Этот большой мир
Шрифт:
Сегодняшняя лекция касалась по большей части технических аспектов проекта. А именно – сложного комплекса криогенного оборудования, обслуживающего потребности нового стартового стола с установленным на нём гигантским сверхпроводящим бубликом, в «дырке» от которого и возникало то, ради чего городили весь огород. Неощутимая и неосязаемая, хотя и видимая глазом плёнка – не материальный объект, разумеется, и не плазменное облако, раскатанное в тончайший, куда меньше размера одиночного атома, блин, а своего рода, комбинация силовых, электромагнитных и ещё каких-то полей, названия которых у Димки не всегда получалось выговорить без ошибки. Плёнка эта именовалась «горизонт событий» и обладала удивительным свойством: при прохождении через неё материальный объект перемещался в заранее установленную точку пространства, лежащую где-то очень далеко, но обязательно на оси «бублика». Размеры и вес объекта роли при этом не играли, «космический батут» с одинаковой лёгкостью отправлял на орбиту и пачку овсяных хлопьев «Геркулес»,
Именно поэтому с помощью на орбиту отправлялись не просто контейнеры с грузом и пассажирами, а полноценные космические корабли – в советском варианте это были проверенные «Союзы», несколько доработанные под новые задачи. «Космический батут» забрасывал корабль на орбиту, расположенную несколько выше орбиты станции. При старте кораблю придавалось ускорение при помощи блока твердотопливных ускорителей, так что «горизонт событий» он проходил с некоторой скоростью, далеко, впрочем, не дотягивавшей до значения первой космической или так называемой «круговой» скорости. Этого требовало удобство дальнейшего маневрирования, но ни в коем случае не являлось обязательным – как объяснил студентам Геннадий Борисович, на стартовом столе имелось мощное гидравлическое устройство, способное при необходимости просто подбросить «полезный груз» на пару десятков метров вверх, сквозь «горизонт событий».
– …Оказавшись на орбите, корабль начинает снижаться, – объяснял он, вычерчивая на доске меловые кривые траектории корабля и орбитальной станции, и выписывая рядом с ними столбики цифр, означающие характеристики орбиты, вроде большой полуоси, склонения, аргументов перицентра и долготы восходящего узла. – При этом он разгоняется ещё сильнее, включаются маневровые двигатели, корректирующие полёт и обеспечивающие дальнейший разгон до… кто напомнит, до какой величины?
– Семь и девять десятых километра в секунду! – торопливо отозвался Димка. – Первая космическая скорость, определяемая при помощи…
– Не сомневаюсь, что вы это знаете, юноша, хотя на вашем факультете и не изучают небесную механику. – прервал его инженер – Впрочем, если мне память не изменяет, это входит в школьный курс физики, и я рад, что вы его не забыли. Так или иначе, вы… простите, запамятовал?..
– Ветров Дмитрий, группа Ф-1-70 – торопливо ответил Димка.
– Да, конечно, простите мою забывчивость… Так вот, Дмитрий, вы совершенно правы: набрав эту скорость, корабль ещё раз корректирует параметры орбиты. Далее следует стыковка, манёвр достаточно хорошо отработанный во время предыдущих полётов и нами, и американцами – но об этом мы с вами поговорим в другой раз. А пока упомянем о том, что тот же корабль служит и для возвращения экипажа на Землю. Решение это временное, и вскоре привычные капсулы на парашютах сменят так называемые «орбитальные самолёты». Они будут садиться в аэродинамическом режиме и после подготовки отправляться на орбиту вновь и вновь. Их конструкция основана на американских и советских проектах «космических челноков» – да собственно, это и есть те же самые челноки, только с значительно упрощённой, а значит, и более надёжной двигательной установкой. «Бублик» же, размеры которого позволяют запускать новые корабли, уже возводится в степи, в полутора десятках километров от прежнего стартового комплекса, и через несколько дней я собираюсь устроить для вас экскурсию на строительство…
Неторопливую речь Геннадия Борисовича прервала звонкая трель. Он умолк на полуслове, крякнул, извлёк из-под письменного стола портфель и достал из него самый обыкновенный будильник, исправно оглашавший аудиторию оглушительным дребезжанием. Слушатели, не исключая и самого Димки, отреагировали на это смешками. Будильник заменял «лектору» звонок в институтской аудитории – здесь, в библиотеке филиала Центра Подготовки Космонавтов имени Юрия Гагарина, расположенном в Байконуре, подобные излишества предусмотрены не были.
– Что ж, на сегодня мы закончили, друзья мои. – сказал инженер, прерывая звук нажатием на пумпочку звонка. – Завтра жду вас в одиннадцать-ноль-ноль здесь же. А пока – желаю вам хорошенько отдохнуть. Это была нелёгкая неделя и все мы нуждаемся в отдыхе и восстановлении сил. Поверьте, они вам понадобятся.
