию людей надо уводить с площади, и как можно скорее. Быстро спустился вниз и пошел в сторону Манежной площади. Меня подняли на руки, я барахтался – наверное, до этого только мать держала меня да еще медицинские сестры в госпитале во время войны – и так несли до поворота на Тверскую. Милиция была в растерянности, увидев массу людей, заполнившую улицу. Меня проводили до здания Моссовета. До сих пор уверен, что, не уведи я людей с площади именно в тот момент, трагедия была бы неминуема. Толпа ринулась бы громить здание КГБ”».«Угрозу массового насилия удалось отвести, – продолжает Гайдар в книге “Смуты и институты”. – Служащим ЦК КПСС пришлось покинуть свои кабинеты, но их никто не избивал и, тем более, не убивал».
Из личных воспоминаний. Я видела это своими глазами. Сотрудницы ЦК – главным образом женщины – выходили из запасных входов, откуда-то со двора, с авоськами (хорошо помню! этих сетчатых сумок больше нет – остались в советском времени), чем-то наполненными, боязливо поглядывая на толпу. Шли как сквозь строй.
В толпе что-то выкрикивали, но пальцем никого не тронули. А для меня главным зрелищем стал высоченный, древнеегипетских масштабов парадный подъезд. Потому что посередке он был заклеен – внахлест – двумя белыми листами бумаги, формата А4.
А на этих листах крупными буквами, простой шариковой ручкой было написано:
ЦК КПСС ЗАКРЫТ
Я смотрела-смотрела, глядела-глядела – и не могла наглядеться…
…Вдруг раздался чей-то крик:
– Архивы выносят!
И в переулок, ведущий на задворки здания ЦК, кинулась, топоча, небольшая, очень пестрая по составу толпа – человек 30. По виду большинства этих людей можно было с уверенностью сказать, что они имеют весьма туманное представление о том, что такое архивы… Возможно, у того, кто крикнул, застряло в памяти, что в Февральскую революцию жгли архивы.
За толпой бегом бежали двое иностранных журналистов с кинокамерами на высоких штативах…
«Разительный контраст происходившего с тем, что случилось после краха царского режима, – продолжает Гайдар. – Сказалось стремление тех, кого слушалась толпа, не допустить кровавого исхода, избежать развития событий по сценарию 1917–1922 годов.
…Опираясь на исторический опыт, можно было предполагать, что при крахе территориально-интегрированной (то есть, сосредоточенной на единой территории – не разбросанной, как некогда Британская империя, далеко за границами метрополии – центральной части империи. – М. Ч.) империи большая кровь неизбежна». Почему этого не случилось?
Гайдар выдвигает свои гипотезы:
«Думаю, что важными факторами были уровень образования, степень урбанизации, то, что крах режима не наложился на большую войну, когда основными участниками событий становятся массы вооруженных людей.
Сказалось и иное. Два ключевых участника процесса принятия решений, Б. Ельцин и М. Горбачев, не хотели насилия. Но если после краха старого режима выбираешь линию на ограничение насилия, надо трезво оценивать последствия такого решения.
Первое, что произошло после крушения коммунистического режима, стержнем которого были КПСС и КГБ, – объявление бывших советских республик о своей независимости. В этом нет ничего неожиданного. Такое право предоставляла им советская Конституция. В свое время лозунг о праве наций на самоопределение, вплоть до отделения, помог большевикам выиграть гражданскую войну, удержать власть. Это был лозунг, не более того».