Елизаветинская Англия. Путеводитель путешественника во времени
Шрифт:
Истинно верю я, что Сатану, князя тьмы, выпустили на свободу в этой стране — иначе она никак бы не смогла так глубоко погрязнуть в гордыне… будь трижды прокляты годы, породившие столь отвратительные плоды; несчастны люди, которых Сатана околдовал и пленил гордынею.
VII. Путешествия
Существительным слово road («дорога») стало только при Елизавете — его начали изредка употреблять с 60-х годов XVI века. Чаще используются слова highway («большая дорога»), path («дорога»), lane («переулок»), street («улица») и way («путь»). Тем не менее, как дороги ни зови, но они — один из самых древних элементов искусственного ландшафта. Многие дороги сохранились еще с римских времен. Даже в городе, где дома постоянно перестраивают, повороты и изгибы древних путей лежат неподвижно, словно призраки, среди меняющихся зданий. Транспорт на этих дорогах тоже не меняется. Стоя у городских ворот в базарный день, вы по-прежнему
68
Horman, Vulgaria, ‘de coniugalibus’: «Женщины, носящие корзины на головах, кладут пучок сена между грузом и головой, чтобы он не упал».
Рост использования четырехколесных карет (coaches или cars) связан в первую очередь с появлением дворянства и зажиточных горожан. Пассажирские кареты существовали еще в XIII веке, а то и раньше, но до нынешнего времени ими пользовались исключительно короли и аристократы. А вот вскоре после коронации Елизаветы количество карет на дорогах резко увеличилось. Во многом это случилось благодаря возвращению эмигрантов-протестантов с континента, где богачи уже довольно давно ездили на каретах. В 1560 году в одном Антверпене было 500 карет. Вильям Бонен, приехавший из Нидерландов в 1564 году, настолько впечатлил королеву своими умениями, что она сделала его своим личным кучером. Вот хороший пример того, как протестантская революция повлияла на все сферы жизни.
В королевской семье кареты называют close cars (потому что они закрыты со всех сторон). Лондонцы называют их caroches — искаженным итальянским словом carrozze, обозначающим пышно украшенные экипажи богачей. Первоначально королевские кареты делал королевский колесник, но в 1569 году эту задачу передали специальному «каретнику» (coachmaker) Вильяму Риппону, который к тому времени уже несколько лет делал кареты для аристократов. Между 1578 и 1586 годами для королевы делают четыре кареты: у них деревянные днища, каркасы из железных прутьев, кожаные боковины, а внутри они проложены льном и ярко раскрашенной непромокаемой тканью. Для безопасности ее величества двери карет запираются. Когда королева отправляется в путешествие, она берет с собой 300–400 телег и повозок, задействуя до 2400 лошадей; но ей самой в этом караване «принадлежат» личная карета, запасная (на случай, если первая сломается), а также карета с «королевскими удобствами», где стоит «закрытый стул» (переносной туалет) на случай, если королева или ее фрейлины захотят воспользоваться им в пути [69] .
69
Arnold, Wardrobe, p. 232. Фон Ведель (Arnold, Wardrobe, p. 232) говорит о трехстах телегах, а в Harrison, Description, book 3, ch. 1 упоминаются четыреста.
Еще одна причина внезапного роста популярности карет — снизившаяся стоимость производства. В Средние века конструкция кареты была очень сложной, и на нее уходило до нескольких сотен фунтов. В эпоху Елизаветы большинство людей решили, что им вовсе не нужны резные и позолоченные украшения или занавески из вышитого шелка — достаточно просто ехать на четырех колесах. В 1573 году новая карета стоит всего 34 фунта 14 шиллингов, плюс еще 2 шиллинга 6 пенсов за изображение на ней вашего герба. Подержанная карета может стоить вообще всего 8 фунтов: граф Эссекс оценил одну свою карету именно во столько, а две старые кареты графа Бедфорда вместе стоили в 1585 году 10 фунтов. Эти цифры, правда, не включают в себя упряжку из четырех или шести лошадей (10 фунтов или даже больше). Не стоит недооценивать стоимость еды для лошадей, особенно если живете в городе. Когда мистрис Китсон, купившая новенькую карету, в 1574 году приехала в Лондон, она потратила на еду для себя и слуг 2 фунта 11 шиллингов 9 пенсов. Ее лошади за то же самое время наели на 2 фунта 18 шиллингов 4 пенса.