Он обвёл слушателей весёлым взглядом, и Димка заметил тёмные круги под глазами, которые не в состоянии была скрыть массивная роговая оправа очков. Что верно, то верно – неделя перед стартом выдалась хлопотной, и хорошо, что им дали два дня на отдых – до конца практики ещё три недели, и работы предстоит немало…
– Кстати, – заметил Геннадий Борисович, укладывая
в портфель сначала будильник, а потом папки с бумагами. – Когда заработает новый комплекс, мощности завода сжиженных газов придётся, по меньшей мере, утроить – и это помимо того фронта работ, который ожидает ваших коллег-криогенщиков на самом стартовом столе! Так что, если кто-то из вас задумывается о подобной перспективе, то сейчас самое время!И, договорив, внимательно посмотрел на Димку.
«Он что, мысли мои читает?.. – гадал молодой человек, выходя вслед за другими студентами из кабинета. – Что ж, тем лучше – во всяком случае, для него, твёрдо решившего связать свою дальнейшую судьбу с космонавтикой. А где же ещё браться за такое дело, если не здесь, на Байконуре?»
Ленинск [1] , город, выросший вместе с космодромом и благодаря космодрому, был построен в Казахстане, в пустыне, к востоку от Аральского моря, на широкой излучине реки Сыр-Дарьи, и вблизи железной дороги «Москва—Ташкент». Днём рождения, как города, так и космодрома, официально считается второе июня1955-го года, когда официальной директивой была утверждена оргштатная структура «пятого научно-исследовательского испытательного полигона» и создан его штаб, войсковая часть 11284. В том же году было возведено первое на полигоне деревянное здание, а уже через два года с новенького, с иголочки, стартового комплекса взлетела королёвская «семёрка», забросившая на орбиту первый искусственный спутник Земли. С тех пор Ленинск неуклонно разрастался и строился невиданными темпами – стремительно увеличивающемуся в числе персоналу космодрома и людям, занятым в многочисленных вспомогательных службах требовалось где-то жить, отдыхать, учить детей. Однако по-настоящему уютным и удобным для жизни город так и не стал; попытки озеленения сводились на нет пустынным климатом, и максимум, чего сумели пока добиться городские службы – это высадить и заставить прижиться несколько рядов хилых деревцев на центральных улицах города. На окраинах же безраздельно царствовали полынь, саксаул и верблюжья колючка, а редкие арыки почти всё лето оставались пересохшими, несмотря на то, что воду они получали из огибающей город Сыр-Дарьи. Люди же, как постоянные обитатели города, так и бесчисленные командировочные, военные и практиканты, в первую очередь усваивали, что здесь не стоит оставлять окна открытыми – пыль, вездесущая пыль из пустыни скрипела на зубах в любом блюде, набивалась в складки постельного белья и превращала ежедневную уборку комнат в подобие земляных работ. Не спасали даже американские ящики-кондиционеры, установленные в комнатах общежития – заграничная техника то и дело выходила из строя, не выдержав испытания казахстанской пылью.
1
С 1995 г. называется «Байконур»
Димке Ветрову, считавшему себя (и не без оснований!) поклонником и большим знатоком научной фантастики, Ленинск живо напомнил город-космодром Мирза-Чарле, описанный братьями Стругацкими в повести «Стажёры». Всё здесь было такое же: и огромные грузовики, тянущие прицепы-платформы с контейнерами, и ряды складов-пакгаузов на окраине, и, главное – люди, по большей части, молодые, от студентов в брезентовых, исполосованных надписями и эмблемами куртках-стройотрядовках до инженеров, сотрудников космодрома, и офицеров разных родов войск, которых в Байконуре тоже было великое множество.
Не было, правда, злачных мест, вроде описанных в повести бара "Ваш старый Микки Маус", но этот пробел вполне замещали кафе на центральной площади и двух выходящих на неё бульварах. В одном из них Димка с удовольствием съел три шарика отличного, не хуже чем в московском «Космосе», мороженого, которое молодая, улыбчивая официантка подала ему в блестящей вазочке из нержавеющей стали.
А вот иностранцы в городе как раз были, и в немалом числе. В общежитии, где разместили практикантов, целое крыло было отведено американцам, студентам из Калифорнийского Технологического института, прибывшим на Байконур на практику по обмену. Димка знал, что в Штатах, на космодроме мыса Канаверал находится сейчас группа наших студентов – он и сам рассчитывал попасть в её состав, да помешало слабое знание английского. Это тоже была одна из зарубок, сделанных им на будущее: сотрудничество СССР и США в космической области развивалось стремительными темпами и без отличного знания английского, который наравне с русским становился международным языком общения в космосе, делать в этой отрасли, похоже, нечего.
Хватало на улицах и женщин, и не только из числа сотрудников космодрома. Горожане, обитающие по соседству с самым крупным на планете «звёздным портом», жили обычной жизнью: рожали и воспитывали детей, домохозяйки ни торопились куда-то с авоськами и хозяйственными сумками; мамочки выгуливали коляски с малышами, а несколько раз мимо Димки пролетали стайки загорелых до черноты мальчишек и девчонок. Одна из таких стаек пронеслась вдоль улицы и Димка, поравнявшись с ними, услышал, как ребята громко обсуждают предстоящее купание в реке. «Надо бы тоже сходить, искупаться. – подумал он. – А то в арыке за зданием общежития, вода грязная, да и нет её почти, а душ, хоть и действует исправно, не в состоянии принести удовлетворение.