Если ты останешься

И тогда он начинает биться в конвульсиях.

О, мой Бог. Я не знаю, что делать.

— Что нам делать? — спрашиваю я у девушки позади меня.

Я даже не смотрю на нее, я просто сосредотачиваюсь на оранжевой пене, выходящей изо рта этого парня.

Я хватаю его за руку и начинаю придерживать. Он сильный, даже в таком состоянии, и это забирает у меня всю силу, отчего держать его неподвижно становится все сложнее и сложнее. Я практически лежу грудью на руке, лежащей подо мной. Через некоторое время его судороги заканчиваются. Но он все еще дышит. Я слышу стук его сердца. Кажется, будто каждый вздох для него был пыткой.

Я на грани истерики от незнания того, что делать, когда вижу красные и синие огни.

Я облегченно выдыхаю. Помощь прибыла.

Слава Богу.

— Беги и приведи их сюда, — говорю я девушке, оборачиваясь, но ее уже нет.

Что за черт?

Я смотрю в темноту, пытаясь высмотреть, куда она могла убежать. Судя по всему, она не хочет быть здесь, когда приедет помощь.

Интересно.

Парамедикам понадобилась всего минута, чтобы выпрыгнуть из машины и начать оказывать помощь парню, лежащему передо мной.

Я не уверена, что мне следует делать, поэтому я отхожу назад и начинаю ждать. Я вижу, как они засовывают дыхательную трубку ему в горло. А потом я замечаю, как они делают непрямой массаж сердца, что может означать только одно.

Его сердце остановилось.

Я вдруг почувствовала себя так же.

Не знаю почему. Я ведь даже не знаю его. Но, будучи брошенной с ним в этой тяжелой ситуации, я почувствовала связь с ним. Это глупая мысль, но я не могу избавиться от нее. Несмотря на то, единственное, что я знаю о нем: как его зовут.

Пакс.

Я слышу отвратительный звук хруста костей. Это произошло от того, что медработники пытаются снова заставить его сердце биться. Это заставляет меня съежиться, и я с нетерпением иду прочь, пытаясь немного успокоиться.

Полицейский подходит ко мне и начинает задавать вопросы.

Знаю ли я его?

Что я делаю здесь?

Как я нашла его?

Был ли он один?

Знаю ли я, как долго он находится здесь?

Знаю ли я, что он принимал?

Как много он выпил?

Копы работают монотонно, поэтому я стараюсь отвечать как можно понятнее.

К тому времени, как все вопросы заканчиваются, медики загружают Пакса в машину скорой помощи и везут по дороге, ведущей в город.

Это должно быть хорошо.

Это означает, что он все еще жив.

Правда?

Я застываю на месте, пошатываюсь и смотрю на уезжающий медецинский фургон, сквозь полицейскую машину. Коп отмечает некоторые пункты, складывает что-то в пластиковые мешочки и качает головой.

— Не знаю, почему я беспокоюсь. Его отец в прошлый раз добился этого же,— пробормотал коп. Я не уверена, говорит он со мной или про себя. Поэтому я спрашиваю у него.

Он мрачно улыбается:

— Ситуация просто неприятная. Вот парень, который может построить мир, но он, кажется, решительно настроен трахнуть тебя. Прости мой язык. Но ему нужно быть в тюрьме или в реабилитационном центре, чтобы исправиться. Но у него есть деньги, а его отец большая шишка среди адвокатов Чикаго, так что он всегда получает пропуск. По крайней мере, до тех пор, пока его не увезут в мешке для трупов. Ему просто повезло, что ты нашла его сегодня. Иначе это был бы тот самый день.

Какая удача.

Я представляю оранжевую пену, которая исходила из его рта. Что бы он ни съел, ему повезло.

Все еще потрясенная, я иду к своей машине и падаю на сидение. Я вся в блювотине, и мой рот на вкус как пепельница. Я хватаю бутылку воды, залпом выпиваю ее, и прополаскиваю рот.

Какого черта только что произошло? Я пришла сюда, чтобы сделать несколько снимков красивого, спокойного полнолуния и закончилось это тем, что я спасла чью-то жизнь. Если только он не умрет.

Думаю, в конечном итоге, я вообще ничего не сделала... за исключением того, что приобрела ужасный привкус чужой рвоты во рту.

Я выпиваю еще одну бутылку воды и поворачиваю ключ зажигания.

Надеюсь, он не умрет.

Очень надеюсь.

Глава 3

Пакс

Я чувствую свет, угрожающе просачивающийся в мои закрытые глаза, поэтому сжимаю их крепче. Я еще не совсем готов проснуться.

Чтоб тебя, мир. Ты можешь подождать?

Упрямо отказываясь открыть глаза, я тянусь за флаконом, который должен быть рядом со мной на тумбочке, вместе с пачкой сигарет, зажигалкой и бритвой.

Мои пальцы неловко нащупывают, что кровать стоит не там, где она должна быть.

Бормоча себе под нос, я решаю, что если моя гребаная домработница продолжит перемещать это дерьмо, то я уволю ее.

Но, когда мое сознание возвращается по крупицам, я понимаю, что я не там, где должен быть.

Кровать подо мной твердая и маленькая, и на мне эти пластиковые извилины, которые чувствуются, когда я двигаюсь.

Что за фигня?

Я открываю глаза и понимаю, что я, кажется, в больничной палате. Игла IV, приклеена к моей руке, я одет в тонкую больничную одежду, а одеяло огибает мои ноги.

Что.

За.

Фигня.

Я смотрю вокруг и быстро понимаю, что я один. Стены голые и белые, на доске нацарапано «Ваша медсестра на сегодня – Сьюзен»,а рядом висят тикающие часы.

Тик, тик, тик.

Этот шум раздражает. Эти черные стрелки говорят мне, что сейчас 3:07.

Как долго я здесь? Я вижу пластиковый мешок. На нем черным маркером написано мое имя.

Мешок лежит на соседнем стуле, а мои сапоги стоят на полу под ним.

Вот и все.

Я один. В больничной палате и я не помню, как попал сюда.

Это дезориентирует.

Я сосредотачиваюсь, пытаясь сохранять спокойствие; пытаюсь вспомнить последнее место, где был.

Возникает вихрь туманных воспоминаний: сокрушительный звук, лунная ночь. Песок. Звезды.