Это (не) твой ребенок
Шрифт:
— Мариша, это не твой ребенок, — повторяет Павел, стараясь говорить спокойно, но убедительно. — Младенца надо вернуть.
— Нет! Ты не сделаешь этого! — Она вскакивает с кресла и с непонятно откуда взявшейся силой резко выхватывает громко плачущую малышку из рук мужа. Глаза горят безумием.
Да, это безумие, понимает Павел.
Он обнимает жену, осторожно, чтобы не вызвать агрессию, усаживает ее в кресло.
— Не смей ее трогать! — кричит Марина, все сильнее прижимая надрывающуюся от крика кроху. — Ты не узнал собственную дочку! Не подходи ко мне! — Предупреждая его желание
— Тише, тише, родная, ты разбудила нашу девочку, — уговаривает Павел, лихорадочно соображая, как отнять у нее ребенка. — Давай ты переоденешься во все домашнее. Надо покормить девочку.
— Девочку? Ты даже имени ее не помнишь! Это ведь наша Алиса. Доченька моя родная, любимая. — Марина зацеловывает ребенка, укачивает ее. Сама раскачивается словно маятник.
Павел понимает, что отнять у нее ребенка, не навредив ему, невозможно.
— Марина, пройдем в детскую. Алису надо уложить в кроватку. Тебе надо отдохнуть. — Он осторожно подходит к жене. Она резко отворачивается. — Не бойся, моя хорошая, я помогу тебе. Пойдем в детскую.
Глаза Марины беспокойно забегали, она затравленно озирается по сторонам, но успокоенная тихим голосом мужа, дает увести себя вместе с малюткой, которую не отпускает ни на минуту.
В комнате тепло, уютно. Мягкий свет от ночника освещает только часть комнаты над кроваткой.
Не переставая беспокойно оглядываться, Марина при виде кроватки улыбается:
— Сейчас, мое золотце я убаюкаю тебя. Посмотри, какие чудесные вещички тебя ждут. Вот мы и дома, кровиночка моя, радость моя.
— Паша, посмотри, какая она красивая! Эти глазки, эти губки. А какие крохотные у нее пальчики. Ты моя прелесть. Не плачь. — Она уже без опаски укладывает девочку в кроватку. Сама садится рядом.
Слезы безумной радости катятся из ее глаз, она напевает колыбельную, с нежностью глядя на малютку.
Павел не мешает ей, понимая, что сейчас главное, чтобы она перестала тревожиться. Чтобы поверила, что ребенка у нее никто не собирается отнять.
— Марина, ты тоже приляг, отдохни, — ему надо, чтобы она успокоилась. Садится рядом с женой, обнимает ее за плечи. — Поспи, моя хорошая. Тебе надо поспать.
И она поверила ему, усталость, тревога, страх буквально навалились на ее помутневшее сознание и сомкнули ее веки.
Павел тихо вышел из комнаты.
— Что делать? Куда сообщить? В больницу или сразу в полицию? — Подумав с минуту, позвонил Лаврецкому, в двух словах рассказал о случившемся.
— Что мне делать? Она вне себя. Я боюсь за них обеих.
— Дождитесь меня, пока никуда не звоните, — Лаврецкий был собран, его действия были решительными и конкретными. — Назовите мне Ваш адрес. И ни на секунду, Вы слышите меня, ни на мгновение не оставляйте жену без присмотра. Я выезжаю. Дальше определимся.
До приезда Лаврецкого, казалось, прошла целая вечность. Павел сел на стул рядом с кроваткой ребенка, напротив на диванчике прикорнула в неудобной позе Марина. Сон ее был тревожен. Она то и дело вскрикивала, что-то бормотала во сне.
Павел перевел взгляд на девочку. Она отогрелась в тепле и спокойно посапывала, улыбаясь чему-то во сне.
— Разве такие маленькие дети улыбаются, —
подумал Павел, и сам улыбнулся этому милому беспомощному созданию. На мгновение он представил себе, что это их дочь. — Нет, нет, даже и думать об этом не смей! Надо скорее вернуть ее матери.— Бедная Марина, что творилось в ее голове, когда она пошла на это страшное преступление. Ведь ее могут посадить! Я не допущу этого. Она не в себе. Она не ведает, что творит.
В дверь позвонили:
— Значит так, — голос Лаврецкого был строгим, не допускающим возражений. — Сейчас Вы позвоните Резнику Ивану Ильичу. Это ее лечащий врач. Опишите ситуацию и передадите мне трубку. Вы все поняли?
Павел кивнул. Нервы, казалось, вот-вот зазвенят от напряжения и страха за Марину, за эту крохотную девочку, непонятно как оказавшуюся у них в доме.
Резник приехал один. Марине ввели успокоительное.
— Надеюсь, Вы понимаете, что у Вашей жены родовая горячка. Надо немедленно отвезти ее и ребенка в больницу. Я выясню, чей это ребенок. И если мамочка еще не подняла шум, постараемся представить все как нервный срыв. В обратном случае, ей грозит судебное разбирательство.
Павел был согласен на все. Вот только Марину он не отдаст.
— То есть? — Резник удивленно вскинул насупленные брови. — Это единственный вариант, при котором я могу обещать, но, заметьте, не гарантировать, содержание ее в больнице, а не в полиции.
Лаврецкий поддержал его, добавив:
— И это только несколько дней. Дальше ей придется пройти серьезный курс лечения в отделении психиатрии. А это лучше, чем в специализированной больнице для людей с нарушенной психикой.
Что происходило дальше, Павел воспринимал, как во сне. Лаврецкий с Резником отнесли в машину Марину. Павлу поручили нести ребенка. Взяв на руки это крохотное создание, он понял, что руководило Мариной. Ему тоже захотелось оставить малышку дома. И ее, и Марину.
Сидя на заднем сидении, Павел нежно прижимал младенца к себе. Плечи его вздрагивали. Он то и дело судорожно сглатывал подступавший к горлу ком.
Страшно было отпускать Марину в отделение, не хотелось отдавать малышку.
— Держитесь, похлопал его по плечу Лаврецкий. Вам еще предстоит пережить немало тяжелых дней. Но, надеюсь, все обратимо. Ваша жена еще молода и справится с болезнью. — он было уже собрался уходить, но остановился и добавил:
— Вам крупно повезло. Иван Ильич очень хороший человек. Другой бы на его месте… сами понимаете. Кстати, забыл Вам сказать. Девочка — отказница.
— Не понял?
— Мать после родов отказалась от нее. Поэтому и шума особого не было. Так что Вам действительно повезло.
Глава 32
Возвращение к себе было тяжелым и длительным. После бурной реакции наступил полный уход в себя. Нежелания жить не было, но и жить не хотелось.
Воздействие терапии медленно возвращало Марину к действительности. Но, осознав в полной мере случившееся, она не принимала ситуацию.
Часами воскрешала в памяти те редкие мгновения свидания со своей кровиночкой. Мысленно пеленала, ласкала, лелеяла малышку. Вслух пела ей колыбельную, разговаривала с дочкой.