Если только ты

— Я не могу сесть за руль, — говорю я ему, когда мы сворачиваем за угол в коридор. — Я не пьяная, но вот только что довольно быстро выпила коктейль, и трезвой меня тоже не назвать.

— Я могу вести машину, — говорит он. — Я весь вечер не пил.

— Но твоя нога…

— Всё нормально.

Я показываю на ортопедическую шину.

— Всё определённо не нормально.

— Нормально. Я сниму шину — мне просто надо было защитить ногу от толпы. Она в пригодном для вождения состоянии.

— Тогда почему я везде катаю тебя как шофер?

Он берёт меня за руку и тянет за ним по коридору.

— Потому что Фрэнки кастрирует меня, если я буду садиться за руль больше строго необходимого минимума, но главным образом потому, что тебе, похоже, нравится водить Кайен.

— Ну, тут ты знатно промазал. Я стискиваю руль до побеления костяшек.

Себастьян хмуро смотрит на меня, пока мы идем к его машине.

— Поэтому ты водишь так медленно?

— Я не вожу медленно. Я вожу осторожно.

— Прости. Я… я должен был спросить.

Я останавливаюсь у пассажирской дверцы и поворачиваюсь к нему лицом.

— Мне понравилось, что ты не спрашивал. Да, ты не самый… коммуникационно внимательный человек, Себастьян, но это даёт мне возможность заявлять о своих потребностях, а мне как раз надо этому учиться. Ты не должен винить себя за это. Я могла бы предложить добраться в нужное место иным способом, но я хотела попробовать вождение. Это всё часть плана. Я пытаюсь быть храброй.

Себастьян смотрит в пол, нахмурившись, затем открывает багажник и садится на край, переобуваясь из шины в ботинок. Он кажется отвлечённым, когда открывает мне пассажирскую дверцу, затем захлопывает её, когда я устраиваюсь внутри.

Поездка проходит в тишине, пока Себастьян выруливает с парковки и постепенно вливается в дорожное движение.

Я пытаюсь сложить воедино пазл, не зная конечной картинки. Себастьян расстроен? Почему он отстранился? Пока он ведёт машину, я дюжину раз чуть не задаю этот вопрос, но напоминаю себе, что это притворная дружба. У меня нет права, нет причин просить его открыться мне, когда всё это не по-настоящему.

И всё же, когда я вижу, как он делает поворот, который ведёт к моему дому, во мне вспыхивает паника. Я не хочу оставлять его одного в таком состоянии. И сама тоже не хочу оставаться одна в таком состоянии.

— Я не хочу домой, — выпаливаю я.

Себастьян хмуро смотрит на дорогу.

— Почему нет?

Я смотрю на него, кусая губу.

«Потому что сегодня я только что сделала нечто дикое и храброе. Потому что пусть мне понравилось, какой сильной я себя почувствовала, думаю, что минуты с тобой понравились мне чуть больше. Потому что мне кажется, что тебе грустно, и я не хочу оставлять тебя одного в этом».

«Потому что я всё ещё на взводе от случившегося, и я тоже не хочу быть одна в этом».

Я не говорю всего этого. Моя храбрость имеет пределы, и этот момент — один из таких пределов. Вместо этого я наклоняюсь через консоль, кончиками пальцев провожу по его кольцам, играю с ними, пока они блестят в свете фонарей.

— Мне просто… нужно немного времени переварить сегодняшний вечер. Я не хочу быть одна, пока делаю это.

Себастьян сбрасывает скорость, будто раздумывает, затем снова газует и выполняет поворот обратно к Манхэттен-бич и его дому. Я обмякаю на сиденье, вздохнув с облегчением.

— Что тебе нужно переварить? — спрашивает он. — Что-то случилось с Софи?

Я кошусь в его сторону, и моя голова перекатывается по подголовнику.

— Ничего плохого. Просто… много всего. Что насчёт тебя, куда ты подевался?

Он тяжело вздыхает.

— Из моего шкафа вывалился скелет. И мне пришлось с этим разобраться.

— Это… звучит супер жутко.

— Так и было. По крайней мере, началось всё так. Я наткнулся на человека, которому в прошлом причинил боль. Человек рассердился на меня. Мы всё обговорили. Я… извинился. Человек реально меня простил, — он угрюмо вздыхает. — Было отстойно.

Я поворачиваюсь на сиденье, усевшись лицом к нему.

— Себастьян, звучит так, будто всё прошло хорошо.

Он качает головой.

— Это моя жизнь. Куда бы я ни пошёл, везде найдётся кто-нибудь, кого я похерил или кому морочил голову. Вот такой я, вот чем я занимался. Мне было плевать на людей и на то, какое влияние мои действия оказывали на них.

— Себастьян, ты рассказывал мне это. Я понимаю.

— Нет, не понимаешь! — его глаза широко раскрыты, руки крепко сжимают руль. — Потому что я сам едва понимаю.

— Понимаешь что? Я совсем сбита с толку.

— Не ты одна, — бурчит он, включая поворотник. — Клянусь тебе, Сигрид, вплоть до этого момента я и глазом не моргнул бы, сказав тебе, что мне абсолютно плевать на моё прошлое, — он поворачивает на свою улицу и нажимает кнопку в машине, открывающую дверь его гаража.

— До этого момента? В смысле… теперь тебе не плевать?

— Иисусе, — выдавливает он. — Да. Меня натурально тошнит. Я… — он качает головой, будто пребывает в шоке. — Хотелось бы мне повернуть время вспять. Мне не плевать, что это нельзя отменить. Мне не плевать.

— Ты кажешься рассерженным из-за этого.

— Конечно, я зол!

Я смотрю на него с гулко стучащим сердцем.

— Почему?

Себастьян молчит, сжимая челюсти и заезжая в гараж. Он глушит двигатель, затем сползает по сиденью и трёт лицо. На протяжении долгого тихого момента я жду, надеясь получить ответ.

Но вместо этого он лишь убирает ладони от лица и говорит:

— Пошли. Давай зайдём внутрь, устроим тебя поудобнее, пока ты не будешь готова поехать домой.

— Себастьян…

Я умолкаю на полуслове, когда он открывает свою дверцу и захлопывает за собой.

Обойдя машину, затем открыв мою дверцу, он молчит, его лицо холодное — снова незнакомец, которая молча игнорировал меня, почти не реагировал на моё присутствие.

Ну, не бывать этому больше.

Я выхожу из его машины, держа голову высоко поднятой, и иду к двери в дом, которую он отпирает кодом и впускает меня внутрь. Дверь тихо закрывается за мной, и я прохожу на кухню, плюхнувшись на сиденье за кухонным островком. Себастьян проходит мимо меня на кухню, нарочито не глядя на меня.