Эшафот забвения

На пачке было что-то написано – шариковой ручкой, крупными печатными буквами, отстоящими друг от друга на приличном расстоянии. Я прочла надпись на сигаретной пачке дважды – и только тогда до меня дошел ее смысл. “Я ЗНАЮ, ЧТО ВЫ ЗНАЕТЕ. ЗАЧЕМ ВЫ СКРЫЛИ ТО, ЧТО ПРОИЗОШЛО? ЭТО НЕЧЕСТНО. ЭТО НЕ ПО ПРАВИЛАМ. ЕСЛИ БУДЕТЕ МОЛЧАТЬ И ДАЛЬШЕ, ЭТО НИЧЕГО НЕ ИЗМЕНИТ, НО ПРИДЕТСЯ МЕНЯТЬ ПРАВИЛА”.

Черт.

Черт, черт, черт. Вот оно и началось.

Почувствовав слабость в коленях, я села прямо на сваленные в кучу вещи. Нужно успокоиться, нужно взять себя в руки. “Я знаю, что вы знаете” – это касается старой актрисы. “Зачем вы скрыли то, что произошло?” – это касается убийства старой актрисы. “Это нечестно” – Господи, конечно, это нечестно, это самая настоящая подлость, и я позволила себя в эту подлость втянуть, я позволила остаться безнаказанным не только убийце, но и тем, кому наплевать на убитую… “Это не по правилам” – да, это не по правилам, моралью и состраданием здесь даже не пахнет… “Это ничего не изменит” – в моем случае, может быть. Я все равно приговорена. Я стала забывать об этом только в последнее время.

Я старалась не думать о том, кто написал записку. Да еще так экстравагантно ее передал. Она была написана – вот и все, все остальное не имеет значения. Теперь я помнила точно, что никакой сигаретной пачки в моем кармане не было, только немного мелочи и ключи от квартиры, которые я забыла отдать Серьге.

Нужно обязательно отдать ключи.

Господи, о чем я только думаю? Сначала нужно найти Кравчука и показать ему записку. Хотя теперь, когда исчезновение старухи разыграно как по нотам (как же им все-таки удалось ввести всех в заблуждение?), когда в районном отделении лежит заявление об исчезновении актрисы Александровой, – поздно давать задний ход. А то, что еще можно сделать, выглядит теперь надругательством над мертвыми.

– Тебе плохо? – спросил Митяй без капли участия в голосе. – Я же говорил, не нажирайся.

– Все в порядке. – Я все-таки прикурила злосчастную сигарету, интересно, куда делись все остальные? Должно быть, человек, писавший записку, оставил их себе. Интересно было бы на него посмотреть…

– Ну что, едем? – Господи, как ему не хотелось везти меня в свой упорядоченный, вылизанный до блеска тренажерный зал!..

– Нет. Мне нужно увидеться с твоим боссом. Надеюсь, я его еще застану.

* * *

…Я столкнулась с Кравчуком на полпути в съемочную группу, на площадке между вторым и третьим этажами административного корпуса. Сопровождаемый Сеней, он спускался вниз и направлялся в сторону павильона.

– Уже уходишь? – Кравчук посмотрел на меня испытующе.

– Хотела уйти, но появились кое-какие обстоятельства… Кравчук не дал мне договорить. То, что произошло секундой спустя, не подчинялось ни логике, ни здравому смыслу: он ударил меня.

Нет, не так. Он хотел меня ударить. Он занес руку, но я перехватила ее, провела молниеносный захват, и чистюля Кравчук, так ничего и не сообразив, оказался на полу. Я тоже ничего не успела сообразить, кроме того, что ничего из прошлого, которое я так яростно, так страстно пыталась забыть, не забылось. Как не забылись изнуряющие тренировки в спортзале – с Лапицким и инструктором Игнатом. Они хорошо подготовили меня тогда, черт возьми, они приучили мое тело к автоматизму самозащиты – я даже представить себе не могла, что это мне когда-нибудь пригодится в моей нынешней дикорастущей жизни. А через несколько секунд на полу оказался и Сеня, бросившийся на выручку своему шефу, нужно все-таки обучаться правилам ближнего боя, щенок…

Но щенок оказался хорошо экипированным – теперь на меня смотрело пистолетное дуло. Пожалуй, это было уже излишеством.

Кравчук уже успел сесть и непонимающе тряс головой. Сеня, не опуская пистолета, помог боссу подняться.

– Надеюсь, у тебя есть лицензия на ношение оружия? – спросила я Семена.

– Спрячь пушку, идиот, – посоветовал телохранителю Кравчук. Он явно был недоволен – и собой, и подчиненным.

