Ельцын в Аду

Черти и святые молчали, но тут шеренга праведников пополнилась личным ангелом-хранителем обсуждаемого грешника:

– Я нашел одну живую душу, которая выступит в твою защиту!

И в штаб-квартиру нечистой силы вступила задержавшаяся после спиритического сеанса душа Бориса Немцова:

– У меня нет причины особенно любить Бориса Николаевича. Он меня, образно выражаясь, поматросил и бросил. Однако я не питаю к нему ненависти и испытываю уважение. Объясню, почему.

«Однажды в разгар скандала вокруг «Связьинвеста» президент Ельцин пригласил меня в Шуйскую Чупу (резиденцию в Новгородской области). В девять часов вечера сели пить чай и включили информационную программу «Время». С первой же секунды в программе начали чехвостить Ельцина в хвост и в гриву, с таким издевательством и презрением рассказывали о президенте, что я вжался в кресло. Мне настолько было неловко и неудобно находиться рядом с ним в этот момент, что готов был просто провалиться сквозь землю. Я следил за Ельциным и ждал его реакции. Ожидал всего... Вот он досмотрит программу и прикажет разыскать Березовского и наказать его или вообще разгонит Первый канал... А он посмотрел минут десять и говорит: «Выключите телевизор!» Потом полчаса возмущался, каким подлым способом его критиковали. Я сидел и думал: почему он попросил выключить телевизор, а не выключил того же Березовского из бизнеса и политики, - он же советский партийный начальник, который не привык к сопротивлению. Но Ельцин не мог позволить себе показаться слабым и уязвимым.

Потом мы ужинали, и Наина Иосифовна возмущалась: «Боря, ты смотрел программу «Время»? Это же был настоящий кошмар»! Но президент жену не поддержал и будто вообще не обратил внимания на ее слова. Он помнил, что пришел к власти на волне гласности, защищая свободу слова как фундаментальную ценность. Он из принципа не мог позволить себе затыкать рот журналистам, даже если они откровенно лгали, выполняя указания своих хозяев. Он считал заказную ложь для страны меньшим злом, чем государственную цензуру.

Он, конечно, не любил критику — это понятно, кто ее любит, – но он понимал, что надо терпеть, это мне нравилось. Он не боялся сильных людей, он вообще людей не боялся. Он мне один раз сказал: «Вы с Чубайсом смеетесь надо мной, думаете, какой я пьяный, глупый, а я ведь все понимаю... Но только вы имейте в виду — я президент, а вы бояре просто. Да, вы умные, да, вы образованные, но бояре просто. Я вас не боюсь, это вы меня должны бояться». То есть у него было абсолютное понимание своей роли, исторической роли. Он не верил в теорию заговоров, не был мнительным. Конечно, власть делает людей подозрительными — это понятно, но он никогда не относился к нам как к злодеям, он уважал наше мнение».

Теперь относительно международных дел. Будет неправдой утверждать, что он всегда пренебрегал интересами Родины. «В Швеции был... серьезный момент. В составе делегации полетел руководитель «Газпрома» Рэм Вяхирев. Это как раз был тот самый момент, когда правительство отказало в приватизации газового монополиста и не позволяло Вяхиреву за бесценок купить акции компании через трастовый договор. Ельцин взял Вяхирева за руку, подвел ко мне и спокойно так сказал: «Немцов прав. Трастовый договор надо разорвать. Это грабеж России. Будут проблемы, если не выполните».

Ельцин свое дело всегда, в любом состоянии знал хорошо».

И еще: он был исключительно храбрым человеком. «В мае 1996 года Борис Ельцин пригласил меня с собой в Чечню. Жители Нижегородской области собрали миллион подписей против войны, Ельцин обиделся, но когда он понял, что ему необходимо там каким-то образом решать проблему, позвонил мне: «Поедете со мной в Чечню. Будем устанавливать мир».

Поездка обещала быть тревожной и напряженной. Боевики грозили убить Ельцина и вообще много чего заявляли. В аэропорту «Внуково-2» Барсуков, тогдашний начальник ФСБ, показал красную папку с грифом «совершенно секретно», где лежало донесение ФСБ: «Агент по кличке «Кума» докладывает, что в районе села Знаменское во время пребывания президента России Бориса Ельцина на него будет совершено покушение бандой Басаева с использованием ракет «Стингер». Рекомендация: отказаться от поездки». (Никогда не забуду: «агент по кличке Кума»). Барсуков говорит мне: «Тебя Ельцин любит, скажи ему, чтобы он не ездил. Ты должен уговорить его остаться в Москве».

