Эхо забвения

Медленно протянул руку к дверной ручке, пальцы замерли в миллиметре от холодного металла. Что, если…?

Я сглотнул, затем, преодолевая внезапный комок в горле, осторожно толкнул дверь вперёд. Дверная ручка подалась легко.

Оказался внутри.

Темнота снова сомкнулась вокруг. На секунду глаза не различали ничего, лишь расплывчатые очертания мебели. Воздух в комнате был тяжёлым, пропитанным запахом железа и сырой меди, густым и удушающим, словно он оседал на коже, проникая в лёгкие.

Я замер.

Прямо передо мной, в полумраке, стояла тёмная фигура. Едва различимая, но неподвижная. Мои пальцы судорожно колотились, словно пытаясь нащупать хоть какую-то опору в этом кошмаре.

Медленно, почти на ощупь, я провёл рукой вдоль стены, наткнулся на выключатель и щёлкнул.

Свет резанул по глазам. И в тот же миг я увидел его.

Макс.

Стоял посреди комнаты, неподвижно, как застывший манекен, вырванный из времени, или тень, выбитая светом, без единого движения. Руки вдоль тела. Расслабленные. Лицо бесстрастное. Только глаза блестели — не отражением света, а чем-то глубоким, затянутым в себя.

И кровь.

Алые пятна покрывали его пальцы, запястья, стекали тонкими линиями по коже.

Я не сразу увидел её. Только когда взгляд опустился ниже, туда, где на белом ковре медленно разливалось тёмное пятно.

Девушка.

Животом вниз, без движения. Темные волосы разметались по полу, скрывая лицо. Пряди были спутаны, липли к коже, на концах темнели пятна крови. Она продолжала течь, пропитывая ковёр, впитываясь в мягкие волокна, и в комнате стояла оглушающая тишина, от которой закладывало уши.

Я потерял дар речи. Горло сдавило, словно кто-то сжал его железным обручем. Воздуха не хватало, в груди нарастало удушье, и на мгновение показалось, что я просто не смогу вдохнуть.

Откинулся на стену, холодное дерево врезалось в спину. Всё поплыло перед глазами. Слова застряли в горле, но я выдавил их сквозь глухую пульсацию в висках:

— М-макс… что это?

Он чуть наклонил голову, уголки губ дрогнули в слабой усмешке. Его пальцы неторопливо сжались и разжались, словно пробуя силу, а глаза вспыхнули чем-то тёмным, внимательным, изучающим. В этом взгляде не было ни страха, ни вины — только холодный интерес.

— Ну, как тебе сказать… — его голос был спокоен, почти ленив. Он глубоко вдохнул, будто собираясь с мыслями. — Это не я.

Усмехнулся. Без тени смущения.

— Меня подставили, — добавил он, и его смех стал чуть громче, будто это был не страх, не паника, а какая-то издёвка. Провёл двумя руками по волосам, убирая их назад, словно готовился сказать что-то важное.

Но не успел.

В тот же миг что-то вспыхнуло перед глазами.

Резкий образ.

Глухой звук удара, отдающийся вибрацией в груди, резкий, как раскат грома в замкнутом пространстве. Крик, рваный, полный ужаса, словно воздух выдирали из лёгких. Волна жара обожгла лицо, а в ушах стоял гул, будто мир на секунду потерял равновесие. Металл пробивает кость. Вспышка крови на стене. Кто-то захлёбывается, бьётся в конвульсиях. Я стою рядом.

Глаза распахнулись, и комната вернулась, но ненадолго.

Ещё одна картинка.

Лезвие скользит по коже, оставляя тонкую линию, из которой тут же вырывается кровь. Чьи-то пальцы вцепляются в воздух, ногти впиваются в плоть. В глазах жертвы паника, но я знаю, что ей не сбежать. Я… вижу это. Чувствую это. Как если бы это были мои руки.

Я моргнул.

Но это не остановилось.

