Если только ты
Шрифт:
«Говорить «спасибо» — это прекрасно, но этого недостаточно… Я хотел показать тебе».
Эти слова… они являются важным напоминанием и вселяют в меня маленькую надежду.
Себастьян из тех, кому нужно всё пережить, прочувствовать, а не слышать слова об этом.
Я просто должна показать ему, что это не высокомерие… это жизнь, и это страшно — пытаться узнать кого-то, заботиться о нём, поступать с ним правильно, когда ты человек, и ты несовершенен, имеешь свои потребности, страхи и недостатки, и ты обречён иногда терпеть неудачи.
Я
Я надеюсь, что он хочет большего.
Потому что я чертовски уверена, что хочу.
— Зигги, — его голос срывается. Себастьян поднимает руку, вытирая мои слёзы. — Пожалуйста, не плачь. Я ненавижу, когда ты плачешь.
— Ну, ничего не поделаешь. Ты привёл меня в книжный магазин в нерабочее время, чтобы никто меня не беспокоил, и чтобы у меня было всё время в мире. Ты открылся мне и доверился. Ты очень, очень хорошо показал мне благодарность, Себастьян. Мне дозволено плакать.
— Всё, что угодно, только не слёзы, — шепчет он, вытирая мои глаза, когда новые слёзы текут по моим щекам. — Пожалуйста.
Закусив губу, я откидываю голову на полку, не разрывая зрительного контакта.
— Ну… если бы мне позволили ещё разок бупнуть твой подбородок, я бы, наверное, перестала плакать.
Он награждает меня притворно сердитым взглядом, приподняв бровь, затем вздыхает.
— Ладно.
Я отталкиваюсь от книжной полки, пока наши груди не соприкасаются, а лица не оказываются в нескольких дюймах друг от друга. Я медленно поднимаю палец и, улыбаясь, прижимаю его к его подбородку.
— Буп.
Себастьян издаёт фыркающий смешок, и я опускаю руку, пока она не ложится ему на грудь. Кончиками пальцев я прикасаюсь к коже у его расстёгнутого воротника, к краешку крыла татуированной бабочки, которое доходит до впадинки на его шее.
Себастьян с шумом выдыхает воздух, когда его хватка на моей спине становится крепче. Я поднимаю взгляд, и наши носы соприкасаются, а взгляды встречаются.
«Будь храброй, Зигги. Будь храброй».
— Вопрос, — шепчу я.
У него перехватывает дыхание.
— Ответ.
— Ты прямо сейчас хочешь поцеловать меня?
Он пристально смотрит на меня, и его мягкий взгляд скользит по моему лицу.
— Каждый день с тех пор, как я увидел тебя. Сейчас. Завтра. Когда я буду на смертном одре. Да, Зигги, но мы просто…
— Друзья.
Себастьян медленно кивает, его нос соприкасается с моим, и воздух покидает его, пока его руки скользят по моей спине.
— Просто друзья.
— А как насчёт «просто друзей»…
которые целуются?Он стонет.
— Похоже на плохие новости.
— Любопытно, — шепчу я, потираясь носом о его нос. — В последнее время я пытаюсь слегка запятнать свой имидж. Кажется, плохие новости — как раз то, что мне нужно.
— Но я, — он резко выдыхает, прижимаясь своим виском к моему, и его губы касаются моего уха, — исправляюсь. Плохие новости — это последнее, чего должен искать кающийся грешник.
— Кающийся грешник ищет отпущения грехов, — говорю я ему.
Себастьян кивает и вздыхает, когда мои пальцы скользят по его волосам.
— Тогда позволь мне простить тебя. Позволь сказать тебе, что этот поцелуй может случиться между двумя друзьями, которые заботятся друг о друге, которые хотят оберегать друг друга и доставить друг другу удовольствие. Позволь мне заверить тебя, что ты ни в коем случае не разочаруешь меня и не причинишь мне вреда. Наслаждайся мной. Позволь мне наслаждаться тобой. Всё может быть вот так просто, я обещаю.
— Зигги, — вздыхает он, притягивая меня к себе. Его дыхание прерывистое. Я чувствую, как быстро и сильно бьётся его сердце в груди. — Ты обещаешь? После этого ничего не изменится?
Я обвиваю руками его шею, касаясь губами его уха.
— Я обещаю.
Себастьян не колеблется, не даёт мне времени на раздумья, и мне это нравится. Он обхватывает моё лицо ладонями и впивается в мои губы.
Я вздыхаю, ощущая его вкус, когда его губы накрывают мои, сначала нежно, затем жёстко и отчаянно. Я сжимаю его плечи, пока его руки скользят по моей талии, затем ниже. Он проводит ладонями по изгибу моей спины, притягивая меня ближе.
У меня перехватывает дыхание от восхитительного облегчения чувствовать его тело, прижатое ко мне. Он твёрдый под джинсами, трётся прямо о мой клитор под шортами. Наслаждение разливается тёплым и болезненным потоком, мягкой, ровной пульсацией. Каждый дюйм моего тела растворяется в нём.
Я дёргаю его за волосы, и теперь уже Себастьян ахает. Я целую его крепче, наши зубы клацают друг о друга, и вот уже он задаёт ритм — бёдра прижимаются друг к другу, двигаются вместе, губы скользят медленно и чувственно, с горячими, голодными движениями языков.
Я могла бы делать это вечно — целовать его, слушать его, обнимать его — упиваться каждым ощущением его тела, которое так тесно связано с моим. Рука Себастьяна опускается на мои волосы и зарывается в косу, обхватывая мою голову.
— Зигги, — выдыхает он. — Боже, у тебя такой приятный вкус. Ты ощущаешься так приятно.
Я улыбаюсь в его поцелуй.
— И ты тоже, Себастьян.
Он сдвигает бёдра и обхватывает ладонями мою попку, притягивая нас ближе. Удовольствие перерастает в острую, сладкую боль между моих бёдер, в кончиках грудей, когда они соприкасаются с ним. Моя голова запрокидывается. Ноги подкашиваются.
Я рефлекторно протягиваю руку, чтобы удержаться, но Себастьян ловит меня первым и помогает опуститься на пол. Тем не менее, я умудряюсь опрокинуть на пол половину книжной полки на пол и вскрикиваю от ужаса.