Элемент Водоворота

– А мне кажется, что в процессе этого обсуждения я ясно дал понять, что я по-прежнему против. Пойду сообщу Баки и Юуре, чтобы завтра на рассвете были готовы. – Марионеточник поднялся с кровати и, нерешительно сжав ладонью плечо Темари, направился к двери.

– Кан, – окликнула она, когда он уже почти вышел. – Ты никогда не говорил мне, что Акасуна-но-Сасори как-то связан с нашей семьей. Связан настолько, что мама упомянула его в своем последнем письме, а у отца остался ключ от его мастерской, – девушка протянула кукольнику небольшой ключ на тонкой бечевке, найденный между страницами дневника.

– Я мало что об этом помню, – ушёл от ответа Канкуро, застыв на пороге, затем немного поколебался и взял с её ладони ключ. – Но ты права, я проверю, пожалуй.

Кукольник захлопнул дверь и прислонился спиной к стене коридора. Он солгал и прекрасно знал, что Темари это поняла.

Канкуро не спеша брёл по ночным улицам Суны. Прохладный ночной воздух, пропитанный мелкими золотистыми песчинками, ласково обдувал отчаянно горевшие под слоем ритуальной краски щеки. В такой поздний час на улице не было ни души, лишь изредка цепкий взгляд кукольника улавливал фигуры патрульных шиноби, растворявшиеся в слабом свете фонарей, тонувшие в расплывчатых силуэтах округлых зданий.

Ноги шли будто сами, он словно на автопилоте вспоминал дорогу, которой ходил много лет назад. В памяти всплывали не столько мысли, сколько смутные ощущения, больше похожие на цветные сны или образы из детских сказок. Тепло маминой руки в его маленькой ладошке, сладкий привкус его любимых орешков в карамели, которые она непременно покупала ему по дороге, щекочущее чувство предвкушения чего-то интересного и захватывающего. Почему-то вспомнилось, как он считал вывески на магазинах и мастерских, определяя по ним, долго ли еще идти до места назначения. За восемнадцать лет почти все они сменились, а те, что остались на своих местах, выцвели под лучами палящего пустынного солнца, потрескались и совсем обветшали. Так же, как и его воспоминания.

Нарочно замедлив шаг, Канкуро преодолел последний поворот и остановился перед неприметной деревянной дверью. Кукольник огляделся: узкая улочка была освещена только тусклым светом фонаря, окна всех соседних домов давно погасли, а быть может, и не зажигались вовсе. Этот квартал на окраине Суны никогда не был густонаселен – сказывались неудачное расположение вдали от основных акведуков и близость стеклодувных мастерских. Теперь же практически все жилые дома были оставлены или переделаны в производственные помещения.

Марионеточник засунул руку в карман и сжал в кулаке ключ. Где-то глубоко внутри появилась насущная потребность оправдать свои действия, в первую очередь, перед самим собой. Он всего лишь посмотрит, нет ли там чего-то, что поможет получить информацию об одном из членов Акацки. Он всего лишь удостоверится, нет ли в этой мастерской каких-либо опасных объектов, угрожающих безопасности деревни. И у него нет совершенно никакого личного интереса, никакого желания снова оказаться в маленькой мастерской Скорпиона. Канкуро вздохнул, с усилием поворачивая ключ в старом замке.

Едва он распахнул тяжелую деревянную дверь, в лицо ударила прохладная темнота, пропитанная настойчивым запахом нежилого помещения. Достав из кармана предусмотрительно прихваченный фонарик, Канкуро посветил вниз, помня, что в мастерскую вела шаткая деревянная лесенка ступеней в семь-восемь, которую он обычно преодолевал в несколько прыжков. Осторожно спустившись, кукольник осветил пустое помещение в поисках источника света и зажег висевшую над рабочим столом лампу, подивившись, что через столько лет в эту каморку всё ещё подавали электричество. Когда глаза привыкли к свету после кромешной темноты, он принялся осматривать небольшую мастерскую.

