Елисейские Поля
Шрифт:
Екатерина Львовна смущенно отбивается от дочери:
– Ну довольно. Успокойся. Полежи тихо. Хуже Люки.
Вера вытягивается поверх одеяла рядом с матерью.
– Нет, мне серьезно жаль тебя, мамочка. Тебе непременно надо еще замуж выйти. У тебя такие плечи, такие глаза, такие губы. Тебе нельзя быть вдовой.
– Глупости все это, Верочка. Но как ты нервна!
– Ах, я совсем не нервна. Я влюблена, я счастлива. И я хочу, чтобы все были счастливы, и прежде всего ты.
Вера снова целует мать:
– Мамочка моя милая.
Екатерина Львовна нежно гладит ее темные волосы:
– Странная ты. Такая ласковая, а сердца у тебя настоящего нет, и никого ты не любишь. Как кошка. Ну, иди спать. Дай я тебя перекрещу. Уже поздно.
– Спокойной ночи, соловей мой.
Вера целует еще раз мать и, соскользнув с постели, бежит, смеясь, к себе.
Люка еще не спит. Она лежит в темноте с закрытыми глазами, сложив руки на простыне.
Вера тихо проходит мимо нее, кровать легко скрипит, шуршат простыни.
– Вера, – зовет Люка, – Вера, послушай.
– Ты не спишь, Люка? Уже поздно.
– Послушай, Вера.
– Ну что?
– Я все лежу, думаю о тебе и не могу заснуть.
Вера тихо смеется:
– Брось думать. Знаешь, индейский петух тоже думал…
– Вера, не смейся. Вера, ты не боишься выйти замуж?
– Боюсь? Что ты еще выдумала?
– Но ты разве забыла? Ты ведь мне сама рассказывала… И все это будет с тобой, подумай…
– Ах вот ты о чем. – Вера зевает. – Спи лучше.
Простыни снова зашуршали.
– Но Вера, – взволнованно зашептала Люка. – Ведь это так страшно, так страшно…
– Молчи. Не мешай мне спать. И не волнуйся, пожалуйста. Ты еще мала, не понимаешь. Я совсем не боюсь, я очень счастлива. Спи, Люка.
Люка замолкает на минуту.
– Вера, – снова зовет она. – Вера…
Но ответа нет.
Люка подгибает выше холодные колени, закрывается одеялом до самого подбородка и вздыхает. Вера смеется, не хочет слушать. Неужели она не понимает, что ее ждет?
Люка закрывает глаза, чувствуя страх перед этой тяжелой, непонятной, грязной жизнью, и сейчас же засыпает.
13
Екатерина Львовна разбирала покупки, только что принесенные из магазина. Вера сидела на диване и безучастно глядела в окно.
– Кружева очень хороши. А шелк слишком тонкий, будет плохо стираться. Да что с тобой, Верочка? Даже не посмотришь, будто не для тебя все это.
– Скучно…
В столовую вбежала Люка, неся Верину новую шубу:
– Стыдно хандрить, Вера. Тебе скучно, а нам от этого тошно. Вот и Мурзик загрустил. – Люка высоко подняла шубу. – Видишь, даже рукава повесил. Улыбнись Мурзику, Вера, а то он обидится.
– Отстань, Люка.
– Фу, какая ты злая, слышишь, Мурзик говорит: для того ли я пятнадцать тысяч стоил, чтобы на меня и взглянуть не хотели? Для того ли я такой пушистый и теплый? Ну улыбнись, а то Мурзик обидится. Неужели ты больше
не любишь его?– Что там любить, подумаешь. Ведь это только шуба. Пускай дорогая, но все-таки только шуба, больше ничего.
Люка, прищурившись, взглянула на сестру:
– А ты что хотела, чтобы шуба Исаакиевским собором была?
Вера рассмеялась:
– Ты глупая, Люка. Ну пойдем, помоги мне одеться. И Мурзика тащи. Хочешь, поедем с Володей в Булонский лес чай пить?
Люка запрыгала. Рукава шубы замахали в воздухе.
– Ура! Не сердится, не сердится. Только пить будем не чай, а шоколад, хорошо?
14
Накануне дня свадьбы приехала из Бордо тетя Варя и теперь сидела за столом в столовой.
Люка внимательно разглядывала ее. Мамина сестра, а совсем не похожа. Такая толстая, самоуверенная. Только на три года старше, а совсем старуха.
– Это хорошо, – говорила тетя Варя, – что замуж выходит. Тебе легче будет. Да и спокойней. Долго ли с теперешними до греха. Очень я рада, что у меня сын, а не дочь. Вот и Люку поскорей пристрой.
– Ну, Люка еще ребенок…
– Я и не говорю, чтобы сейчас. Когда шестнадцать лет будет. Что же это Вера так долго? Завтра свадьба, выспаться даже не успеет. Эх, как все неправильно.
Екатерина Львовна улыбнулась:
– А ты по-прежнему хочешь, чтобы все правильно было?
– А то как же? – удивилась тетя Варя и, поставив локти на пеструю скатерть, поправила шпильки в прическе. – Все должно быть правильно, не так, как у тебя. В доме беспорядок, да и в жизни твоей всегда беспорядок был. Никогда ты не знала, что хочешь. Вот и дочку так воспитала. Любит она хоть жениха своего?
– Кажется, любит.
– Кажется? Мать, а не знаешь. Эх ты, – презрительно мотнула она головой. – Да и то, какая у них, у теперешних, любовь.
– Да ты, Варя, не волнуйся, – успокаивала Екатерина Львовна. – Вот, попробуй варенье. Я сама варила…
– Ты мне, Катя, зубы вареньем не заговаривай…
Вера бросает шубу на диван, снимает туфли.
– Ноги даже заболели. Люка, тащи саночки.
Люка бежит за саночками, Вериными утренними туфлями.
– Так смешно, – рассказывает Вера, – там какой-то длинный все на меня смотрел, а Володя злился.
– Ты причащалась, Вера? – неожиданно спрашивает тетя Варя.
– Нет. А разве надо было?..
Тетя Варя всплескивает руками:
– Господи, да что же это такое?
– Ничего, ничего. И так окрутят. Вы не беспокойтесь, тетя. Ах, как я устала.
– Но ты хоть бы подумала серьезно о том, что в новую жизнь вступаешь…
– О чем там думать? Все уже передумано. Спать надо. Ну, спокойной ночи.
Вера встает и, на ходу развязывая пояс платья, идет в спальню. Люка бежит за ней. Вера садится на кровать:
– Завтра меня уже тут не будет…
Люка, сидя на корточках, стаскивает с нее чулки.