Без одной минуты девять к трапу подъезжает Ельцин, а вылет самолета назначен на девять утра. Выходит. Мы стоим — Коржаков и я. За нами полный самолет бойцов спецназа и «Альфы».

– Чего стоите?
– спрашивает Ельцин.

– Борис Николевич, Александр Васильевич и Михаил Иванович считают, что лететь не надо. Какой-то агент написал донесение, - говорю я и даю президенту бумажку.

Ельцин прочитал и произнес: «Идите в самолет, Борис Ефимович, а вы, трусы, оставайтесь здесь».

Барсуков остался, Коржаков втихаря, через второй трап все-таки пробрался в самолет. Мы прилетели в Чечню, здесь нас встречали 19 вертолетов, и в котором из них кто находится, понять было просто невозможно. Прилетаем в какое-то село. Ельцин меня увидел и приказывает: «Чтобы ни на шаг от меня не отходили. Где я — там и вы. Поняли?»

Встреча с чеченцами получилась бурной. Толпа кричит: «Дайте нам автомобили, постройте школы и детсады, дайте денег». Ельцин, обращаясь ко мне: «Записывайте! Будем решать!»

Вернулись на аэродром в Моздок, сели в самолет, и тут президент командует: «Давайте быстро стол накрывать». Все уже было готово: возле каждого кресла стояло по бутылке водки «Юрий Долгорукий», а каждая бутылка — по 0, 75 литра.

«Тоста будет два, - говорит Борис Николаевич.
– Первый за Россию, второй — за президента. В принципе, можно не пить».

У трапа в Москве в иллюминатор я увидел Наину Иосифовну и Татьяну Борисовну, они встречали Бориса Николаевича с цветами и плакали.

– Прям панегирик у тебя получается, - съязвил Сатана.
– Как в пословице: «О мертвом либо ничего, либо только хорошее». Хотя Чечня — это, конечно, сплошной кайф для меня! А вот замоченный в сортире террорист — какая гадость!
– Люцифера передернуло от отвращения.
– Пора закругляться, ельцинский адвокат, сорок дней твоего бывшего президента истекут весьма скоро...

– Заканчиваю и подвожу итог. Первый президент России во многих смыслах на самом деле был первым. У него имелось несколько основополагающих принципов: свобода лучше цензуры; рынок лучше плановой экономики; самодеятельные люди полезнее чиновников.

Сегодня невозможно даже в страшном сне представить, что какой-нибудь губернатор может собрать подписи против, скажем, поддержки Путиным кровавого режима Каримова в Узбекистане, или криминального соглашения с Туркменбаши «газ в обмен на людей», или против той же войны в Чечне. Я не могу себе представить, что хоть кто-то из высших чиновников осмелится даже просто выступить с критическим замечанием в отношении президента. И уж тем более невероятно, чтобы после такого демарша смельчак не пострадал. Если бы сегодня какой-то губернатор привез протестные подписные листы прямо к воротам Кремля, это расценили бы как террористический акт со всеми вытекающими последствиями.

Когда в последний раз мы все читали открытое письмо российского губернатора, например, о коррупции в высших эшелонах власти? Трудно вспомнить. Невозможно представить и такую ситуцию: открываешь газету, а там опубликовано обращение к Путину, например, губернатора Свердловской области Росселя (при Ельцине очень смелый был губернатор) с требованием разобраться, сколько государство (или конкретные чиновники) получили от сделки с Абрамовичем по покупке компании «Сибнефть»... Сегодня такое невозможно. Но еще недавно мы жили в другой стране...

Душа Ельцина растрогалась до самой своей глубины:

– Не знал я на земле истинных своих друзей! А кого знал — предал, как тебя, Борис, или Коржакова! Винюсь за все! Мой поединок с Горбачевым чуть не привел к гибели страны — теперь я это понимаю. Но, видит Бог, я этого не хотел! Я не был кровожаден, я не убивал, я не подписывал смертных приговоров, за исключением одного, когда казнили 64 бандита. Я не желал смерти даже злейшим врагам. И «я понимаю, - повторил он как-то сказанную в телеинтервью фразу, - что в раю мне не быть... Слишком много грехов...»