Если только ты

Это ложь. Она изрядно ноет после того, как я дал ей нагрузку на йоге. Но это ничто в сравнении с дискомфортом, который я буду чувствовать, сидя дома и как тревожный, заламывающий руки мальчик ждать, когда она напишет, чтобы благополучно добралась.

Зигги скептически выгибает бровь. Но что удивительно, она наконец говорит:

— Ладно.

***

— Что ж, Сэр Себ, благодарю за сопровождение.

Я хмуро смотрю на Зигги.

— Сэр Себ? Чем я вообще заслужил такое прозвище?

Она улыбается, быстро и ослепительно. Это настолько очаровательно, что ощущается как удар под дых.

«Не смотри на неё так, — шипит укоризненный голос в моей голове. — Ты не заслуживаешь даже её улыбок, не говоря уж о дружбе, фальшивой или нет».

Я смотрю вниз и смахиваю соринку со своих спортивных штанов.

— Это славно звучит, «Сэр Себ», — говорит она. — И ты поступил галантно.

— Галантно, — я закатываю глаза. — Ага. Иди внутрь. Попей воды. Ты обезвожена и бредишь.

Зигги притихает так надолго, что я уже не могу держать взгляд опущенным. Когда я смотрю на неё, моё сердце пропускает удар. Её голова запрокинута, пронизывающие зелёные глаза не отрываются от меня. У меня возникает дискомфортное ощущение, что меня видят насквозь до самого спинного мозга.

— Я начинаю гадать, — говорит она, — может, Рен не совсем ошибся в своей оценке. Может, ты добрее, чем хочешь признавать, Себастьян Готье.

— Зигги…

— Обнимашки, — говорит она, обхватывая меня руками.

Боже. Её улыбка — удар под дых, но это объятие выбивает из меня весь воздух. Я стою на тротуаре у её дома, пока она обнимает меня, а в моих лёгких нет ни капли кислорода.

— Эй, — она сжимает крепче. — Где мои обнимашки? Ты обнял меня на йоге, почему не можешь обнять сейчас?

— Это были не объятия, — бормочу я в её волосы, потому что ветер швырнул их мне в лицо, и бл*дь, они так вкусно пахнут — как сладкая чистая вода, очищающий прилив доброты, которой я не заслуживаю. — Это была… поддерживающая… хватка.

— Поддерживающая хватка, — она хрюкает — очаровательный гортанный звук, за которым следует звонкий бодрый смех. — Ладно, конечно. Ну, тебя это не убило, и теперь не убьёт. Кроме того, друзья обнимаются.

— Не этот друг.

— Да брось. Обними меня. Не лишай меня ответных обнимашек.

Смирившись и вздохнув, я обнимаю её руками за талию. Она такая сильная… и всё же такая мягкая. Я чувствую длинные крепкие мышцы её спины и торса, плавный изгиб бёдер. Мои зубы стискиваются.

— Спасибо, — шепчет она мне на ухо.

По мне пробегает дрожь, которую я едва подавляю, но если Зигги и заметила, то не показывает. Она просто отстраняется и одаривает меня ещё одной улыбкой, которая вышибает тот воздух, что мне удалось втянуть.

— Твоя очередь, — говорит она, доставая ключи из кармана леггинсов.

— Моя очередь?

— Придумывать какое-то занятие для друзей.

Я хмурюсь.

— Разве я в таком разбираюсь?

Открывая дверь, Зигги улыбается ещё шире.

— Ты что-нибудь придумаешь. Я в тебя верю.

Глава 10. Себастьян

Плейлист: Broken Bells — Good Luck

Рен удивляется при виде меня так же сильно, как я удивлён стоять на его пороге. Чёртова Зигги и её прощальные слова.

«Я в тебя верю».

Я стоял возле её многоквартирного дома, пока во мне зудела раздражающая, надоедливая спешка. Я пытался отбросить её, избавиться от неё, разворачиваясь и надеясь, что уход от неё освободит меня, вернёт к прежней версии себя.

Но вместо этого я пришёл домой, помылся и прошёл небольшое расстояние до дома Рена.

Потому что это абсурдно, но я как будто хочу заслужить веру Зигги в меня. И, видимо, это начинается с исповедального визита к человеку, который привёл её ко мне.

— Себ? — озадаченность на лице Рена сменяется удовольствием, когда он открывает входную дверь и делает шаг назад. — Заходи.

— Спасибо, — я закрываю за собой дверь и следую за Реном, испытывая благодарность, что Паццы, похоже, нет рядом, чтобы донимать меня. Эта собака упивается моими мучениями. — Извини, что пришёл без предупреждения.

— Тебе всегда рады, Себ, — Рен улыбается мне через плечо, ведя меня на кухню. — Хочешь попить? Воды? Чай? Кофе?

— Нет, спасибо, — барабаня пальцами по столу, я стискиваю зубы. Я ненавижу это. Заботиться. Стараться. От этого у меня такое чувство, будто я расстегнул собственную кожу и позволил ей опасть к ногам, оставив меня неестественно и ужасно выставленным напоказ. Я давно не пытаюсь внушить себе, что не забочусь и не стараюсь в отношении Рена, даже в рамках моих ограниченных возможностей. Так что я изо всех сил пытаюсь продышать свой дискомфорт и подобрать правильные слова. — Мне нужно кое-что сказать, — наконец, выдавливаю я.

Рен медленно поворачивается, и его лицо обретает задумчивое выражение, когда он оказывается ко мне лицом и всматривается в глаза.

— Окей. Я слушаю.

Прочистив горло, я смотрю в пол, затем заставляю себя поднять глаза и посмотреть на него. Как мне сказать это честно, но так, чтобы не предать доверие Зигги и не выдать её план?

— На твоей свадьбе…

Рен склоняет голову набок, и этот жест так похож на Зигги, что я зажмуриваюсь и тру лицо руками.

— Мы с Зигги наткнулись друг на друга и… поговорили… так… как не говорили прежде.

Пока что это абсолютно честно. Опускаю ли я критически важные детали? Например, тот факт, что наш разговор — это в принципе нечто новое, поскольку с момента нашего знакомства я принципиально избегал чего-либо, кроме холодного «привет»? Или то, что глядя, как она задирает платье, я мог думать лишь о том, как мне хотелось упасть на колени, развернуть её и уткнуться лицом между этих веснушчатых бёдер? Или что когда я вытащил её на свет, и её глаза встретились с моими, был момент, когда я чуть не притянул её к себе и не поцеловал?