Евгений, Джек, Женечка
Шрифт:
— Там мужиков достаточно…
Стоит и держит руки в карманах, а я не успела спрятать свои в джинсы.
— Еще не разошлись, значит…
— А ты надеялась?
Я не задала вопроса — зачем он переиначил мою фразу?
— Я не собиралась в гости. Просто вышла проветриться. Погулять перед сном — иначе не усну.
Замолчала — и он молчит и глаз с лица не сводит. Не рассматривает, а просто глядит, в упор, будто на допросе. Профдеформация? Ну так и я по работе еще и не в таких ситуациях лицо держала.
— Я там лишняя буду? Говори правду, я пойму… И не пойду в гости
Джек тряхнул головой — так странно, точно из вакуума только что выпал, или мне просто очень хотелось верить, что и в его голове время побежало вспять. Он же должен был ко мне что-то чувствовать — не только же половое влечение… Ведь не могли же розовые свинки в моих глазах разрастись до кабанов и затмить весь белый свет.
— Он дверь держит. Поэтому за тобой пошёл я…
— Тогда ответь ты, мне стоит идти?
Я смотрела ему в глаза — прямо. Он не мог не понять моего намека.
— Бабы по домам разошлись, одни мужики остались… Будет ли тебе с нами интересно? Ну и шашлык давно остыл…
Короче, послал меня домой. Ясно. Что и требовалось доказать… Что доказательств и не требовало. Дверь закрылась. Захлопнулась. Все свободны. Расходимся…
— Я не голодная, — я поджала губы всего на мгновение, но его взгляд успел на них переместиться. — Слушай! — голос наконец-то прозвучал грубо. — Говори прямо: если я тебя раздражаю, я действительно уйду. Без обид. Только скажи Шлангу правду.
Правду… Тебе тяжело ее было даже написать… Двадцать лет назад.
— А какие тут обиды? — Джек только глубже засунул руки в карманы и сгорбился. — Ты чего…
— Не чего, а из-за чего, — выдала я еще грубее. — Из-за дачи.
Пусть не думает, что меня гложет другое. Пусть не строит иллюзий, что он любовь всей моей жизни. Единственная! И неповторимая. Не нужны мне такие повторения…
Джек чуть выпрямился, но рук из карманов не вынул.
— Брось… Я ее продал и распрощался навсегда. Я тут впервые за четыре года. И только из-за днюхи Шланга. Так что не боись, ты меня здесь больше не увидишь…
— Да для меня это вообще не проблема… — продолжали мы разговор слепого с глухим.
Стук сердца все уши забил — как я слова Сомова вообще разбирала, не понимаю. И что со мной такое? Будто снова восемнадцать и от моего солдатика ни ответа, ни привета. И как я бродила тут летом по боевым местам юности, чтобы родными ароматами вылечить больную душу. Тогда ещё я верила, что это простое недоразумение, плохая работа почты, и через полгода мы снова встретимся. Встретились — через полжизни.
— Я за тебя переживала… Я бы тоже расстроилась.
— Приятно слышать. Ну, идешь к Шлангу? Или домой проводить?
— Провожать меня уж точно не надо. А раз меня старший в кой-то веке из дома выпустил, то грех не воспользоваться…
Я не договорила — решила, что «ситуация» все же малость не то слово…
— … возможностью на час почувствовать себя снова беззаботной девчонкой…
Это я сказала обдуманно. Пусть его уколет хоть маленькой тонюсенькой портновской иголочкой. Костюмчик скроен не по мне, но я выдержу роль этот час. Как выдерживала другую двадцать
лет.14. 38 дней
Самыми сложными стали первые тридцать семь дней моей свободной жизни. В тридцать восьмой я верила, что вздохну свободнее. Но в первые полчаса нового дня ничего не изменилось — виноват, конечно, Влад, который пока еще не исчез из моей жизни и из моей постели.
— Влад, ты мне спать мешаешь…
На самом деле мешала ему я, упираясь носом в предплечье. Мешала не своим присутствием в кровати, а потому что он что-то спешно набирал на виртуальной клавиатуре айфона.
— Отвернись и спи, — буркнул мой бывший муж, не отведя взгляда от экрана смартфона даже на секунду. — Мне нужно еще пять минут. Иначе к утру забуду, что хотел написать.
Сказал, как отрезал. Никаких эмоций в голосе. Ни сожаления, ни извинения.
— Значит, это не так уж и важно было, — не отстранилась я от него даже на сантиметр.
Фраза многозначная: и про работу, и про меня. Это наша последняя ночь. Мог вообще не ложиться со мной в одну кровать, если решил работать. Впрочем, непонятно, на что я злюсь? Это же у него привычка… Рабочий навык… Закрыть глаза и сразу вспомнить что-то важное. Но ведь просто закрыл глаза и даже не обнял. В последний раз.
— Слава, можешь не мешать?
Теперь он немного даже разозлился. Я мешала ему впервые. Обычно терпеливо ждала, когда его умные мысли наконец закончатся… до утра. Да, иногда не дожидалась и засыпала. Обычно мы договаривались, когда будем не просто спать. Обычно… Обычного больше нет. Мы в официальном разводе. И я, кажется, суммарно за этот месяц приставала к нему больше, чем в последние три года. Зачем, спрашивается? У меня нигде не свербило. Если только в голове, что я расписалась в своей некомпетентности в качестве жены. Наперед не наешься, а когда у меня снова будет секс, только господин Великий Хрен знает… Тот, который найти с трёхлеткой более чем проблематично. Да и надо ли? Нужна ли мне личная жизнь, когда я так устала от семейной?
— Завтра я тебе мешать уже не буду.
Ответ против желания прозвучал обиженно, и я, чтобы сгладить неловкость, не убрала носа с его руки. Влад с каменным выражением лица продолжил набирать текст, только пальцы его задвигались раза в два быстрее.
— Ты уверена, что тебе это надо? — проговорил он, бросая телефон на прикроватную тумбочку. — Не просто для галочки? Типа последний семейный секс…
— Семейный у нас был тридцать восемь ночей назад.
— Хочешь мне вместе с мозгами ещё и яйца разгрузить? По дружбе? Или готова получить оргазм?
Господи, вот ведь сморозил! Нарочно не придумаешь. Электрическая подсветка исчезла с его лица, сделав привычно темным — только таким я и целовала его последнее время. Даже не вспомнить, когда мы последний раз залезали в постель при свете дня. Когда мы вообще в неё прыгали, а не падали с одним только желанием — обнять подушку и чтобы все дни недели вдруг стали воскресеньями.
— А ты меня совсем не хочешь, да? — пыталась я как-то выйти из затруднительного положения, в которое загнал меня его язык.