Если только ты

Зигги улыбается.

— Вигго — тот ещё кадр, но в конце концов его все любят. И ты тоже полюбишь.

— Я ничего не люблю, кроме хоккея, — напоминаю я ей.

Улыбка Зигги становится шире, когда она тянется к моим волосам и проводит пальцами по вискам. Затем она поворачивает запястье, раскрывая ладонь. На её ладони лежит шоколадное печенье. Она берёт его и предлагает мне откусить кусочек.

— И это говорит мужчина, который только что признался, что любит это печенье.

Я бросаю на неё ледяной взгляд, смягчённый улыбкой. Наклоняясь, я откусываю печенье.

— Похоже, — говорит Зигги, — в твоём сердце нашлось место и для чего-то другого, — и затем она отправляет оставшееся печенье прямо себе в рот.

* * *

Стоя возле двери своей квартиры, Зигги поворачивается и смотрит на меня.

— Спасибо, Себастьян. Сегодняшний вечер был действительно… — она краснеет и улыбается. Звёздный свет придаёт её волосам прохладный золотисто-каштановый оттенок, а глазам — блеск, как у изумрудов в глубокой пещере. — Это было действительно прекрасно.

Я беру её за руку, затем сжимаю так, как ей нравится, как она всегда сжимает мою.

— Так оно и было.

Мы слишком долго смотрим друг другу в глаза. Зигги отводит взгляд.

— Итак, — говорит она. — На этой неделе твоё расписание, — у нас теперь есть общий календарь в Google, потому что так проще планировать рекламные мероприятия, — просто сумасшедшее. Как и моё.

Я киваю.

— Да. Нет времени на агрессивную йогу.

— Неа, — она листает свой телефон. — Бедный Юваль.

— Чего это Юваль бедный?

Зигги бросает на меня недоверчивый взгляд, затем снова сосредотачивается на своём телефоне.

— Он знатно запал на тебя. Я аутист и никогда не замечаю таких вещей, но даже я заметила это. А ты нет?

«Потому что мне абсолютно наплевать на то, что кто-то хочет от меня или чувствует по отношению ко мне, если только это не ты».

Я закатываю глаза.

— Ты сильно ошибаешься.

— Не ошибаюсь, но как скажешь, — Зигги убирает телефон в карман. — Ладно, наша неделя чертовски напряжённая. Что есть, то есть. Но скоро мы что-нибудь придумаем. Потерпи, пока Ларс заставляет тебя страдать. Прикладывай к ноге лёд, ладно?

Она заключает меня в объятия, в свои обычные, милые, платонические объятия Зигги, которые до сих пор сводят меня с ума, прижимается грудями к моей груди, щекочет мне лицо своими волосами, окутывает меня своим мягким, чистым ароматом воды.

— Зигги?

— Да, Себастьян, — она всё ещё обнимает меня, или, может быть, правильнее будет сказать, что я держу её в заложниках, крепко обхватив руками, прижимая к себе, потому что легче быть храбрым, когда я не смотрю на неё, когда я чувствую, как её сердце бьётся совсем рядом с моим, а её успокаивающее присутствие прижимается к моему телу.

— Не могла бы ты… — я прочищаю горло, злясь на себя за то, что так нервничаю. — Я посмотрел календарь и увидел, что у тебя нет игры, поэтому я подумал… Наши первые три предсезонные игры на выезде, но не могла бы ты прийти на мою домашнюю игру? Первая домашняя игра в следующее воскресенье?

Я чувствую, как Зигги улыбается, прижимаясь щекой к моей щеке, прежде чем у неё вырывается вздох, щекочущий мне шею.

— Ты глупыш. Как будто тебе вообще нужно было спрашивать. Я уже собиралась быть там.

Глава 25. Себастьян

Плейлист: The Black Keys — Eagle Birds

— Мне нравится то, что я вижу, Готье, — доктор Эми Ховард, врач нашей команды, вешает свой стетоскоп на шею и улыбается мне. — Ты снова набрал вес. Отчёт тренеров о восстановлении твоей ноги впечатляет. Твои жизненные показатели в норме, за исключением повышенного кровяного давления, которое я списываю на нервы.

У меня поднялось давление из-за нервов, это точно. Это моя первая домашняя игра после того, как моя карьера едва не пошла ко дну, и множество людей смотрят на меня, ожидая подтверждения того, что я стою этих усилий, что я достаточно хорош и заслуживаю того, чтобы меня оставили. Мне нужно многое доказать. И ещё тот факт, что Зигги придёт и будет наблюдать за мной.

Это главная проблема.

— Ты строго придерживаешься безглютеновой диеты? — спрашивает доктор Эми.

Я моргаю, вырванный из своих мыслей.

— Да. Очень.

— Как успехи?

— Фантастика. У меня такое чувство, что всю свою жизнь я щурился сквозь мутные линзы, а диета сделала их идеально чистенькими. У меня почти никогда не болит живот. Те боли, которые у меня бывают, становятся более редкими. Я очень строго придерживаюсь этой диеты, учитывая то, как хорошо я себя чувствую благодаря ей.

Она улыбается.

— Я очень рада это слышать. Удели этому больше времени. Ты почувствуешь себя ещё лучше. И продолжай заботиться о себе.

— Будет сделано, док, — я соскальзываю со смотрового стола и натягиваю куртку для разминки. — Итак, всё чисто?

Она кивает.

— Всё чисто. Удачи сегодня вечером. Забей несколько голов, как всегда.

— Непременно. Увидимся позже.

Я петляю по внутреннему помещению обратно в тренировочный зал, где все одеты в повседневную спортивную одежду и выполняют свои обычные упражнения перед игрой, прежде чем выйти на лёд.

— Себ! — Рен машет мне рукой, стоя в конце коридора с телефоном в руках.

Я подбегаю к нему, затем останавливаюсь. Рен поворачивается так, чтобы я мог видеть экран, и я улыбаюсь.

— Привет, Линни.

— Привет, Проблема! — кричит она. Я думал, она орала на весь стадион просто потому, что там было шумно, но я начинаю думать, что, может быть, Линни выкрикивает абсолютно все свои фразы на максимальной громкости. — Удачи! — вопит она. — Я не смогу прийти сегодня, потому что нас всех тошнит.

Я морщусь.

— Ой-ой. Всех-всех?

Линни торжественно кивает.

— Это я начала. На самом деле, всё начал Кейд в детском саду. Его стошнило на мою книжку-раскраску, потом я вернулась домой, и меня стошнило на папу. Потом папу стошнило в туалете, но от этого стошнило и маму. Теперь моего малыша Тео тоже тошнит, — она наклоняется, и её большие бледно-голубые глаза драматично расширяются, — прям везде.

Рен подносит кулак ко рту. Он слегка позеленел.

— Линни, может, мы больше не будем говорить о рвоте? У меня от этого странные ощущения в животе.