Эмбер Глоу: Око Бури

Ибо видение грядущего полыхало заревом пожаров и взрывов куда более разрушительных, чем во время Бури. А разжигателем их был воин чудовищной силы, развращённый безграничным могуществом и снедаемый неутолимой жаждой запретной мудрости, Доэтваль Бальдевейн, в чьём облике ещё явственнее, чем в имени – с беспощадной безошибочностью – угадывался несчастный Тьюди.

4

– …и Кадмар подумал на тебя? Ну, уж это он загнул. Хотя… это же Кадмар.

Тьюди, конечно, рассказал и о Виге. Некогда неразлучный с доралихом, он лишь изредка заглядывал в сад, словно избегал его теперь, и Эмбер не могла не винить себя за это.

Так что подробностей случившегося Тьюди не знал. Только слышал, что Виграда последнее время терзала неясная тревога, и он подолгу пропадал на пустынных окраинах. А накануне получил сообщение, заставившее его немедленно покинуть Чертог.

Следы его оборвались над сумрачным Иссотом, чьи густые туманы поглотили сигнал небесной ладьи Хранителя, и миротворцы, отправленные на поиски, не нашли даже её.

– Иссот? – встрепенулась Эмбер. – Огаро об этом не говорил.

На выглянувшем из-под капюшона лице застыла озабоченная рассеянность. Руки странницы, всё ещё сидевшей со старым приятелем на газоне, начали невольно щипать недостриженную траву.

– А что он сказал? – вздрогнул Тьюди, подсознательно уловив беспокойство собеседницы.

– Иссот, вот оно что… Тогда всё встаёт на свои места… А, что сказал? В сущности, даже меньше, чем ты. Но ещё – о том сообщении…

– И что в нём было?

Медля с ответом, пришелица понурилась, закрыла глаза. Глубже вдохнула печаль бледного вереска, поёжилась от пробежавшего холодка, вслушалась в тревожное бормотание серебристых ветвей. Погрузилась в тягостные раздумья…

– Эмбер Глоу!

Неожиданный оклик заставил её резко обернуться.

Налетевший ветер сорвал капюшон с головы, ослепил на миг, растрепал волосы, упавшие на лицо, – и, когда она вновь открыла глаза, собственные янтарные пряди были единственным, что обладало цветом в поблёкшем вдруг мире. Окружающее расплылось, отдалилось, начало двоиться…

У странницы перехватило дыхание на долю секунды: будто Вселенная покачнулась.

Покачнулась, но осталась прежней.

– Простите, а… Вы правда Эмбер Глоу? – окликнувший её страж, тот самый мальчишка со ступеней, смотрел на неё сверху вниз и выглядел ещё более озадаченным, чем наутро.

Кажется, ни он, ни Тьюди ничего не заметили, и, потерев глаза, Эмбер снова увидела мир в прежних красках.

– Просто… – миротворец, рассматривающий её с интересом, замялся.

– Что, хорошо сохранилась со времён Бури, а? – в отличие от него, Тьюди за словом в карман не лез.

– Не так хорошо, как кажется, – усмехнулась Эмбер, толкнув его плечом.

– Ну, исхудала немного, не беда. Откормим, не в первый раз.

Одинокий смех верзилы быстро стих, и страж, окончательно стушевавшись, протараторил:

– Хранитель зовёт вас.

Молча кивнув старому знакомому, пришелица послушно встала и, накинув умиротворяющий капюшон, последовала за миротворцем.

– Беместа, так что же было в сообщении? – крикнул Тьюди вслед.

Страж удивлённо глянул на спутницу, но та не остановилась и не обернулась. Лишь плотнее надвинула капюшон и тяжело выдохнула:

– Эмбер Глоу. Мой позывной.

Ступая на шаг позади юноши по узкой садовой дорожке, пришелица снова погрузилась в размышления. Зрение не раз подводило её в прошлом. И только Виг помог ей восстановить помрачённую ясность восприятия.

Исцеление телесных очей, милосердно дарованное Светом вкупе с прозрением смежённых очей ума, спасло её от неминуемой гибели. И разве только её одну…

Она бережно хранила эти дары, проводя время в безмятежном созерцании на безоблачно-ясном пляже Элестрена, чьё сиреневое солнце неподвижно застыло над морем. Здесь дни не сменялись ночами, а таяли в шуме неторопливых волн, в мерном течении неуловимых часов.

Это был таинственный мир, куда странница попала через портал в священных руинах крохотного острова на планете Алессион – скрытое измерение, затаившееся под самым носом шумной столицы. Бево Беато направил её туда после Бури, зная, какую боль она в себе носила.

Она устремилась к Свету всем своим существом, подобно скудной и бледной поросли среди золотых песков отшельнического мира, избранного ею для уединённого совершенствования. Глядя на редкие травинки, чудом взросшие на сухой почве и непрочно держащиеся за неё крохотными корешками, она училась видеть в себе подобное создание: бренное, ничтожное, беспомощное в отсутствие живительного Света, но всё же взращённое и хранимое Им.

«Без Света я – только прах, возомнивший о себе невесть что. Пыль, метущаяся на ветру и рассеивающаяся без остатка…»

Она очистила разум от праздных мечтаний и весь свой гнев обратила против тёмных страстей, гложущих душу подобно голоду. Но этот голод, это стремление к безграничному – знанию, величию, могуществу – победила неизмеримая Премудрость Света, обличившая тщету суетных вожделений…

Безмятежность и беспечальность… Она обрела мир. Подлинный мир, мир в душе, а не тот, которым хотела когда-то владеть – преходящий и зыбкий, точно сон. Неужели нынешний разлад растревоженных памятью чувств отнимет у неё всё, чего она достигла?..

5

– Дормейд Азенориг Клет.

– А? – Эмбер забыла, что не одна, и, миновав бесшумную раздвижную дверь, чуть не врезалась в спину остановившегося стража.

– К вашим услугам. Можно просто Норик.

– Ага.

Только сейчас, очнувшись от раздумий, она сообразила, что стоит в одном из верхних залов Чертога. Высокий купол, поддерживаемый грациозными колоннами, огромные арочные окна, белые кучевые облака, застывшие в бесцветных орнаментах витражей.

– Простите, что не представился сразу... не хотел отвлекать, – спутник заметно нервничал, и ожидание, очевидно, было ему в тягость. – Хранитель должен быть с минуты на минуту.

Конечно, они поднимались сюда на лифте, а Эмбер даже не помнила как. Она нахмурилась: эта рассеянность не к добру. Залог безмятежности и бесстрастия – сосредоточенное созерцание. Не привязываться к миру и вовсе игнорировать мир – не одно и то же.

– Твоё смятение достигло вершин, – тёплый голос, раздавшийся за спиной, был полон сочувствия.

– Хранитель Беато, – разом обернувшись, странница со стражем склонили головы.

Он стоял у высокого арочного проёма, залитый ослепительной белизной невыразимо ярких лучей, что струились сквозь распахнутые витражные створки. Мгновение – и створки закрылись сами собой без единого звука, вернув окну прежний вид.