Элрик: Лунные дороги

– Что сейчас делает кенабик? – спросила я Айанаватту.

– Не уверен, – хмурясь, ответил воин. – Но думаю, что он поет песню смерти.

Голос зверя стал еще ниже, и между нами вдруг возникла связь. Я почувствовала, как его озадаченный разум проник в мой, вопрошая о чем-то. Но не меня. Не меня. Мы чувствовали взаимное отвращение. Но и любопытство. Чудовище осторожно касалось моей личности почти с благодарностью.

Все это время оно продолжало петь. Отчего-то я поверила, что оно рассказывает историю своего племени, их славы, добродетелей и гибели. Психолог решил бы, что это проекция, начал бы спорить, что животное не способно на столь сложные чувства и мысли. Но, как сказал Айанаватта, кто мы такие, чтобы определять ценность или качества существ с другим восприятием?

Я не могла заставить себя слиться с разумом кенабика. Он слишком отличался от всего, что я могла понять. Он грезил о полях высокого тростника, о густых питательных папоротниках, песня его начинала все больше и больше отражать его мечты. Между гулким голосом и странным райским видением установилась странная гармония. Я воспринимала все то, о чем хотели мне сообщить разумные существа. Сейчас это была пугающая и путаная смесь не до конца понятных образов и чувств. К кому еще могло обратиться умирающее существо? Еще один голос запел песню, и две мелодии так сплелись, что я уже не могла различить, кому какая принадлежит.

И чудовище резко переключило свое внимание на кого-то другого. Должна признаться, я почувствовала облегчение. Я не впервые общалась с умирающим духом, но вряд ли могла утешить это странное древнее существо.

Тучи немного разошлись, и дождь прекратился. Мы увидели, что стоим в высокой, по пояс, траве. На небольшом расстоянии, спиной к нам, стоял Белый Ворон. По его позе и положению головы я поняла, что кенабик находится где-то чуть ниже него. А затем сквозь туманные заросли разглядела поднимающуюся клювастую голову. Огромные желтые глаза искали того, кто поет другую песню. В глазах плескалась озадаченная благодарность. Умирающий зверь познал милосердие.

Тучи набежали снова. Я увидела, как Белый Ворон поднял копье с серебристым наконечником.

Обе песни замолкли.

Мы ждали очень долго. Дождь хлестал, по траве из-за ветра пробегали блестящие волны. Мы начали привыкать к неистовым атакам стихии. В конце концов мы с Айанаваттой приняли решение. Спешились, приказав Бесс оставаться на месте, если, конечно, не придется бежать от опасности, и пошли вперед сквозь плотные стебли травы. Мокасины тонули в плотной, вязкой грязи. Айанаватта остановился и прислушался, сделав мне знак хранить молчание. Наконец и я услышала тихие шаги.

Белый Ворон пробирался сквозь траву. На плече он нес копье и два огромных пера, великолепных на фоне серого неба. С головы до ног он был измазан кровью.

– Мне пришлось залезть в него, – пояснил он, – чтобы найти амулет отца.

Мы пошли за ним туда, где ждала нас Бесс. Мамонтиха заметно обрадовалась его возвращению. Белый Ворон взял два гигантских блестящих пера и прикрепил их среди шерсти на мохнатой голове. Ее шкура была настолько плотной, что перья не выпали, и Белый Ворон заверил мамонтиху, что чуть позже вплетет их понадежнее. Бесс выглядела довольной, гордясь своим новым украшением. Белый Ворон поздравил ее с победой. Затем он вернулся к ручью и смыл кровь с тела, а потом запел. Он пел о Бесс и ее героическом духе. Она присоединится к своим предкам в вечном танце, и ее дела будут прославляться вечно. Он пел о великом сердце своего погибшего врага. И мне показалось, что дух зверя упокоился, оставив этот мир и воссоединившись со своими братьями на вечных пастбищах.

Остаток дня и часть ночи Белый Ворон провел, купаясь и стирая одежду. Вернувшись в лагерь, он с благодарностью присел к костру, который мы развели. Вытащил трубку и молча раскурил ее. Затем он потянулся к котомке, лежавшей поверх выстиранной одежды, запустил в нее руку и что-то вытащил, чтобы показать нам.

Свет костра отбрасывал дрожащие тени, мешая мне разглядеть, что у него в ладони.

– Пришлось забраться ему в желудок, – сказал Белый Ворон. – Трудно было. И времени потребовалось много. У кенабика три желудка, и все больные. Я надеялся найти что-нибудь еще. Но там оказалось только это. Возможно, это все, что нам нужно.

Пламя взвилось ввысь, освещая ночь, и я разглядела нечто маленькое. Голубое, желтоватое, алое. Круглое. Странно знакомое…

Я узнала предмет.

Тело тут же отреагировало. Голова закружилась. Я начала задыхаться. Мозг отказывался воспринимать то, что увидели глаза.

Я смотрела на точную миниатюрную копию огромного чародейского щита, на котором я приплыла в этот мир. Я нисколько не сомневалась, что это тот же самый щит. Все сходилось идеально, кроме размера.

– Он принадлежал моему отцу, – сказал Белый Ворон, – когда тот был Белым Вороном. Теперь я настоящий Белый Ворон.

Он сказал это сухо. Безжизненным голосом. Сжал талисман в кулаке, а потом положил обратно в котомку.

Я посмотрела на Айанаватту, словно в поисках подтверждения, что я не ошиблась, узнав чародейский щит, но он ведь никогда его по-настоящему не видел. Лишь мельком, в пророческом сне. Я была уверена, что совпадали самые мельчайшие детали. Но каким образом он так уменьшился? Может, из-за каких-то биологических процессов в желудке зверя? Или из-за чего-то сверхъестественного, чего я не замечаю?

Это Клостергейм стал карликом – или я великаншей? Что творится с размерами? Неужели это проделки Хаоса? Или Порядка, который в своей безумной мудрости наложил такое условие на мир?

– Что там у тебя? – наконец-то спросила я.

Белый Ворон нахмурился и сказал:

– Чародейский щит моего отца.

– Но его размер…

– Мой отец не был большим человеком, – ответил Белый Ворон.

Глава шестая Прошлогодние снега

На север к водам северным, На север к дальним берегам… У. С. Харт. Творец законов

Итак, достигнув очередного этапа путешествия во сне, мы с моими спутниками продолжили двигаться на север. Казалось, все препятствия остались позади. Погода, пусть и прохладная, прояснилась.

Интуиция подсказывала мне, что Улрик еще жив и вскоре мы с ним воссоединимся. И только постоянный настойчивый шепот порывистого ветра напоминал, что у меня есть таинственные противники и они попытаются остановить меня, чтобы я не смогла встретиться с мужем.

Добычи становилось все больше, и я кормила наш отряд мясом антилоп, зайцев, куропаток и гусей. Нам попадались дикорастущая люцерна, кукуруза и картофель. Мои спутники взяли с собой в дорогу мешочки с сушеными травами, которые они использовали для курения и приготовления пищи. Я стреляла гораздо лучше них, и мужчины позволили мне охотиться. Мы привыкли питаться очень хорошо, ужинали обычно на закате, Бесс в это же время радостно паслась на пышных лугах и в кустарниках. Мы наслаждались прекрасными пейзажами под изысканным светом, высокими вершинами гор на горизонте и желто-зеленой прерией. Темно-золотые лучи солнца окрашивали вечернее небо охрой и алым.