Спрос на кареты растет в основном благодаря женщинам. Отчасти потому, что англичане считают, что если в карете едет джентльмен, он ведет себя по-женски. Леди Сесил путешествует в карете, а вот ее муж, сэр Вильям, ездит верхом — даже в уже довольно почтенном возрасте. Доктор Джон Ди в 1595 году нанимает карету, чтобы довезти жену и детей из Мортлейка в Ковентри, а сам следует за ними верхом. В Лондоне аристократки любят ездить в экипажах за покупками на Королевскую биржу. «Паж, попроси кучера запрячь лошадей в карету — говорит некая леди, выходя из лавки, и добавляет: — Давай, кучер, чего мы ждем? Гони лошадей!» Мы уже встречались с цитатой Томаса Платтера, что англичанки «часто гуляют по улицам или ездят в повозках» вместе. Одно из несомненных достоинств кареты — там можно поговорить с подругой с глазу на глаз. В «Венецианском купце» Порция говорит Нериссе: «Идем, однако; план же мой подробно я объясню в карете» [70] . Мужчины, в свою очередь, садятся в карету, если хотят признаться в чем-то женщине, тайно с ней встретиться — или соблазнить [71] .
70
Шекспир, «Венецианский купец», действие III, сцена 4.
71
«А ведь тут были и рыцари, и лорды, и другие знатные джентльмены — и все в каретах. Клянусь вам, карета за каретой, письмо за письмом, подарок за подарком». Шекспир, «Винздорские насмешницы», действие II, сцена 2.
Мужчины-иностранцы
в Англии, с другой стороны, не стесняются ездить в каретах. Некоторые немецкие и швейцарские туристы считают английские седла неудобными, так что нанимают экипажи. В сентябре 1599 года Томасу Платтеру и его спутникам уже к Кентербери так надоедает ехать верхом, что они обменивают своих скакунов на двухколесную длинную телегу и упряжку из пяти лошадей (средневекового типа — лошади там запряжены одна за другой). Платтер со спутниками едут на этом транспортном средстве целую ночь и добираются до Рочестера в четыре утра. Более комфортабельные четырехколесные кареты можно арендовать в Лондоне — за 16 шиллингов в день плюс еда для кучера и корм для лошадей. Помните: если вы остановитесь в гостинице и ваш кучер услышит, что дорогу впереди развезло, он может отказаться ехать дальше. Карету на плохой дороге очень легко повредить, а ремонт обойдется кучеру в баснословную сумму.Распространение колесного транспорта кое-где вызвало враждебную реакцию, особенно в Лондоне — негодование, направленное против быстрых карет, не менее сильно, чем три столетия спустя — против автомобилей. Естественно, были и несчастные случаи. В 1562 году двенадцатилетняя Бриджет Сертен погибла, когда карета налетела на нее и врезалась в стену Олдгейта. В «Обзоре Лондона» Джон Стоу пишет:
Повозок, подвод, телег и карет стало намного больше, чем раньше, улицы и переулки выпрямили, и ходить по ним стало намного опаснее — доказательства этому появляются каждый день. Кучер сидит за лошадиными хвостами, хлещет лошадей кнутом и даже не оглядывается; ломовой извозчик просто сидит на подводе и спит, а лошадь сама везет его домой. Я знаю, что по хорошим законам и обычаям этого города «обутые» телеги [телеги с железными шинами на колесах] в него не допускаются, кроме как по неотложным нуждам… а еще переднюю лошадь, запряженную в карету, нужно обязательно вести вручную — но эти приказы никто не соблюдает… В последние годы мода на кареты, завезенная из Германии, так широко распространилась, что мы уже не видим различий ни во временах, ни в людях; ибо для многих из тех, чьи родители рады были ходить пешком, мир теперь движется на колесах.