Картинки сменялись одна за другой, разрывая реальность, и каждая новая вспышка ударяла по сознанию, оставляя в груди болезненный осадок. Я пытался дышать, но воздух казался вязким. На миг я снова был в комнате, чувствовал твёрдый пол под ногами, слышал своё собственное дыхание… но затем новая картина вырывала меня обратно в кошмар. Я видел, как мои пальцы сжимаются на чьей-то шее, чувствовал, как мышцы дрожат под кожей, как воздух срывается с губ умирающего. Ещё одно убийство.

Я моргнул, отчаянно пытаясь вырваться, но образы продолжали хлестать меня волнами — кровь, удары, крики, отчаянные попытки жертв освободиться. Я больше не знал, где я, кто я. Я был там. Я был частью этого. Каждая вспышка — новый кошмар, новый момент. Вижу, как тело падает на землю, слышу, как череп трескается от удара. Вижу лицо человека, просящего пощады. Чувствую его дрожь. Слышу хрип.

Голова откидывается назад. Тепло крови на коже. Смех.

Панорама убийств разворачивалась передо мной, выстраиваясь в цепь из того, что я никогда не видел. Или видел? В груди росло удушающее давление, как если бы воспоминания разрывали меня изнутри. Каждый новый кадр был не просто вспышкой, а чем-то осязаемым, реальным, чтобы быть иллюзией. Я мог слышать, чувствовать, даже предугадывать, что произойдёт дальше. Это было не чужое. Это было моё. И вдруг я понял. Мы были там.

Я видел не только себя. Я видел нас обоих. Я и Макс.

Мы делали это вместе.

Нет. НЕТ…

В голове пульсировала острая боль. Я не мог это помнить. Я не мог там быть. Это не мои руки. Не мои глаза, наблюдающие за тем, как чьё-то тело падает на пол. Не моё дыхание, смешанное с чужими предсмертными хрипами.

Но картинки продолжали вспыхивать, разрушая границы между тем, что я знал, и тем, что видел сейчас.

Кадры сменяли друг друга хаотично, без последовательности, словно кто-то разорвал ткань времени и бросил в меня фрагменты истины. Каждый момент, каждое убийство, что происходило в Блэквуде за последние недели, даже те, о которых я не знал — теперь я их помнил.

Всё сжалось. Сердце билось где-то в горле. Это было настоящее?

Я зажмурился, но образы продолжали мелькать. В висках стучала тупая боль, с каждой новой вспышкой усиливаясь, превращаясь в разрывающий гул. Головокружение накатывало волнами. Ноги будто теряли опору, тело больше не подчинялось, дрожь пробежала по рукам. Я стиснул зубы, но не мог остановить этот поток — он поглощал меня целиком.

— Алекс? — голос Макса вернул меня в комнату.

Я распахнул глаза. Он стоял передо мной, голова чуть наклонена, на губах играла тень улыбки.

— Что-то вспомнил? — тихо спросил он, склонив голову чуть набок. Губы тронула лёгкая усмешка, но глаза оставались холодными, напряжёнными, словно он с нетерпением ждал ответа. Его пальцы опять медленно сжались и разжались, а затем он шагнул ближе, чуть подавшись вперёд.

Я сделал несколько шагов назад, голова всё ещё гудела от увиденного.

— Нет. Нет, хрень это всё, — выдохнул я, качая головой. Сердце колотилось, но разум цеплялся за логику, за реальность. Это невозможно. Это не могло быть правдой. Ладони вспотели, а мысли метались, как загнанные звери. Макс стоит передо мной, спокойный, уверенный. Но я… Я не мог быть частью этого. Я не мог. — Я в этом не участвую.

Макс не шевелился, только продолжал смотреть на меня, изучающе, с той же лёгкой усмешкой. Я снова перевёл взгляд на девушку, лежащую на ковре. Кровь продолжала расползаться по ткани, и я почувствовал, как желудок сжался в болезненной судороге.

Чуть быстрее попятился назад, почти не отрывая взгляда от тела, затем развернулся и быстрым шагом направился вниз по лестнице.

Свисток. Он орал на весь дом, пронзительный, резкий, как сирена. Этот звук не просто наполнял пространство — он вгрызался. Он контрастировал с хаосом в голове, превращая всё происходящее в странную, неестественную картину, где реальность казалась зыбкой, словно вот-вот готовой рассыпаться.