Эпос хищника. Сборник
Шрифт:
Пока он это говорил, папин ремень начал трястись, но папа этого не замечал. Ремень трясся все сильней, и наконец раздалась мелодия. Папа ее услышал, пошарил рукой и вынул мобильник.
– Да, Степан Григорьевич?
– сказал папа.
– Но ведь завтра выходной, Степан Григорьевич? Хорошо, Степан Григорьевич, я понял.
Он отключил мобильник, повесил его на пояс и поднялся.
– Спать!
– скомандовал папа.
– У меня завтра рабочий день!
Но прежде чем выйти из комнаты, он присел и погладил Викторию, дремлющую на ковре.
– Это только у кошек нет ни дел, ни забот.
– А я бы хотел быть кошкой, -
– Мал ты еще, многого не понимаешь… - усмехнулся папа.
– Жизнь кошки - это вечная тюрьма. Стена, окно, миска да приказы хозяина. Просто это их счастье, что они сами этого не понимают.
Папа погасил ночник и вышел из комнаты, а я уснул. Мне приснилась огромная рука. Она высунулась из самого большого окна самого большого офиса самого большого города, чтобы почесать за ухом папу, маму и дядю Антона.
19 мая 2003, Москва
СЕМЕЙНАЯ ПРОБЛЕМА
Юле Немировской
Последнее, что я запомнил, - это рев моторов вертолета, ослепительная вспышка и ощущение сырости и холода.
Отец разворачивал комок фольги медленно и хмуро, словно специально затягивал паузу. Наконец в воздухе разлился характерный запах сушеного мяса, и на покрытие палубы вывалилась конечность. А за ней еще парочка. Сомнений больше не оставалось - это были руки. Небольшие, белесые, высушенные, с обгрызенными сизыми ноготками. В том месте, где руки обрывались, торчали короткие сухие жилки.
– Господи, что это?!
– вырвалось у мамы на высокой телепатической волне.
– А ты считать не умеешь?
– мрачно ответил отец, шевельнув своими листьями.
– Раз-два-три-четыре-пять. Пятипалечник. Сушеный, измельченный.
– Что это?
– испуганно повторила мама.
– Это…
– Да!
– жестко сказал отец.
Мама долго молчала, низко склонив макушку. Отец с болью заметил, что на ней прибавилось сухих тычинок. Небольшая прозрачная смолинка стекла по маминому стволу и впиталась в грунт горшка.
– Господи!
– наконец воскликнула она.
– За что нам такое? За что?
– А ты думала, это бывает только где-то в других семьях?
– Вот так растишь всю жизнь, растишь, растишь, удобряешь…
– Хватит стонать!
– перебил отец.
– Это все ты виновата! И бабка!
– Не смей так о моей маме!
– Да! Бабка его избаловала! А ты ей помогла!
– Я? А ты? Ты занимался ребенком? Ты неделями пропадаешь в своей рубке!
– Я работаю, - отрезал отец.
– По-твоему, у штурмана корабля нет обязанностей?
– А я? Я бездельничаю?
– взвилась мама.
– Ты хоть раз убирался в нашем парнике? Ты только бросаешь свои листья где попало! Прикатываешься из рубки и с порога требуешь удобрений! Убери, ороси, подкорми - это все я делаю в нашей
– Но…
– А я, между прочим, старший лаборант! На мне все анализы и синтез! Я прикатываюсь со смены, у меня отваливаются корни! Но ты - отец! Ты - мужчина! Ты мог бы на него повлиять! Хотя какой ты мужчина…
– Что-о-о?!!
– взревел отец на самых низких телепатических волнах.
– То!
– крикнула мама.
– То самое! Я уже не помню, когда мы последний раз занимались опылением!
– Хватит орать!!!
– рявкнул отец что было сил.
– Соседи кругом спят!!!
Мама горестно всхлипнула и умолкла. Капельки смолы вовсю катились по ее стволу.
– Зови сына!
– сурово приказал отец.
Мама замерла в нерешительности.
– Зови!
– повторил отец.
– Что ты собираешься с ним делать?
– заволновалась мама.
Отец не ответил. Он подкатился к чулану и вернулся, щелкая ржавым секатором.
– Что ты собираешься делать?!
– воскликнула мама.
– Отвечай!!!
– Выполю как следует, - буркнул отец.
Мамин горшок взревел, буксанул всеми колесиками и так стремительно рванулся вперед, что на пол упала горсть песка и керамзита.
– Не позволю!!!
– взвизгнула мама на самой верхней телепатической волне.
– Отойди!
– угрожающе произнес отец.
– Не смей полоть сына!!!
– Я ему сейчас листьев-то пообдеру…
– Изверг!!! Не позволю!!!
– Мама расставила хрупкие ветви, загораживая пространство.
– Ты его искалечишь!!!
– Он должен запомнить на всю жизнь!!!
– Нет!!!
– Уйди прочь! Я буду говорить со своим сыном как считаю нужным!!!
– Вы чего шумите?
– раздался вдруг заспанный голосок.
Мать и отец как по команде развернулись. На пороге теплицы стоял сын. Макушкой он уже был вровень с отцом, хотя ствол его был зеленым и гибким. Только сейчас отец заметил, что в центре надписей и рисунков, покрывающих горшок сына, виднелось изображение растопыренного пятипалечника, обведенного в кружок… "Молодежная мода, молодежная мода, пусть рисует что хочет…" - вспомнил он слова жены.
– А ну-ка подойти сюда… - зловеще приказал отец.
Сын осторожно подкатился поближе. От него слегка попахивало пеплом, а верхние венчики были заметно расширены - на каждом из них все пять листиков торчали кто куда, напоминая растопыренную ладонь пресловутого пятипалечника. Отец долго смотрел на сына, и тот смутился.
– Кто тебе дал это?
– Отец указал на развернутую фольгу.
Сын обернулся, посмотрел на пол и только сейчас увидел распотрошенный тайник. По всем его листьям прошла дрожь.
– Вы рылись в моих вещах?!
– закричал он.
– Вы рылись в моих вещах!!!
Мама снова выехала вперед и повернулась к отцу.
– Я прошу тебя!
– Она встала между ними.
– Не надо полоть!
– Выйди вон, я хочу поговорить с сыном наедине!!!
– рявкнул отец сразу во всех телепатических диапазонах.
Мама горестно развернулась и выкатилась из парника, обливаясь смолой. Выждав, пока закроется дверь, отец повернулся к сыну.
– Видишь, до чего мать довел?!
– произнес он с чувством, выдержал паузу и рявкнул: - Я жду ответа!