Если я забуду тебя

Тит не терял времени, выполняя данное Иосифу обещание. Как только легионы подготовили свой лагерь, он призвал нас и велел мне сопровождать Иосифа и трибуна Никанора к стене города, чтобы предложить жителем Иерусалима пощаду от римлян, если они прекратят мятеж, примут праведливого прокуратора и как раньше заплатят дань. Не могу сказать, чтобы эта экспедиция привела меня в восторг. Ведь мы все трое не имели никакой защиты, кроме наших доспехов, и не владели средствами спасения, кроме скорости наших лошадей. Я уже кое-что знал о коварстве грабителей и фанатиков, захвативших власть в городе. Более того, я не мог не задаваться вопросом, с кем, собственно, мы сможем вести переговоры, если все вожди партии мира мертвы? Но, несмотря на дурные предчувствия, я последовал за Иосифом, одержимый надеждой спасти Ревекку.

Мы остановились в долине Кедрон, в восточной части города, недалеко от входа, известного как Водные ворота. И конечно, получилось так, что мы предстали перед большим количеством жителей, потому что на стене толпились люди, сгрудившись так тесно, что, казалось, раздавят друг друга. И у меня не бывло ни малейшего сомнения, что многие из этих людей с радостью выслушали бы послание Иосифа, но боялись показать свои истинные чувства, потому что сикарии, главенствующие в этой части города, выискивали всех, кто проявлял проримские симпатии, хватали и казнили любого, кто хотя бы заикался о сдаче. И потому, когда они увидели Иосифа, они кричали на него, оскорбляли, называя предателями страны и подлым дезертиром, заслужившим самую мучительную смерть, которую только можно изобрести. Когда мы передали им послание Тита, они закричали, что скорее умрут свободными людьми, чем останутся жить римскими рабами, на что Иосиф разразился длинной речью, стараясь обратить их к здравому смыслу. Однако, они заставили его замолчать, выпустив на нас рой стрел, одна из которых задела Никанора в плечо, так что он вскрикнул. Затем, видя нашу неловкость, они неожиданно открыли Водные ворота, из которых вышло много вооруженных людей. Здесь уж мы сочли, что требуется быстрота. И так как мы находились слишком далеко, чтобы возвращаться на гору Скопус, мы со всей возможной скоростью стали подниматься на Масличную гору к все еще строющумуся лагерю Десятого легиона. Наши преследователи не колеблясь ни мгновения, устремились по склону, словно порывистая волна, и достигли того места, где велись земляные работы. Не останавливаясь, они атаковали легионеров, которые были захвачены врасплох в собственном лагере, без оружия под рукой и без доспехов на теле. Не способные к сопротивлению, они отступили еще выше, а в это время из Водных ворот высыпали свежие силы вооруженных людей и бросились на отступающих римлян.

Теперь все погрузилось в хаос. Поднялась такая пыль, что едва можно было отличить друга от врага. У Никанора кровь хлестала, как у прирезанной свиньи, у Иосифа сбили шлем, а меня нападающие чуть не стащили с лошади. Мы увертывались и сражались среди незавершенных земляных укреплений Десятого легиона, без всякой поддержки, попросту не имея возможности двигаться, и я уверен, что нас бы всех истребили, если бы сам Тит с эскадроном ветеранов не спустился галопом с горы Скопус и не напал на атакующих с тыла. Это дало возможность Десятому легиону укрепить свои земляные стены, которые они возводили со всей возможной скоростью, будучи униженными мыслью, что сам Цезарь видел их бегство. Сражение, однако, было очень тяжелым, пока нам наконец не удалось отбросить сикариев за Кедрон к воротам Иерусалима, ведь евреи сражались с яростной энергией, а их было очень много. Но они не имели представления о дисциплине и о военном маневрировании и потому тратили свои силы в беспорядочных атаках, в чем нам очень повезло, иначе бы они разгромили целый легион.

После такого печального опыта мы вернулись в лагерь на горе Скопус, перевязали рану на плече Никанора и голову Иосифа, так как он получил сильный удар камнем, и на лбу у него красовалась шишка величиной с куриное яйцо. Тит пылал негодованием и сразу же отдал приказ всем трем легионам передвинуть лагерь и разровнять всю землю между Скопусом и Иерусалимом, чтобы можно было подойти к стенам и начать штурм. Эта работа по подготовке дороге началась немедленно, и нельзя было не удивляться скорости, с которой она осуществлялась, ведь земля между горой Скопус и городом была изрезана многими оврагами, через которые было невозможно протащить осадные машины. Их торопливо засыпали, а все прочие препятствия были уничтожены. Все дома были снесены, фруктовые деревья вырублены, ограды разрушены, сады выкорчеваны. Это опустошение было печальным видом для каждого знающего Иерусалим, ведь северное предместье славилось своими садами, веселыми цветами и рядами чудесных деревьев, таких как акация, знаменитой как запахом своих цветов, так и смолой, которая очень ценна для приготовления лекарств. И однако же не много потребовалось времени, чтобы все это уничтожить и утрамбовать бывшие сады. Развалины домов и оград были выровнены до нужного уровня, обеспчивающего прохождение военных машин.

