Евангелие от Джексона
Шрифт:
— Здесь дают хороший кофе, плотный, — похвалил старик, поднимая чашку и манерно отставив мизинец в сторону. Он любил произносить некоторые слова в какой-то исковерканно-старинной манере: «кофий», «рестораций», «депеш»… — Знаешь, я раньше его не особо миловал, все больше чайком тешился. А сейчас чая-то не стало, так, одно название, дрючки прелые. Заваришь, сверху мусор плавает, и ни вкуса, ни запаха, тьфу!
Лодин слушал его рассуждения молча, бесконечно помешивая в чашке давно растворившийся сахар. Наконец Цульский перешел к делу.
— Я полагаю, тебе интересно, что нюхал на телеграфе товарищ в строгом костюме?
— Знаете,
— Ах ты, Николай Леонтьевич, надо же, какие мы супермены! Хватит в бирюльки играть, я не мент, а потому долго вальсовать не буду. Квартиру Страздини кто взял?
Лодин непроизвольно вздрогнул. Он ожидал самых разных пакостей, но к такому удару не был готов абсолютно.
— То-то, малыш, — удовлетворенно защелкал пальцами Цульский, видя замешательство Николая. Он нагнулся поближе и понизил голос до вкрадчивого шепота. — А хочешь, скажу, кто, когда и при каких обстоятельствах квартирку очистил? И не одну эту. За болвана меня принял, а я давно тебя пасу. Что ж, пусть у меня и всего четыре класса, а ты образованный, институции кончал, но на таких, как ты, у меня умишка хватит раскусить. Не зря кто-то сказал: главное — это не высшее образование иметь, а высшее соображение. А ты увяз, дружок, увяз крепко, думай.
Некоторое время они сидели молча. Кофе у Лодина совершенно остыл, он сделал лишь маленький глоток и отставил чашку.
— Что вы хотите?
— Вот это уже разговор. Исправляешься на глазах. Старик Цульский кое-кому дал немало ценных консультаций и за них надо заплатить, вот и все. В этом мире за все надо платить, разве не так?
— И сколько стоят ваши консультации?
— Ну, я думаю, мы поладим. Ваша фирма выделит мне приватный гонорар за услуги. Скромный гонорар, очень скромный.
— Я ничего не решаю.
— Знаю. Так передай своему главному: четыре штучки вполне согреют душу одинокому старику. Я усталый больной человек и на поправку здоровья прошу самую малость.
Лицо Цульского снова сделалось жестким.
— И без дурачков, Коля. Четыре штучки и не позже, чем завтра. Я не пугаю, но не стоит финтить, пару слов кому надо и сам понимаешь… Завтра в двенадцать позвонишь на телеграф, я буду ждать.
До полудня было еще полтора часа и надо было что-то срочно предпринимать. Конечно, выхода нет, надо все рассказать Купцу, а как тот среагирует, один бог знает. По головке не погладит, словом, дело дрянь! По идее, в Юрмалу надо было съездить еще вчера, но такой дождина хлестал — предвестник всемирного потопа!
Лодин стал медленно собираться в дорогу, обдумывая план предстоящего трудного разговора. Ничего, пусть старикашка потомится там у телефона, все равно сразу он никуда не побежит, будет ждать результата, не климатит ему за так кого-то заложить. Не резон. Будет свою выгоду как рыбак поклевку высиживать.
Телефонный звонок застал его уже у дверей и прозвучал, как показалось Лодину, необычно раздраженно, зло. Николай мгновение колебался брать — не брать трубку. Какая там еще новость спешит к нему по проводам? Хорошая? Плохая? Добрых вестей он почему-то не ждал. С нерешительностью снял трубку и услышал тревожный голос Купца.
— Колян, ты?
— Я, — ответил Лодин. Он даже немного обрадовался — звонок освобождал его от утомительной поездки в Юрмалу.
— Слушай внимательно. Мы сматываем удочки и уходим.
