Фантастические сказки

–  О, нет, Гораций, никогда! Я не хотела сказать того, что сказала. Только ведь это такое облегченно: свалить вину ни кого-нибудь! Я знаю, я знаю, что вы чувствуете почти то же, что мы. Но до тех пор, пока бедный папочка будет такой, как сейчас, мы останемся чужими друг другу. Вы должны это попять, Гораций.

–  Да, я понимаю это, - сказал он, - но поверьте мне, Сильвия, он не останется таким. Клянусь вам, что не останется! Через день или два, не больше, вы увидите его опять таким, как прежде. И тогда… о, милая, милая, ведь вы никому не дадите разлучить нас? Обещайте мне это!

Он бы обнял ее, но она отступила.

–  Когда папа станет опять самим собою, - сказала она, - то я что-то сумею ответить. А теперь ничего не могу обещать, Гораций.

Гораций понял, что никакая мольба не поможет получить определенный ответ, поэтому он ушел с сознанием, что изменить это положение необходимо, а до тех пор придется потерпеть.

Он кое- как пообедал у себя дома, ему не хотелось идти в клуб из боязни, что вдруг джинн вернется во время его отлучки.

–  Если он захочет меня видеть, то не постесняется явиться ко мне и в клуб, - размышлял он.
– Ведь он столько понимает в приличиях, сколько свинья в апельсинах. Мне вовсе не желательно, чтобы он вдруг вскочил в курительную из-под пола. Не понравилось бы это и клубным старшинам.

Он долго еще сидел, в надежде, что появится Факраш, но джинн не давал о себе вестей, и Гораций начал тревожиться. «Хорошо бы, если бы можно было призвать его звонком, - думал он.
– Если бы это зависело от какого-нибудь кольца или лампы, я бы потер то или другое, но бесполезно тереть эту бутыль, да он ей и не подвластен. По всей вероятности, он чувствует, что не особенно-то отличился и считает благоразумным держаться пока подальше. Но если он воображает, что таким образом выигрывает, то увидит, что ошибся.

Его сводила с ума мысль, что несчастный профессор продолжает страдать час за часом в столь несвойственном ему образе мула, с нетерпением ожидая избавления, которое все не приходит. Если так будет продолжаться еще, он даже может умереть с голоду, если семья не догадается достать ему овса и не убедит его поесть. И сколько времени удастся им скрывать сущность его несчастья? Сколько пройдет времени, пока Кенсингтон и весь цивилизованный мир не узнают, что один из выдающихся европейских ориенталистов без устали топчется на четырех ногах у себя в кабинете?

Мучимый этими представлениями, Вентимор пролежал без сна далеко за полночь, а потом впал в тревожный сон, полный видений, не более нелепых и фантастических, чем действительность, подавшая к ним повод.

13. ВЫБОР ЗОЛ

Даже утренний холодный душ не привел Вентимора в его обычное хорошее настроение. Отослав завтрак нетронутым, он стоял у окна и мрачно глядел на сырую зеленую траву парка, на синевшее вдали Аббатство, на башню Виктории и на огромные газовые фонари, тускло маячившие в мглистом тумане.

Он почувствовал глубокое отвращение к своей конторе, куда так недавно шел со светлыми надеждами и воодушевлением. Там для него не оставалось работы. Вид рабочего стола был ему невыносим своей немой насмешкой.

Не мог он также с достоинством показаться в Коттесмор, пока положение не изменилось, и так должно было продолжаться до свидания с Факрашем.

Когда вернется джинн или - о, страшное сомнение!
– он никогда не возвратится?

–  Факраш!
– Он громко застонал.
– Не может быть, чтобы ты покинул меня в таком дьявольском положении!

–  К твоим услугам!
– произнес знакомый голос позади него. Он обернулся и увидел своего джинна на ковре перед камином; при осуществлении его заветного желания, все его негодование вспыхнуло опять.

–  Ах, вот вы где!
– сказал он с досадой.
– Где вы пропадали так долго?

–  Не на земле, - был краткий ответ, - а в заоблачных мирах, чтобы найти средство, как увеличить твое благополучие.

–  Если вы там имели такой же блистательный успех, как здесь, - резко возразил Гораций, - то я вас покорно благодарю.

–  Я более, чем удовлетворен, - отвечал джинн, который, подобно другим достопочтенным особам, был недоступен для иронии, - твоими заверениями в признательности.

–  Я вовсе не признателен, - сказал Гораций, пылая гневом.
– Я чертовски расстроен!

–  Почему ты так встревожен? Чем ты еще недоволен?

–  За коим чертом превратили вы заслуженного и безобидного ученого в бессловесного мула?
– разразился Гораций.
– Не для насмешки ли?…

–  Это было очень легко, - сказал джинн, благодушно пропуская сквозь пальцы жидкие пряди своей бороды.
– Я не раз совершал такие превращения.

–  Тогда стыдитесь, вот и все! Теперь вопрос в том: как вы ему вернете прежний вид?

–  Я далек от того, чтобы изменить сделанное, - был назидательный ответ.

–  Что!
– воскликнул Гораций, не веря своим ушам.
– Вы, надеюсь, но намерены оставить несчастного профессора в таком виде навсегда?

–  Никто не может отвратить предназначенного судьбою.

–  Очень может быть. Но никем не предназначено, чтобы ученый человек вдруг был унижен до скотского образа на весь остаток своей жизни. Судьба не так глупа.

–  Не презирай мулов, эти животные полезные и ценные в хозяйстве.

–  Но - будьте вы прокляты!
– разве у вас нет воображения! Неужели вы не можете представить себе, каково человеку обширной образованности и громкой известности, внезапно попавшему в такое унизительное положение?

–  Да падет вина на его же голову, - холодно сказал Факраш.
– Он сам навлек на себя эту участь.

–  Что же, вы полагаете, что этим фокусом принесли мне пользу? Будет ли он теперь более расположен в пользу моей женитьбы на его дочери?

–  У меня нет того намерения, чтоб ты взял себе в жены его дочь.

–  Одобряете ли вы или нет, а я намерен на ней жениться.

–  Наверно, она не пойдет за тебя, пока отец ее будет оставаться мулом.

–  В этом я согласен с вами. Значит, вы так понимаете ваше содействие мне?

–  Я не принял в расчет твоих интересов в данном случае.

–  Будете ли вы добры принять их во внимание теперь? Ведь я дал слово, что он вернется к своему прежнему виду. На карте не только мое счастье, но и моя честь.