Перенеся лагерь, мы начали атаки на город Иерусалим. Один большой лагерь был подготовлен для Пятого, Двенадцатого и Пятнадцатого легиона, а Десятый легион был оставлен на Масличной горе с приказом напасть на город с севера. Наш лагерь располагался у западной стороны города, напротив места, называемого могилой Иоанна Гиркана [48] несколько севернее башни Гиппик. Что же до плана нашего нападения на город, то Тит изложил его на совете трибунов, на котором я присутствовал благодаря своему знанию города. Вот слова Тита, насколько я их запомнил:

48

Иоанн Гиркан Хасмоней был властителем и первосвященником в Иудеи (135–104 гг. до н. э.). Отец первого царя из династии Хасмонеев.

— Многим из вас может показаться, что нападая на город с севера, мы лишь осложняем свою задачу, так как все мы знаем, что в этом месте город защищен тремя идущими одна за другой стенами, в то время как на юге всего лишь одна стена. Однако, я посоветовался со своими советниками Иосифом Флавием и Луцием Кимбером, которые прекрасно знают город. Оба они уверили меня, что предпринимать какие-либо попытки против южной стены было бы безумием, так как ее нельзя разрушить, поскольку она необыкновенно толстая и выстроена на скале. Более того, в том месте нет пригодной для лагеря земли, склоны долины Гинном, особенно в месте, называемом Тофет, столь крутые, что сильно затруднят движение наших легионов и делают его совершенно невозможным для кавалерии. Две стены на севере, однако, не слишком велики. Первая была выстроена Агриппой во времена Клавдия, но не завершена, потому что он боялся гнева Цезаря. Теперь евреи достроили ее до высоты сорока футов, но они строили ее в спешке, и она не особенно крепкая и потому перед штурмом будет полностью разрушена нашими машинами. За первой стеной находится часть города, называемая Бет-Зетой, через которую мы проберемся ко второй стене, которая, как я уже говорил, не крепче первой. За этой стеной лежит Нижний город или Акра, очень населенное место, где живут в основном ремесленники. Затем мы подойдем к третьей стене, самой старой, закрывающей Верхний Город, которая на востоке соединяется с крепостью Антония, а на западе с укреплениями дворца Ирода. Именно здесь нас ждут наибольшие трудности. Все, кто видели укрепления Антония, утверждают, что приблизиться к ней с севера почти невозможно, из-за покрытия из гладкого камня, по которому никто бы не смог забраться наверх. Гораздо легче к Антонию можно приблизиться через портики, которые соединяют крепость с Храмом, но у нас нет доступа к этим портикам. Лично я не верю, что атака крепости с севера невозможна, ведь можно довольно быстро выстроить такую осадную башню, которая дала бы нам возможность сбросить со стен защитников, а потом стены подрыть и разрушить. Однако необходимо, чтобы мы захватили крепость Антония и Храм, потому что тот, кто владеет Храмом, владеет и городом. Поэтому Пятый, Двенадцатый и Пятнадцатый легионы совершат наступление с запада, а Десятый легион начнет штурм внешний стены с востока. Мы будем планировать соединить силы перед второй стеной, а затем используем все свои машины при нападении на Антонию и Верхний город. И к тому же я очень надеюсь, что еще до того, как мы подойдем к тому месту, защитникам станет ясна глупость дальнейшего сопротивления, поскольку мой отец, а так же и я сам, желает, чтобы мы по возможности избежали разрушения города и Храма.

На этом совет закончился и командующие отправились проверить установку баллист. Но Иосиф, видя огромные машины, устремленные к небу и зная по опыту Иотапаты, какое опустошение они могут произвести, попросил у Тита позволения на попытку уговорить защитников сдаться. Однако, как только он приблизился к стене, они обрушили на него свои проклятия, называя его предателем и ренегатом, и всеми мерзскими словами, которые только могли измыслить, и в конце концов пустили в него такое количество стрел, что он лишь чудом остался жив. Он удрученно вернулсяв лагерь, и Тит отдал приказ начать бамбардировку.

