Евгений, Джек, Женечка
Шрифт:
— Я поеду с тобой, — выдал Джек, закинув в машину оба детских чемодана.
— Я справлюсь.
— Мне так спокойнее. Не хочу, чтобы ты в таком состоянии вела машину, — шепнул он мне на ухо, захлопывая перед носом багажник. — И я погуляю с Женей между танков, пока вы ходите в музей.
— Мы пойдём вместе.
— Нет. Она до этого музея ещё не доросла. Я там был, знаю, о чем говорю.
Он оказался прав — если кинохроника ещё как-то могла пройти мимо неё, то экспозиция битвы на Невском пятачке не могла оставить равнодушными даже взрослых. Восковые фигуры были как живые. Даже фигуры собак
Ещё меня обуревали совсем нерадостные думы — у меня тоже будет не одна кровавая попытка прорвать блокаду Матвеева, но мы с Джеком победим. Где тонко, там и рвётся, ведь так? А тонкое место у Матвеева как раз дети, которых он только развлекал и понятия не имеет, как их обслуживать сутки напролёт. Бабушка Люба, кстати, тоже этого не знает. Вернуть няню не получится — ее уже передали знакомым. Найти новую — большая проблема. Сбагрить детей обратно матери куда ведь проще! Будем на это надеяться! Ну а мне нужно просто показать ему, что с новым мужем у меня все прекрасно. Это ведь будет просто сделать. Правда, Сомов?
Оба Жени гуляли по танкам. Один понизу, другая поверху… Мы тут тоже когда-то лазили. Правда, тогда танки не красили… Или мы не замечали свежей краски. Мы многое в детстве не замечали, и жилось как-то проще, а теперь везде и всегда нужно держать лицо. Даже если оно фальшивое. С накладными усами, как у Тараканища.
— Ну что? Поехали? — спросил Джек мою дочь, оставив у груди после того, как снял с пьедестала.
И моя дочь ответила, точно камнем в него метнула:
— К папе?
— К папе, — ответил Джек сквозь стиснутые зубы, спустив ее с рук.
Я молчала. Губы тряслись. Закусывание не помогало. Сейчас я несказанно радовалась, что за рулем Джек. У него внутри тоже должно все кипеть, но на помощь пришла профессиональная выдержка. А моя расплавилась на горячей сковородке, точно масло, в котором, по мнению моего бывшего муженька, я всю жизнь каталась. Не понимает, козел, каких трудов мне стоило держать марку идеальной жены. Идеальной для него, а не в моих собственных глазах. На что я потратила свою жизнь? На что?
У вокзала не припарковаться, как и в Москве. Джек скинул нас и попросил позвонить, как освобожусь. Так и сказал, а потом прикусил губу. И язык, наверное. Вот же сказанул! Освобожусь… От детей. Отвёл глаза, осознав, что сморозил.
Я держала за руку только Женечку. Ярослав шёл рядом с полными руками. Переноска с котом била его по груди. Ну и папочку, который ждал нас на перроне, она ударила тоже, но уже ниже пояса.
— А это что?
— Это не что, а кто, — ответила я грубо. — Гарфильд или Его величество Рав Четвертый, — поймала я улыбку сына.
— Может кошка остаться с тобой?
— Это кот. И ты уже оставил на меня собаку. И это кот Ярослава.
— И мой! И мой! — запрыгала у меня на руке Женечка.
Я победоносно взглянула на ее отца.
— Слава, я не могу взять кота.
— Можешь. Переноска стандартная, отвечает всем требованиям по перевозке животных. Но ты можешь оставить кота с его хозяином. Ярослав, остаёшься?
Сын воспринял перепалку родителей, как шутку. Усмехнулся.
— Слава…
У Матвеева впервые
в жизни закончились аргументы, хотя у меня в запасе было припасено море контраргументов.— Ярослав знает, как заботиться о коте. И все причиндалы у него с собой. И еда на первое время. Вы там на месте разберётесь.
— Слав, пристрой кота…
— Слушай, Влад, это кот твоих детей. Пристраивай уж всех сразу.
— У тебя дурацкие шутки. Совсем не к месту.
— Так я и не шучу. Не справишься, звони. Я приеду и заберу всех.
— Мама, ты едешь с нами? — дернула меня за руку дочь.
Точно за нерв. Обнаженный, и я обрадовалась, что лето, и на глазах темные очки. Только бы слёзы не вытекли за пределы стёкол.
Я присела подле Женечки.
— Я не могу. А кто с Берькой гулять будет?
— Дядя Женя.
— Он не может один.
— Он может. Он все может.
Даже меня поддержать. Тогда, когда ноги перестают это делать. Я прижала дочь к груди, уперлась подбородком в ее хрупкое плечико, чтобы не застучать зубами. Больно… Как же больно!
— Я скоро приеду. Слушайся бабушку…
— Не хочу к бабушке…
— Надо. Она тебя ждёт. Я скоро приеду. К тебе…
Чуть не сказала — за тобой. Что было бы правдой. Но сейчас эта правда никому не нужна. Влад не встревал в разговор — возможно, боялся накалить атмосферу ещё больше. Ему сейчас четыре часа держать оборону самому. Я могу только злорадно ухмыльнуться. Возможно, это поможет не разреветься. Нужно быть сильной. Я ведь родом из настоящего города-героя.
С Ярославом мы обнялись походя. Даже если он и хотел большего, то перед отцом решил играть во взрослого. Пусть поиграет. Может, скоро надоест.
— Легкой дороги!
Я не стала дожидаться отправки поезда. Легкой дороги на дачу у меня не будет. Мне бы сохранить легкой походку хотя бы до вокзальных дверей. За ними меня ждёт город. Пустой. Хоть в нем и есть Джек. От которого я впервые нахожусь на расстоянии телефонного звонка.
69. Мухи
Час мы, кажется, не разговаривали. На вопрос «Ты как?» отвечать не хотелось. Других у Джека не нашлось. Для меня. Сам он, наверное, задавался не одним вопросом, а тысячей и одним: о том, как нам жить дальше.
На даче нас ждал новый сюрприз, пусть и ожидаемый. Под Берькин вой мы сняли с калитки записку от соседей с просьбой не запирать собаку.
— Я сам схожу к ним, — сказал Джек, когда я открыла дом и выпустила ненормального, впервые оставшегося без надзора, пса. — С собакой.
Джек взялся за поводок. Я — за голову.
— Спроси заодно про калитку и доступ к реке.
Хотя перенос забора — последнее, чем хотелось сейчас заниматься. Хотелось лечь на диван и не вставать с него хотя бы до утра. Но в руках был телефон, и я набрала бывшей свекрови короткое сообщение о том, что Женечка напросилась с папочкой, и я готова забрать ее в любой момент. Лучшая защита — нападение. Пусть Влад выдаёт матери свою версию уже после моей. Ответ пришёл почти что моментально: «Хорошо». Только и всего: такой же краткий и испепеляющий, как и молния. С другой стороны, замечательно, что не получила в ответ простыню никому не нужной отповеди.