Евсения. Лесными тропками

– Ну и чем я так отвратительно пахну?
– уточнил в мое правое ухо, мужчина.
– Ты мне в шею фыркаешь.

– Что?
– оторвала я от его плеча голову... И когда только пристроить то ее туда успела?
– Чем пахнешь?
– а, действительно, было здесь что-то странное.
– В общем-то, "вкусно"... пахнешь - можжевельником и полынью. А еще... чесноком, немножко. И раньше я у тебя этой чесночной "добавки" не замечала.

– Чесночной?
– удивленно хмыкнул мужчина.
– Так я его и не ел. И вообще... Знаешь, что я хотел тебе сказать?.. Я, когда был ребенком и чего-то очень сильно боялся...

– А с чего ты взял, что я тебя боюсь?

– Ну, не меня, а незнакомой окружающей обстановки, - терпеливо продолжил мужчина.

– То, представлял всегда, что я - в домике. Воображаемом домике. И мне сразу становилось легче.

– Ты - в домике?

– Угу...

– С крышей, стенами и окнами?

– Угу. И обязательно с крепкой дверью.

– А окна там большие... И чтобы занавески на них прозрачные колыхались от теплого ветра. А на гладких досках пола - узорные солнечные лучи. А за этими окнами - лес. Красивый, с высокими деревьями. И озеро рядом... Или река... И крыльцо высокое. Обязательно, высокое... А еще внутри, чтобы был большой камин... с приступочкой...

– Евсения... Ну ты даешь...

– А что?.. Сам же сказал... "в до-ми...ке"...

Сначала я расслышала громкое гусиное гоготание. И уже на грани яви и сна успела подумать, что, наверное, мы доехали до моста через реку Вилюй. А потом...

– Любоня, а мы... где?
– с прищуром огляделась вокруг себя, стягивая с плеч чужую кожаную куртку.

А поглядеть, действительно, было на что - большущая деревня Монжа "радовала" сейчас мои проснувшиеся глаза на все обозримые стороны. Потому как находилась я в самом ее центре: в чужой, устланной соломой телеге, в тени под кленом, растущем на крутом речном берегу, в густой листве которого чирикали сейчас беззаботно воробьи. И то, что спросонья приняла за гусиный гогот на реке... в общем то, им и было. С одной лишь разницей - мост мы, по всей видимости, проехали давным давно.

– О-о, доброго вам утречка, - обернулась ко мне подружка, болтающая сейчас ногами с покатого борта телеги, и закинула в рот семечку.
– А я уж думала, ты до вечера продрыхнешь.

– Любоня, да я в жизни нигде не спала, кроме своего леса. А тут... сидя на коне с чужим мужиком, да еще на полном ходу?
– зевая, примостилась я рядом, и уже внимательнее вокруг осмотрелась.

Телега, на которой мы с подругой сейчас восседали, стояла, раскинув оглобли, в сторонке от длинной деревенской площади. И по всей видимости, торговой. Потому как с противоположной от дороги стороны, нас сейчас с остальным "миром" разделяющей, красовались в такой же длинный ряд лавки. Хотя, я бы сказала, "настоящие терема" - с высокими крылечками, какие у нас в Купавной есть лишь в Любонином порядничьем доме (да и то - в единичном числе), и ажурными фронтонами. И возле этих лавок сейчас била ключом жизнь... Интересно, если так выглядят обычные ладменские деревни, то какие же тут го-ро-да?

– Евся, ты рот то закрой.

– Что?..
– рассеянно глянула я на невозмутимую подругу. Ну, конечно, она у нас "путешественница бывалая" - два раза аж в самом Бадуке была.

– Спрашиваешь: "Как уснуть могла у чужого мужика под крылом"?.. Я бы, Евся, на твоем месте Стахоса "чужим" звать перестала, - отстранила она рукой потянувшуюся к семечкам Дулю.
– После того, как Хран тебя еле от него оторвал.

– То есть как это: "еле оторвал"?
– недоуменно уставилась я на подружку.

– А ты во сне его руками намертво обхватила. Думали, вместе с его безрукавкой тебя укладывать на телегу придется, - добавила она масла в огонь.
– Так что, какой он теперь тебе "чужой"? Самый, что ни на есть, "близкий".