Джон Тейлор, перевозчик на Темзе, в свободное время сочинявший стихи, тоже соглашается с этой жалобой; но главное, что его беспокоит, — потеря клиентуры. «Это гремящий и грохочущий век, и весь мир движется на колесах, — пишет он. — Раньше многие зарабатывали себе на жизнь, сдавая путешественникам лошадей и кареты внаем, но сейчас они разоряются буквально десятками…» В другом месте он и вовсе жалуется в рифму:
Кареты, экипажи, кони, лошади… А мы стоим, покинуты и брошены. У нас и денег больше нету, ибо Колеса увезли всю нашу прибыль.В связи с этим в парламент в 1601 году представляют билль об ограничении использования карет. Однако во втором чтении его отвергают.
Отказ кучера ехать по определенной дороге — совсем не каприз. Римские и средневековые дороги предназначались для людей и животных, ходящих пешком, а не для карет с железными шинами. По словам Вильяма Гаррисона, «[дороги] на глинистой почве очень глубоки и опасны…». Да и в городах подавляющее большинство улиц не замощено. Худшие перекрестки засыпают песком, чтобы он впитал хоть немного грязи, но в остальных случаях телегам приходится преодолевать глубокие борозды с сухой грязью или мягкой влажной землей. Любые оставшиеся от римских мощеных дорог камни только доставят кучеру лишних проблем, а не помогут. Землевладельцы и арендаторы земли, граничащей с большими дорогами, должны поддерживать вдоль дорог дренажные канавы, но ответственные лица не всегда внимательны к их состоянию. Как только канава засоряется, дорога тут же превращается в трясину.
Ехать на карете или телеге по городу не менее опасно. Многим людям просто негде складывать дрова, кроме как на улице: иногда — под карнизами домов, но зачастую — и прямо на дороге. Во многих городах действуют подзаконные акты, прямо это запрещающие, но проблему они не решают. Ящики, ветки и стволы деревьев, сломанные повозки, ожидающие ремонта, треснутые бревна, бочки и корыта — все это тоже может запросто валяться на улице. Люди копают ямы прямо на дорогах, добывая оттуда песок и глину на штукатурку для своих зданий. Распилочные ямы, иногда до шести футов глубиной, не менее опасны, особенно когда их выкапывают прямо рядом с дорогой, чтобы легче было выгружать большие стволы. За копание колодцев на большой дороге или рядом с ней серьезно штрафуют; в 1573 году девушка-служанка из Реттендона упала в придорожный колодец и утонула.
Некоторые современные историки утверждают, что за все правление Елизаветы никаких мер по улучшению дорожной ситуации принято не было. Но это не так. Принимаются несколько парламентских актов по исправлению плохого состояния дорог, самый важный из которых был издан незадолго до вступления Елизаветы на престол. В акте 1555 года описывается следующий процесс: церковные старосты в каждом приходе на Пасху назначают двух дорожных инспекторов. Эти инспекторы объявляют четыре дня в году, когда все прихожане обязаны ремонтировать дороги. Каждый фермер должен отправить телегу и двух своих людей, а каждый коттеджер обязан работать сам — под угрозой крупного штрафа. Второй акт, 1563 года, намного масштабнее предыдущего и предлагает последовательную реформу английской дорожной системы. Он ограничивает размер гравийных и песчаных ям, делает обязательным выкапывание и очистку дренажных канав возле главных дорог, разрешает инспекторам забирать из карьеров небольшие камни в любом количестве для починки дорог, увеличивает ежегодное количество дней для дорожных работ до шести и повышает штрафы для тех, кто отказывается в них участвовать. В 1576 году третий акт еще расширяет текущее законодательство. Кроме того, в 1585 и 1597 годах принимаются акты о ремонте отдельных участков больших дорог в Суссексе, Суррее и Кенте. Если вы путешествуете летом, то увидите, как все эти законы соблюдаются — по крайней мере, частично. В 1581 году в Грейт-Истоне, графство Эссекс, две дюжины фермеров и батраков отправляют телеги или сами работают на ремонте дорог; еще 27 человек платят либо 1 шиллинг за то, что не прислали телегу, либо 12 пенсов за то, что не работали, и эти штрафы тоже тратятся на ремонт дороги. Вильям Гаррисон подтверждает, что богатые фермеры предпочитают платить штрафы, так что в среднем лишь в два дня из шести ремонтом занимаются действительно все.