– Не мешало бы, – присоединилась к Кравчуку я, – извините, Андрей Юрьевич, это только самозащита.

– Это не самозащита. – Кравчук, как всегда, осторожно, подбирал слова. – Откуда ты знаешь этот захват?

– Обучалась на реабилитационных курсах жертв изнасилования.

– Интересно было бы посмотреть на преподавателей этих курсов. Не много найдется людей, которые владеют этим комплексом приемов автоматически – Он смотрел на меня совершенно другими глазами, я больше не была для него ассистенткой режиссера, случайно оказавшейся с ним в одной упряжке. – Я хотел поговорить с тобой, но теперь не знаю, стоит ли начинать разговор.

– По-моему, вы его уже начали. Очень своеобразно.

– Извини. Объявляю перемирие. И поднимемся в группу:

– Хорошо.

– На сегодня ты свободен, – через плечо сказал Кравчук Митяю, который все это время маячил у меня за спиной с выражением неподдельного удивления на лице Судя по всему, решение Кравчука было спонтанным, я даже не знала, что повлияло на него…

– Я расконвоирована?

– Похоже, что да. Идем.

В полном молчании мы дошли до съемочной группы. Кравчук толкнул дверь и пропустил меня вперед. Сеня, проводив меня полным бессильной ненависти взглядом, остался сторожить ближние подступы.

В комнате нас уже ждал Братны.

Он сидел в кресле, спиной к двери, закинув ноги на подоконник, и рассеянно смотрел в непроглядную темень окна. А затылок у тебя здорово зарос за время съемок, Братны, не мешало бы постричься…

– Я привел ее, – коротко сказал Кравчук, не вдаваясь в подробности нашей встречи.

Братны, лениво качнувшись в кресле, повернулся к нам.

– Привет, Ева. Давно не виделись. А пока мы не виделись, кое-что произошло.

Я села на стул и независимо закинула ногу на ногу. Кравчук остался стоять. Страшно хотелось курить, но сигарет не было, в кармане лежала только пустая пачка с угрожающими иероглифами, теперь придется сменить сигареты – “Житан Блондз” всегда будут напоминать мне о том, что правила игры нужно менять.

– Я тоже думаю, что кое-что произошло, – согласилась с Братны я.

– Нет, – сказал Братны Кравчуку, внимательно разглядывая меня, – она не шантажистка. Профессиональная карманница – да. Неглупая баба с крепкими нервами – да. Но не шантажистка. Я знаю своих людей.

– О чем вы?

– Сегодня я получил странную записку, – спокойно начал Братны, – вернее, не получил даже. Нашел в бумагах, она была написана на обратной стороне факса. Позавчерашний факс из Лодзи, предлагают прочесть курс лекций по режиссуре в киношколе. Точно такую же записку получил наш уважаемый директор. Ты знаешь, что там было написано?

Конечно, я знала, что там было написано. Теперь – знала.

– Догадываюсь. – Я вытащила из кармана сигаретную пачку и, не поднимаясь со стула, бросила ее Братны. Режиссер взял пачку и принялся ее изучать.

– Да, – наконец сказал он, – точно такая же. И точно такой же текст.

Он не отказал себе в удовольствии прочесть записку вслух, по-актерски интонационно выделяя ключевые слова: озвученные хорошо поставленным голосом Братны, фразы показались мне еще более зловещими: “Я ЗНАЮ, ЧТО ВЫ ЗНАЕТЕ. ЗАЧЕМ ВЫ СКРЫЛИ ТО, ЧТО ПРОИЗОШЛО?

ЭТО НЕЧЕСТНО. ЭТО НЕ ПО ПРАВИЛАМ. ЕСЛИ БУДЕТЕ МОЛЧАТЬ И ДАЛЬШЕ, ЭТО НИЧЕГО НЕ ИЗМЕНИТ, НО ПРИДЕТСЯ МЕНЯТЬ ПРАВИЛА ИГРЫ”.

Несколько минут мы молчали. Только по лицу Кравчука проскользнула тень досады.

– Что скажете, господа соучастники? – весело спросил Братны, сумасшедший черт, он ничего не боялся.

– Я смотрю, для тебя это все игра. – Кравчука раздражала непонятная веселость Братны, он находил ситуацию гораздо более серьезной.

– Конечно. Так же, как и для человека, который эту записку писал. Посмотри на ситуацию с этой точки зрения: я получаю ее на обратной стороне факса, потому что факсы – это моя гнусная реальность. Ева получает ее на сигаретной пачке, потому что курит только “Житан”… Это ее гнусная реальность… Я прав, Ева?