Если только ты
Шрифт:
Я знала, что связалась с тем, с чем не смогу справиться. Втянув глубокий вдох, я сжимаю бёдра и повелеваю этой пульсации уйти.
— Как ты превратишь их в шорты? — я дико горда тем, как ровно звучит мой голос.
Себастьян выгибает бровь.
— Ножницы есть?
Я убираю руку, и на сей раз он отпускает. Я не спешу, пока ищу ножницы в ящике кухонного шкафа, потому что мне надо остыть. Затем передаю ножницы ему рукояткой вперёд. Себастьян кладёт ножницы на стол, затем подходит ближе ко мне.
Уставившись на него, я приказываю своему пульсу перестать учащаться.
— Могу я тебе помочь?
— Да. Тем,
А затем он опускается на колени. Моё сердце ухает в пятки от такого зрелища.
— Просовывай ноги, — говорит он, держа передо мной джинсы.
— Просовывать ноги?
Он поднимает взгляд.
— Чтобы надеть их, пока я буду делать это. Если только это не слишком тебя смутит. Если ты наденешь их, это поможет мне понять, где их резать. Но вместо этого я могу приложить их к тебе и определить нужное место. Но так будет менее точно.
Мне просто надо, чтобы он больше не стоял передо мной на коленях, потому что его голова находится на уровне моего паха. Я бы вытерпела дюжину джинсов, странно царапающих лодыжки, лишь бы покончить с этим, пока моё либидо не взяло верх над мозгом и не заставило погрузиться в полноценную фантазию о том, как Себастьян Готье будет стоять передо мной на коленях по совершенно другой, куда более приятной причине.
— Это я могу, — держась за столешницу, я быстро ступаю в штанины джинсов, затем перехватываю их у него, когда он поднимает их выше моих колен. Наши пальцы вскользь соприкасаются, и я дёргаюсь. Себастьян резко убирает руки, прижимая их к своим бёдрам и садясь на пятки. Он отводит глаза, глядя на мои книжные шкафы.
Дожидаясь едких комментариев о моих читательских предпочтениях, я подтягиваю джинсы выше, под халат, застёгиваю молнию и пуговицу.
— Окей, — говорю я ему.
Он поднимает свои пронизывающе серебристые глаза. Его кадык дёргается.
— Можешь раскрыть халат над джинсами, чтобы я видел, где резать…
Я поднимаю халат, комкая ткань на животе.
Себастьян откашливается.
— Ручка?
Потянувшись мимо него, я выдвигаю небольшой ящик на кухне, где держу ручки и карандаши.
— Ручка.
Он ничего не говорит, просто берёт ручку и начинает чертить линию по моему бедру. У меня вырывается вопль, отчего ручка оставляет зигзаг на ткани. Он награждает меня раздосадованным взглядом.
— Классно получается с твоим ёрзаньем.
— Щекотно!
Вздохнув, Себастьян крепко сжимает моё бедро. Жар его ладони просачивается сквозь мои джинсы.
— Стой смирно, и я быстро закончу.
Я кусаю щёку изнутри, пока он ведёт ручкой по моей ноге, крепко держа меня, затем переключается на вторую ногу.
— Ладно, — его взгляд скользит к моему, пока он продолжает стоять на коленях. Он снова прочищает горло и отводит взгляд. — Снимай их.
Я начинаю стягивать джинсы, но они застревают по дороге вниз. Себастьян отводит мои пальцы, обхватывает ладонью мою лодыжку и быстрыми эффективными рывками сдёргивает одну штанину, затем вторую.
О божечки. Он очень хорош в снимании одежды.
Я зажмуриваюсь и приказываю своему похотливому мозгу перестать.
Себастьян встаёт с моими джинсами, держа их перед собой, но эта кухня маленькая, и мы снова стоим близко. Слишком близко.
Я изнываю и краснею.
— Я просто пойду, ээ… — откашлявшись, я показываю пальцем через плечо. — Волосы расчешу.
Себастьян
неопределённо хмыкает, сосредоточившись на моих джинсах. Он поворачивается к кухонному столу и расстилает их, прежде чем сделать первый надрез ножницами.Оказавшись на безопасном расстоянии от него в ванной, я распутываю волосы, грязно матерясь на шведском, пока разбираюсь с каждым колтуном из-за ветра. К тому моменту, когда мои волосы становятся гладкими и посвежевшими после сухого шампуня, а также убранными в высокий конский хвост, в дверь ванной стучат.
Я приоткрываю. Мне в лицо прилетают шорты.
— Ээ, спасибо?
Он даже не отвечает, закрывая дверь.
— Кто-то не в настроении.
— Я голоден! — кричит он. — Поспеши, чёрт возьми.
Бурча себе под нос на шведском (на случай если Себастьян слышит, как я жалуюсь на него), натягиваю шорты, затем распахиваю дверь, метнувшись мимо него к лифчику и майке, которые он выбрал и оставил на моей кровати. Я задёргиваю штору вокруг себя, переодеваюсь в лифчик и майку, натягиваю носки, затем обуваю чёрно-белые высокие кроссовки Найк, которые он тоже, должно быть выбрал, и отдёргиваю штору.
— Это было достаточно быстро?
Себастьян поворачивается на месте, где он раньше стоял спиной ко мне, скрестив руки на груди. Слегка приподнявшийся уголок рта, проблеск света в холодных серых глазах — вот и все изменения в его выражении. Но это уже что-то. И от этого мне хорошо.
Совсем не спеша по меркам человека, который только что подгонял меня, он подходит ко мне, до сих пор немного грациозно, даже с ортопедической шиной, постукивающей по полу.
— Ну? — спрашиваю я. — Как всё выглядит?
Он на мгновение притихает, взгляд бродит по моему лицу и вниз по моему телу. Затем он говорит:
— Повернись.
— Зачем?
— Сигрид. Просто повернись.
Вздохнув, я подчиняюсь и оказываюсь лицом к своему отражению в зеркале на стене. Я выгляжу… именно так, как хотела. Я, но чуть более дерзкая.
Майка поношенная, но не слишком прозрачная, и сквозь неё проступает тень моего чёрного лифчика. Себастьян не только обрезал джинсы, превратив их в шорты, но и сделал их немного потрёпанными — кое-где на ткани есть прорехи, но не сквозные, нижние края растрёпаны, так что они стали мягкими, но не щекочут. Шорты короткие, но не слишком короткие — демонстрируют мои ноги, но без ощущения, что у меня попа вывалится, если я сяду. Мои белые кроссовки с чёрными акцентами и шнурками подходят к майке и лифчику. Идеально.
— А теперь, — говорит он, и его голос ощущается теплом на моей шее. — Ты сама скажи, как ты выглядишь.
Я прикусываю губу, сдерживая улыбку и встречаясь взглядом с моим отражением.
— Я выгляжу крутой.
Глаза Себастьяна встречаются с моими в зеркале, когда он встаёт позади меня. Его выражение нейтрально, но взгляд резкий, пронизывающий.
— Тогда пошли, крутышка. Пора поесть.
***
Себастьян выглядит комично неуместным в Закусочной Бетти, когда мы садимся за блестящий ретро-виниловый столик, пока из музыкального автомата играют старые хиты. Этот темноволосый Адонис ростом метр девяносто, с его татуировками, серебряными цепочками и кольцами, облачённый в дорогую одежду и суровую гримасу, читает меню в окружении семей с маленькими детьми, колотящими по столу, и престарелыми гражданами, уминающими яблочный пирог.