Осадные машины были очень большими, особенно машины Десятого легиона. Для того, чтобы оттащить блоки машин на позицию, требовалось тридцать человек. Эти машины могли метать камни весом до девяносто фунтов на расстояние тысяча четырехсот футов. Иосиф Флавий, который испытал действие этих машин, говорил мне, что их сила была ужасающая, так его друг, чья голова оказалась на пути камня, не только потерял голову, но ее отнесло на триста футов от тела. Однако, народ Иерусалима не желал испытывать страх перед баллистами. И правда, по их поведению можно было предположить, что мы решили устроить им развлечение, а не стараемся их уничтожить. Наблюдая за машинами, они толпились на стене словно мухи и кричали на римлян. Когда бы не летел в них камень, часовые на башнях кричали «Сынок идет», так они издевательски называли наши снаряды, потому что еврейское слово камень (ха-эбен) напоминает на их языке слово сын (ха-бен). И правда, они без всякого труда замечали камни, из-за того, что они были белыми и издавали свистящий звук, благодаря чему они быстро уворачивались от летящих камней и издевались над ними. Все это ужасно бесило солдат, которые из сил выбивались, поддерживая баллисты, и, конечно, не желали быть посмешищем для евреев. Сначала наши люди стали красить камни в черный цвет, чтобы сделать их менее заметными, а когда и это не сработало, отказались от камней и стали бомбардировать защитников города большими горящими корзинами. Вскоре это превратило их смех в вопль страданий, потому что эта пылающая масса смолы, сернокислой соли и греческого пожитника горела словно в аду, расплескивая по их телам комки горящей смолы, которые нельзя было убрать, чтобы не содрать и горящую кожу. Более того, эти огненные шары поджигали и находящиесяза стеной дома, еще более усиливая неудобства защитников.

Затем Тит приказал соорудить три башни, каждую семидесяти футов высоты, с которых защитники на стенах должны были подвергаться постоянному обстрелу аравийских лучников. И пока эти лучники держали в напряжении мятежников на стенах, для последней атаки были подготовлены мощные тараны. Самая большая из машин принадлежала Пятому легиону и благодаря своей мощи таран был известен как Виктор [49] . Эта машина состояла из ствола огромного дуба, гладковытесанного и обитого с одной стороны массивным куском железа, напоминающим баранью голову. Этот мощный ствол был на канатах подвешен к деревянной раме и раскачивался туда и сюда при помощи усилий сорока человек, по двадцать с каждой стороны. Вся машина могла двигаться вперед на колесах, а для того, чтобы защитить управляющих ею людей, с обеих сторон машины находились щиты, покрытые толстой кожей, способной отклонять стрелы врага. В целом эта конструкция больше всего напоминала остроконечную крышу огромного дома, но будучи почти целиком сделанная из дерева, она была особено уязвима для огня. И потому наши башни были особенно важны, так как без защиты, которую они обеспечивали, тараны не смогли бы избежать огня, так как защитники все время пытались их поджечь.

49

Победитель (лат.)

И вот днем мы напали на людей, находящихся на стене, а ночь была испорчена непрекращающимися ударами огромных таранов, когда они час за часом ударялись о камень, ведь когда стенобитные машины начинали работать, их никогда не останавливали, а поддерживали в рабочем состоянии, время от времени сменяя солдат, когда они совершенно изнемогали. При таких условиях ни нападающие, ни защитники не имели возможностей выспаться, потому что евреи все время совершали ночные вылазки и пытались горящими головнями спалить осадные машины. А затем нас взбудоражило неожиданное шумное падение одной из наших башен, с которой дождем посыпались аравийские лучники, и это так взбудорожило римлян, что они бросились прочь, вообразив, что сами боги опрокинули сооружение, хотя на самом деле башня упала из-за того что была небрежно построена.

В конце концов мащные удары Виктора пробили в стене круглую дыру, в которую, каждую минуту ожидая атаки защитников, мы осторожно влезли. Однако к нашему уивлению, мы нашли город пустым, потому что Симон бен Гиора забрал своих людей, считая излишним защищать внешнюю стену, если она проломлена. Тогда мы быстро подбежали к воротам и распахнули их, впуская римское войско в ту часть города, что называется Бет-Зетой, и которая еще в начале войны была разрушена Цестием Галлом и до сих пор лежала частично в развалинах. Здесь мы разбили новый лагерь в месте, которое было известно как Ассирийский лагерь, где, как утверждают, Господь уничтожил войска Сеннахериба [50] . Захват римлянами Бет-Зеты произошел двадцать пятого мая.

50

4-я Книга Царств, глава 19.