Это всё из-за тебя
Шрифт:
– Нормально, – с улыбкой отвечает. – Отец не догадается.
– Хорошо, – выдыхаю и все же проворачиваю ключ. Натягиваю дежурную улыбку. Заходим, разуваемся и снимаем верхнюю одежду.
– Мы дома! – кричит Поля.
– Ой, девочки вернулись, – с улыбкой, выходя из кухни, говорит мама. В длинной закрытой блузке по горло и темно-бордовой юбке по щиколотки. Вот только четкие отметины пальцев на руке я замечаю. Отец тоже. Мама под его взглядом сникает и натягивает рукав ниже.
– О, блудная дочь вернулась! – с ехидной улыбкой на меня смотрит, обгоняет маму. –
– Хорошо. На пять защитили. Его на конкурс отправляют даже. – честно отвечаю. Его еще на каникулах сделала.
– Хм… Молодец. Хоть в чем-то есть от тебя толк.
– Юр, ну зачем ты так? Аня всегда нам помогает и радует, а ты только ругаешь её. – встает неожиданно на мою защиту. Но он так смотрит, что ничего хорошего не остается ждать. Его таким впервые вижу. Он не то чтобы злой, а полыхает, как разъярённый бык.
– Хватит тут сопли разводить! – грубым тембром командует отец. Словно мы не семья, а в армии находимся. – Аня, ты получила стипендию?
– Еще нет, – отпускаю маму и хмурюсь на отчима. – Там какие-то проблемы в бухгалтерии. Сказали, перенесут на следующий месяц.
– А заначка? Я знаю, что ты откладываешь.
– Нету, – честно отвечаю. – Половину суммы я отдала Тине. У нее финансовые трудности в семье, а вторую потратила на учебу. – Вот тут немного вру.
– Нет, ты слышала? – сокрушается отец. – В семье проблемы, а она деньгами раскидывается.
– Какие проблемы? – в упор на отца смотрю.
– Ночевала бы дома, знала. – все, что говорит отец и уходит в кабинет.
– Не бери в голову, – шепчет мама. – Сами решим.
– Мам, если нужна будет моя помощь, говори. Ты же знаешь, я все сделаю для семьи.
– Уверена, что хочешь помочь? – спрашивает мама так, что неуверенность и тревога какая-то нарастает. Но я на неё не обращаю внимания. Скорее всего, просто волнение за семью.
– Конечно.
– Хорошо, дочь. Я тебя услышала. – всё, что выдает мама, сразу повеселев.
– Это из-за меня? – спрашиваю тихо, задерживая её за локоть.
– Нет, я… Сама виновата, – отнекивается. Но только я понимаю, что это точно из-за меня. И вот как я теперь могу сказать про нас с Кириллом?! Как сказать про поездку?
– Хорошо, – сама понимаю, что правду не скажет. Нет, он и раньше был в плохом настроении, но в отношении мамы никогда силу не применял. Морально мог, но вот физически никогда.
– Идите переодевайтесь и за стол. Ужинать пора. – возвращая к себе дежурную улыбку. Киваем с сестрой и уходим к себе.
– Не нравится мне всё это. – уже в комнате делится сестра.
– О чем ты? – сама переодеваюсь в домашнее и пишу Киру.
Анна Бурцева: Я дома.
Анна Бурцева: Я буду с семьей сейчас. Не пиши, пожалуйста.
– О том, как мама повеселела, когда ты предложила помощь. Да ещё и сама же ей обещание дала, – высказывает сестра.
– Не выдумывай. Мама просто рада, что я ее поддержала, – отнекиваюсь от сестры. Хотя сомнение закралось. Может, правда, ловушка? Но могут ли близкие люди так поступать? Особенно с детьми.
Ведь родители должны оберегать и любить, а не причинять боль? Очень хочется верить, что слова Полины – пустые домыслы, и никакой смысловой нагрузки на самом деле они не несут.Кирилл Сомов: Хорошо. Напиши, как освободишься.
Кирилл Сомов: Ты обещала поговорить с отцом.
Обещала. Обещала, конечно. Но как тут говорить? Когда отец сейчас никого, кроме себя не слышит и не видит. Когда сейчас проблемы в семье. Как поговорить? Он ведь даже слышать о нем не захочет.
Анна Бурцева: Помню. Поговорю, как будет возможность. У него сейчас какие-то проблемы.
Кирилл Сомов: Хорошо, солнышко. Только не тяни.
Кирилл Сомов: Я тебя люблю.
Анна Бурцева: Я тебя люблю. Отправляю в ответным. От этого так тепло становится. Даже настроение улучшается. Улыбаюсь. Сияю.
За ужином атмосфера гнетущая. Никто ничего не говорит. Тишина давит на виски. Даже по тарелкам никто не царапнет. Знают, что отца выведет из равновесия. Слышно только проезжающие машины за окном и тиканье настенных часов. Нервы натянуты, как канаты.
– Мне сегодня предложили поездку в Азию по обмену знаниями. – выдаю на одном дыхании.
– Одной? – спрашивает отец, оторвавшись от тарелки с чечевичным супом, скрещивая руки на груди и облокачиваясь на спинку стула, смотрит в упор на меня.
– Нет, там еще пару человек с другого потока едет.
– Взрослые? – уточняет.
– Только наставник. Преподаватель по международным делам.
– Куда именно? – удивленно спрашивает отец.
– Гонконг, – сглатывая, отвечаю.
– Дорого, – отрезает отец и возвращается к своей тарелке, даже не смотрит на меня.
– Академия все оплачивает. – выдаю как на духу, – Проживание, билеты, пребывание там.
– Срок?
– На полтора, два месяца, – конкретно уточняю.
– Слишком долго, – обдумывает отец. – Надо взвесить, сколько будет стоить второй билет и проживание там.
– Зачем? – недоумеваю я.
– Чтобы мать с тобой отправить. – смотрит на меня в упор. – А ты думала, что одну тебя отправим? Нет уж. Знаю я, чем на этих обменах занимаются, – фыркает отец недовольно. – Сначала поездка по обмену, а потом приезжают с пирсингами и беременными.
– Боже… Папа, – закрываю лицо руками. – Я еду туда учиться, а не сексом заниматься.
– Ты что, уже ЭТИМ занималась? – сокрушается отец, хватаясь за сердце. – Кто он?
– Боже, нет, конечно, – краснею. Не готова я об этом говорить в кругу семьи.
– Точно девочка? – спрашивает отец. Я киваю, краснея. Картошка поперек горла становится. Удушает.
– Ира, завтра же предоставишь мне справку о том, что она девственница.
– ПАПА! – уже повышаю голос я.
– Я всё сказал, – отрезает отец и уходит. Аппетит, как и настроение, на нуле. Ничего не хочется. Вот и поговорили.