Помещение было очень маленьким и тесным, в нем едва помещался небольшой шкаф с несколькими полками, на которых были сложены инструменты, материалы и недоделанные детали марионеток. В одном из ящиков обнаружились теснившиеся друг к другу небольшие скляночки с постаревшими этикетками, в другом – несколько перевязанных тонкой бечевкой свитков, на которых красовались выведенные аккуратной рукой надписи, видимо, с названиями кукол. Канкуро вдруг вспомнил, что в этом шкафу никогда не было порядка, однако хозяин мастерской всегда безошибочно, не глядя, выуживал с полок необходимый инструмент или реактив.

Канкуро обернулся к столу. Чуть шершавые пальцы кукольника осторожно провели по покрытой толстым слоем пыли гладкой столешнице, оставив на ней следы. Широкая, достаточно прочная и удивительно удобная рабочая поверхность, сделанная из массива дерева, несколько небольших ящиков. В углу – полуразвалившееся старое кресло. Во всех его расплывчатых и смутных воспоминаниях Сасори работал стоя, поэтому кресло большую часть времени пустовало и использовалось, только когда мастеру нужно было сцепить друг с другом тонкие или мелкие детали, что требовало концентрации и неподвижного положения пальцев.

Рядом со столом он заметил небольшой стул на высоких ножках, к которому была прикреплена импровизированная рабочая поверхность, покрытая царапинами, трещинами, масляными пятнами и прочими следами долгих проб и ошибок. Канкуро сглотнул подступивший к горлу комок, протянутая к сделанному специально для него маленькому стулу рука поневоле дрогнула, осторожно, почти нежно погладив запылившуюся спинку.

Сердце болезненно сжалось от нахлынувших образов. Он вспомнил теплые руки, усаживавшие его в этот стул, чтобы ему было лучше видно. Вспомнил длинные пальцы, скользившие по рабочей поверхности стола, ловко управлявшиеся с инструментами, превращавшие обычный кусок древесины в оживавшую на глазах куклу. Цепкие и натруженные постоянным управлением множеством марионеток, но тонкие, изящные, мягкие, совсем не такие, как у него самого. Вспомнил негромкий голос и рассказы о великих мастерах-кукловодах, от которых перехватывало дыхание и потели ладони. Вспомнил большие карие глаза, взгляд которых удивительным образом менялся с безразличного и даже жесткого на мягкий и немного печальный, стоило им с мамой появиться на пороге мастерской. Вспомнил грустную улыбку тонких губ, которой Сасори провожал его, уже полусонного, передавая на руки матери.

Канкуро судорожно выдохнул, вновь оглядывая ошалелым взглядом мастерскую. Он не думал, что будет так сильно чувствовать. Он думал, что совсем забыл, что ощущения притупились, затерялись в веренице событий его жизни, стерлись, как те старые вывески. Он не думал, что будет плакать, сжав в кулаке два небольших свитка с аккуратной надписью «Для Канкуро» и маленького, до блеска истертого детскими пальчиками деревянного солдатика, подаренного ему на его третий день рождения.

– Сасори-но-Данна, за каким, позвольте спросить, хреном мы здесь сидим? – не выдержал Дейдара через четверть часа молчаливого пребывания в небольшой пещере недалеко от Суны.

– Ждём информатора, – безразлично ответил марионеточник, склонившись над развернутым на полу свитком, периодически складывая печати и касаясь деревянными пальцами пергамента.

– Я всё равно не понимаю, ага! – Блондин смачно приземлился на пятую точку и скрестил руки на груди в жесте праведного возмущения. – Лидер-сама разве Вам что-то велел выяснить? На кой чёрт мы сюда припёрлись? Я весь вспотел, и руки за день обгорели на солнце, мм.

– Могу тебе их отрезать, если так мучаешься, – предложил кукольник, не поднимая головы. – И язык заодно.