Фантастические сказки

И он рассказал ей о волшебном дворце и об отказе г-на Вакербаса.

–  Так что видите, дорогая, - заключил он, - я даже не имею дома, который мог бы предложить вам, и если б я его имел, он был бы полон неудобств для вас, так как этот старик беспрерывно мешал бы нам, особенно, если он почувствовал, как мне кажется, безотчетную антипатию к вам.

–  Но вы, конечно, можете его разубедить, - сказала Сильвия.
– Вы сказали, что с ним можно сделать что угодно.

–  Я прихожу к заключению, что им не так легко управлять, как мне казалось. И в настоящее время, - прибавил он с грустью, - если мы хотим спасти профессора, боюсь, что нужно покориться старому Факрашу.

–  Так вы мне предлагаете порвать с вами?
– воскликнула она.
– Я никогда не думала, что так будет.

–  Для вашего же блага, - сказал Гораций, - и ради вашего отца. Если вы этого не сделаете, тогда сделать это обязан я! Но вы меня избавите от этого? Мы оба должны согласиться на разлуку и верить, что когда-нибудь сойдемся вновь.

–  Не пытайтесь обмануть меня или себя, Гораций, - сказала она.
– Если мы теперь расстанемся, то уж навсегда.

У него было тяжелое предчувствие, что она права.

–  Мы должны надеяться на лучшее, - сказал он мрачно.
– У Факраша может быть какая-нибудь причина, которой мы и не подозреваем. Или он смягчится. Но в настоящий момент мы должны расстаться.

–  Хорошо, - сказала она.
– Если он поможет отцу, я от тебя откажусь. Но не иначе.

–  Решила ли девица?
– спросил джинн, внезапно появляясь опять.
– Ибо срок для размышлений миновал.

–  Девица Фютвой и я, - отвечал за нее Гораций, - согласны прервать наши отношения, пока вы не одобрите их возобновления, но под условием, чтоб мы сейчас расколдовали ее отца.

–  Согласен!
– сказал Факраш.
– Ведите меня к нему, и мы устроим это дело не откладывая.

В коридоре они встретили г-жу Фютвой, которая шла от мужа.

–  Вы здесь, Гораций?
– воскликнула она.
– Кто этот господин?

–  Это… гм! гм!
– сказал Гораций.
– Это виновник несчастья с профессором, и он пришел сюда по моей просьбе, чтобы поправить дело.

–  Это было бы так любезно с его стороны!
– воскликнула опечаленная женщина, которая была уже за пределами удивления или злопамятства.
– Я убеждена, если бы он знал, что мы все испытали… - И она повела всех в комнату мужа.

Как только отворилась дверь, профессор как будто узнал своего мучителя, несмотря на перемену одежды, и так сильно взволновался, что зашатался на всех четырех ногах и принял самый плачевный вид.

–  О, человек необычайных дарований, - начал джинн, - которого я заставил, по причинам тебе известным, принять образ мула! Говори, заклинаю тебя, и скажи мне, куда ты спрятал надпись па печати, которою ты владеешь?

Профессор заговорил, и впечатление внятной речи, исходившей изо рта, который, казалось, принадлежал обыкновенному мулу, до того было странно, что не поддается описанию:

–  Сначала пусть тебя черт возьмет, - сказал он сердито.
– Ты не можешь сделать мне больше зла, чем уже сделал.

–  Как хочешь, - сказал Факраш, - но если я не получу обратно надпись, то не верну тебе прежнего вида.

–  Если так, - с бешенством сказал мул, - то вы найдете ее в верхнем правом ящике моего письменного стола, ключ - в диоритовой чаше, на камине.

Джини отпер ящик и вынул металлическую крышку, которую и положил во внутренний карман своего несуразного фрака.

–  Так, - сказал он.
– Теперь отдай мне истолкование, которое ты написал и поклянись хранить в глубокой тайне его содержание.

–  Знаете ли вы, о чем просите, сударь?
– сказал мул, злобно прижимая уши.
– Думаете ли вы, что я, для вашего удовольствия, уничтожу самое замечательное открытие во всей моей научной деятельности? Никогда, сударь, никогда!

–  Раз ты мне отказываешь, я тебя опять лишу речи и оставлю тебя мулом гнусного вида, каков ты теперь, - сказал джинн.
– К чему тебе открытие, о котором ты не можешь никому сообщить? Однако можешь выбирать!

Мул закатил свой единственный глаз, оскалил все зубы и злобно заскрежетал ими.

–  Вы стали моим истязателем, - сказал он, - и я вынужден уступить. Вон, в бюваре, лежит единственная копия, которую я сделал.

Факраш отыскал бумагу, которую растер между ладоней до полного исчезновения, как мог бы сделать всякий обыкновенный заклинатель.

–  Теперь подыми твою переднюю правую ногу, - сказал он, - и клянись всем для тебя святым, что ты никогда не обнародуешь того, что узнал.

Профессор произнес клятву крайне неохотно и нетерпеливо.

–  Хорошо, - сказал джинн с угрюмой усмешкой.
– Теперь прикажи одной из твоих женщин принести мне чашку чистой воды.

Сильвия вышла и вернулась с чашкой воды.

–  Она профильтрована, - сказала Сильвия с беспокойством, - я не знаю, годится ли?

–  Этого достаточно, - сказал Факраш.
– Пусть обе женщины удалятся.

–  Вы, конечно, не думаете удалить из комнаты его жену и дочь в такой момент?
– запротестовала г-жа Фютвой.
– Мы будем сидеть тихо и можем даже помочь, если понадобится.

–  Делайте, как приказано, моя милая, - рявкнул неблагодарный мул, - делайте, как приказано! Вы только будете мешать. Не думаете ли вы, что он не знает своего свинского ремесла?

Они вышли. После этого Факраш взял чашку - обыкновенную бульонную чашку с бледно-голубым греческим узором по краям - и, обливая мула водою, воскликнул: «Покинь твой теперешний образ и прими свой прежний!»

Прошел жуткий момент, когда казалось, что слова не производят никакого действия: животное только стояло и вздрагивало. Вентимор почувствовал мучительное сомнение, не забыл ли, действительно, Факраш, как совершается именно это колдовское действие.

Вдруг мул попятился и начал бешено бить по воздуху передними ногами, после чего тяжело упал в ближайшее кресло, которое, к счастью, было прочно и просторно, и бессильно свесил передние ноги по бокам, наподобие человека. Тут произошли непродолжительные судороги, и затем начался какой-то особый, невыразимо-потрясающий для зрителя процесс, в течение которого человек как бы вылупливался из мула, а мул как бы растворялся в человеке. Наконец перед ними в кресле оказался еле дышащий и дрожащий профессор Фютвой в своем подлинном образе и одеянии.