– Та-ак, - с явным удивлением осмотрела я, поднеся к глазам, свои руки.
– Вот стыдобище то... Слушай, кстати, а где они сами? И провожающий где?

– А-а, лошадь тебе уехали покупать и запасы в дорогу. Давно уже. Думаю, скоро вернутся.

– Как это, "уехали"? А деньги? Мне Адона специально для таких целей их дала. Я бы и сама... могла, - в конец затухла я.

– Она бы смогла, - с усмешкой толкнула меня плечом подруга.
– Учись жить по-новому, Евся. Учись принимать от других дары и учись им доверять.

– Тебя Мокошь этому научила?

– Ага. И она тоже... А еще жизнь, - многознающе вздохнула Любоня, поправив в ухе сережку с жемчужиной.
– А дружок твой усвистел куда-то. Сначала здесь крутился, а потом, будто увидал кого и сорвался со всех ног. Или что там у него?

– Копыта там у него, - вновь завертела я головой.

И как раз вовремя. Чтобы заметить, как здоровенный мужик с корзиной в руке, спустившийся с крыльца одной из лавок, вдруг, хлопнул свою поклажу на землю и басом заголосил:

– А-а-а!!! Сволочи! Упыри! Порезали!
– бросился он вокруг груженой мешками подводы, припадая к каждому из них по очереди. И действительно, старательно прищурив глаза, я очень явно сейчас разглядела многочисленные длинные надрезы из которых снегом струилась на землю... мука.
– Упыри проклятые! Бульба, Дозор, чего ж вы не доглядели, ротозеи!
– две лохматые рыжие собаки, за мгновение до этого прилетевшие от крыльца соседней, мясной лавки, с явным раскаянием принялись юлить вокруг своего разъяренного хозяина.
– Кто это?!
– озираясь по сторонам, возопил тот, и замахнулся огромным кулаком на одного из подвернувшихся "штрафников".
– Ищите! Берите след, дормоеды!
– собаки тут же бросились исполнять команду и вскоре одна из них точно, взяла "упырий" след.

– Ну, прохиндей, - наблюдая за этим зрелищем, с чувством прошипела я себе под нос.

– Евся, а чёй-то было то?
– с до сих пор открытым ртом, развернулась ко мне Любоня.
– И кого они у того клена облаивают?

– Дружка моего, Любоня. Надо идти, выручать, - попой вперед поползла я с тележного борта.

– Сидеть, - тяжелой подружкиной рукой отбросило меня обратно.
– Куда это ты собралась физиономией своей светить?

– Так, а что теперь делать?
– принимая вновь сидячее положение, гневно пропыхтела я.
– Он собак до смерти боится. А уж когда их хозяин к дереву подоспеет...

– Я сама. Сиди, я сейчас.

– Любоня!
– лишь вскинула я вслед взметнувшейся подружкиной косе руку.
– Ну, Тишок, провожатый хитрохвостый. Ты у меня получишь...

ГЛАВА 16

"Вот так и рождается настоящая большая дружба на всю жизнь. И чтоб и в огонь и в воду друг за друга. И к собакам злым и на рычащего не тише их хозяина...", - насупившись, думала я, глядя на прильнувшего к Любониной груди, серого, поджарого кота с неестественно длинным хвостом. Думала, и медленно выпускала ушами пар... А что еще остается, когда ни поскандалить как полагается, в центре чужой, оживленной улицы, ни даже просто рот "громко" открыть?

– Евся, да он трясется весь до сих пор... Бедненький.

– Ага-а...

– Тишуня, что, сильно испугался собак?.. У-у, рожа лошадиная, - скосилась подруга на удаляющуюся по улице в мучном облаке, подводу.
– И ведь не поверил мне сначала, что это мой кот, погулять отпущенный. Хам.

– Ага-а... Я отсюда все прекрасно слыхала, - сверля глазами "напуганного кота", выдавила я.
– И мужика недоверчивого крики и твои... убеждения. Любоня, да брось ты его на телегу, в самом деле. Сколько можно беса наглаживать?
– смирилась, в конце концов с судьбой.