— Что случилось?
— Хуже не придумаешь. Мои придурки облажались, Крот сыграл в ящик.
— Как?! —
вскрикнул Лодин сорвавшимся голосом и почувствовал, как холодеет его спина и немеют конечности.— Натурально. Нету Крота, накрылся, под машину попал. Да ты не паникуй, на нас пока не вышли, на тебя тем более, — успокоил его Купец. — Так что нам осталось рассчитаться за последнее дело и задница об задницу, кто дальше прыгнет, разбежались.
— Купец, подожди, у меня беда. Меня вычислили, помоги.
— Ты спятил? Шутишь? — в голосе Купца зазвучал металл.
— Это серьезно…
— Что произошло? Кто тебя вычислил?
— Да старикашка тут один, мой напарник, ну тот, что телеграмму морячке относил. Я тебе о нем рассказывал.
Трубка надолго замолчала.
— Что он хочет? — наконец спросил Купец.
— Деньги…
— Та-ак, все ясно. Надо срочно встретиться. Как думаешь, где?
— Не… не знаю, Гриша, — замялся Лодин.
— Ну-ну, скорей, думай, шевели мозгами.
— Давай на Братском кладбище у вечного огня, — неуверенно предложил Лодин.
— Где это? Впрочем доберусь на моторе. Встречаемся через час, ясно?
— Ясно.
— И на прощанье совет: в первый кэб не садись, только во второй.
— Понял.
— Вот и ладно. До встречи, гуд бай!
В трубке раздались частые гудки.
«Ну и Купец, вот нервы! — не без восхищения подумал Лодин. — Такой завал, а он еще юморит. Хотя какой тут к черту юмор, элементарная осторожность. Я-то уже под колпаком, а значит, возможно все, даже и хвост».
От этой мысли Николая даже передернуло.
В переводе на шахматную терминологию, над проходной пешкой нависла реальная угроза непревращения в ферзя.
Когда они встретились, Купец первым делом осведомился, не заметил ли Лодин по пути чего-нибудь подозрительного. Николай ответил, что нет. Затем он слово в слово пересказал разговор с Цульским.
— Знаешь, Гриша, хрен с ним, отдам я ему сколько спрашивает и пусть отваливает, — сказал Лодин в заключение рассказа.
— Стоп-топ-топ, погодь, дядь Володь, — остановил его Купец. — А что он за человек, обрисуй.
— Теперь и сказать затрудняюсь. Ну, тихий такой пьянчужка. Слышал, что сидел когда-то, то ли за то, что в полицаях ходил, то ли за службу в латышском легионе. Живет один. Внешность тусклая, неприметная — на улице попадется — не обратишь внимания. Так вроде, был безобидный старикан…
— Безобидный, безобидный… — Купец нервно засмеялся, — а не дашь деньжат, упечет тебя лет на восемь и не поморщится. В эсэс тоже служили безобидные старички-душечки типа Мюллера, мухи не обидят. Ты что думаешь, дашь ему эти деньги и он оставит тебя в покое? Он пропьет их, просадит и очень скоро снова начнет доить. Опять пойдут бесконечные пятерки, десятки в долг на похмель и компрессы, естественно без отдачи. Будешь висеть у него на крючке всю его жизнь, а такие, как саксаулы, живут долго и упорно, дышлом не добьешь.
— Так что же делать? — Лодин с надеждой посмотрел на Купца. — Может, отдать и припугнуть?
— Чем, интересно, ты хочешь его припугнуть?
— Ну-у… — неуверенно проговорил Лодин.
— Значит так, Колян… — сказал Купец и остановился, и Лодин по его сосредоточенному взгляду понял, что тот принял какое-то важное решение из разряда тех, которые политики и журналисты любят именовать судьбоносными. — Отдадим мы ему, уважим дедулю. Привози его завтра в Межапарк в семнадцать ноль-ноль, на лодочную станцию.