Эхо забвения
Шрифт:
Посмотрел на Макса.
Не сказав больше ни слова, встал и пошёл в дом.
Прошёл в гостиную, тяжело опустился на диван, откинув голову назад. Закрыл глаза, пытаясь хоть на секунду выкинуть из головы всё, что происходило за последние дни.
Но мысли не отпускали. Они крутились где-то на грани сознания, обрывочные, спутанные, без единой чёткой линии. Глаза жгло от усталости. Я боролся со сном, но веки тяжелели с каждой секундой.
Вдохнул глубже, попытался сосредоточиться, удержаться… но тело не слушалось. Всё вокруг будто замедлилось, звуки стали глухими, приглушёнными.
Сон накрыл.
*
Я
Глухие удары. Неровные, рваные, будто кто-то что-то ронял или толкал. Тихие, почти срывающиеся на шёпот голоса. Я не мог разобрать слов. Затем — женский плач. Приглушённый, сбивчивый, будто кто-то пытался подавить рыдания, но не мог.
Я дёрнулся, резко открыл глаза. В комнате было темно, за окном — ночь. В голове шумело от сна, но звуки уже не оставляли сомнений — они доносились сверху, с второго этажа.
Я задержал дыхание, вслушиваясь.
Резко подскочил с дивана.
В темноте комната казалась ещё более непривычной. Я прищурился, пытаясь что-то рассмотреть, но ночь скрывала слишком много.
Встал, шаг за шагом продвигаясь к лестнице. Дышал ровно, стараясь двигаться тихо. Нога осторожно ступила на первую ступеньку — без звука. Затем ещё одна. Я медленно поднимался, рассчитывая каждый шаг, стараясь не наступать на те места, где старое дерево могло выдать меня скрипом.
Голоса исчезли. Остался только слабый, едва различимый шум. Где-то наверху послышалось лёгкое движение.
Шагнул дальше.
Глава 12. Всё, что осталось
Глава 12. Всё, что осталось.
Я был ребенком.
Мы стояли у лестницы, на втором этаже. Отец смотрел на меня сверху вниз, его лицо было напряжённым, тень раздражения скользнула в глазах. Я пытался объяснить, но слова не имели веса, не доходили до него. Он сорвался на меня, когда узнал, что я пропустил занятия, чтобы пойти в кино с одноклассниками. Я стоял у лестницы, сжав кулаки, глядя на него снизу вверх. Попытался объяснить, но слова не имели смысла. Отец уже не слушал.
Он молчал недолго. Потом раздался резкий звук — ремень сорвался с его пояса.
Первый удар пришёлся резко, обжёг кожу. По спине, по боку. Я дёрнулся назад, но позади была лестница, а отступать было некуда.
Еще раз.
Спина.
Плечи.
Бок.
Я оступился, ударился о перила, но он не остановился.
— Ты меня позоришь! — Голос отца был хриплым, срывающимся.
Удар.
Я пытался закрыться, но ремень хлестал без разбора — по рукам, по спине, по ногам. В голове звенело, в глазах стелился туман. Воздух казался вязким, каждое движение — медленным.
Мамин голос. Сначала растерянный, потом всё более отчаянный.
Визг.
Она кричала, прыгала на отца, цеплялась за его руки, за одежду, но он лишь оттолкнул её, заставив сползти по стене. Её плач заполнял всё вокруг, словно треснувший звон стекла.
— Прекрати! — её голос был высоким, истеричным. — Это же твой сын!
Но он уже не слышал.
Я закрыл глаза. Всё вокруг потускнело, но звуки не исчезли. Они только нарастали,
пока полностью не заполнили голову. Крик и плач всё ещё звучали в голове, эхом расходясь по тёмному коридору.Открыл глаза.
Стоял в коридоре, прямо перед дверью комнаты Макса. Прислушался.
Тишина.
Ни шороха, ни движения. Только слабое потрескивание старого дома, да приглушённый ночной воздух.
Я немного постоял в этом глухом молчании, затем медленно прислонил голову к двери. Никаких звуков. Совсем.
Осторожно постучал костяшками пальцев. Два лёгких удара. Ответа не было.
Медленно повернул ручку и приоткрыл дверь. В комнату сразу скользнуло слабое мерцание уличного света. Темно. Слишком темно, чтобы разглядеть детали.
Дверь скрипнула, когда я открыл её чуть шире. В глубине комнаты угадывался силуэт. Кровать. Кто-то лежал на ней. Очертания тела. Макс.
Прищурился, но темнота скрывала лицо. Казалось, он спит.
Я постоял ещё немного, глядя вглубь комнаты, затем медленно закрыл дверь и отступил назад.
Тихо спустился вниз. Шаги были глухими, поглощёнными ночной тишиной. Включил свет на кухне — резкий, искусственный, он сразу очертил знакомые очертания мебели.
Взял с дивана телефон, включил экран. 3:28 ночи. Сон ушёл окончательно.
Подошёл к окну, отдёрнул штору. За стеклом — глухая ночь. Ни единого движения, только тусклый свет уличного фонаря, растворяющийся в темноте.
Перевёл взгляд на кухонную столешницу. Взял спички, чиркнул одной, наблюдая, как на секунду вспыхнуло пламя. Поднёс к плите, газ загудел, синий огонь дрогнул под лёгким сквозняком.
Набрал чайник из-под крана, поставил на огонь. Тонкая струя воды стекала по носику, каплями оседая на поверхности.
Пока вода нагревалась, сел за стол, положил перед собой телефон. Экран светился тускло — никаких оповещений. Полистал контакты, задумавшись, во сколько встаёт Том. Может, он сможет помочь разобраться во всём этом? Макс ведёт себя странно, и если кто-то мог бы взглянуть на ситуацию со стороны, то это точно Том. Пять утра — нормальное время, можно будет позвонить. Пора уже рассказать ему о Максе.
Пальцы машинально перебирали телефон. Чайник тихо шумел на плите, слабый свет лампы вытягивал длинные тени на столе. Всё было спокойно.
И вдруг сверху раздался пронзительный женский крик.
Я замер. Крик был коротким, но пронзил тишину, будто лезвие.
Телефон со стуком упал на стол. Стул громко заскрипел, когда я резко вскочил на ноги. В груди сжалось, адреналин мгновенно вытеснил усталость.
Я со всех ног бросился вверх по лестнице, сердце бешено стучало, гулко отдаваясь в висках. Паника охватила тело ледяной волной, дыхание сбилось, но я не мог остановиться.
Звук крика всё ещё звенел в ушах, пропитывая каждую мысль страхом. Я должен был добраться до комнаты Макса. Немедленно. Перила скользили под ладонью, пальцы судорожно цеплялись за дерево. На середине пути споткнулся, ударившись о ступеньку, но даже это не остановило — боль отозвалась глухим эхом где-то на периферии сознания.
Добравшись до второго этажа, я замер перед дверью. Грудь тяжело вздымалась, сердце глухо стучало в рёбрах. Прислушался. Тишина. Только слабый скрип дома, словно он сам задержал дыхание.