"Фантастика 2024-10". Компиляция. Книги 1-18

– Слушаю, Халлиг.

– Эгорд, я в подземелье, на третьем этаже. Знаешь, где именно. Спустись ко мне... Пожалуйста.

От мысли о месте, что имеет в виду Халлиг, настроение резко портится. Лишь от мысли! А уж явиться туда лично...

– Это обязательно?

– Да.

На какое-то время Эгорд оледенел, погрузился в себя, доспехи покрылись изморозью. Наконец, пришел в движение, пленки льда хрустят, осыпаются.

– Как ты немилосерден, светлый жрец, – пробует шутить воин-маг в надежде, что это сдержит лавину темных воспоминаний.

Часть 1. Глава 4

Эгорд прошел через внутренние ворота в крепость, белоснежность сменилась теплым сумраком треугольных коридоров. Пока сапоги отбивают ритм, голова старается не думать о том, о чем думается.

Третий подземный этаж – самое черное место в крепости. Тьма густая, свет от пламени факелов не может ее прорезать. Спасает заклинание ночного зрения.

За очередным поворотом возник протяжный коридор, в конце – фигурка в белых жреческих одеждах.

Эгорд подходит.

– В чем дело, Халлиг?

Пытается не смотреть жрецу за спину, но взгляд все равно цепляет злосчастную каменную дверь – плиту с паутиной узоров, в центре блестит желоб в форме человеческой пятерни.

Память кровоточит свежими воспоминаниями...

В пальцах Халлига старый лист пергамента, под облачками седых бровей зрачки прыгают как зайцы в клетках, от каждой строчки спасаются метанием к другой строчке. Будто читать не хотят. На лице жреца улыбка.

Эгорд ткнул подбородком в лист.

– Что это?

Халлиг, не отрывая взгляд от листа, посмеивается, качает головой, будто ему неловко, хотя содержание текста забавит.

– Рылся в своих записях, – говорит Халлиг, – и, представляешь, откопал юношеские стихи!

Эгорд перенял улыбку.

– Ты писал стихи?

– А кто в молодости не писал... В те годы относился к этому серьезно. Думал, совершаю подвиг, дарю миру величайший бриллиант мысли, столько восторга было, ужас! А сейчас и кухарке зачитать бы не рискнул! Но ладно бы только это. Уже тогда я был неплохим магом. Ума хватало, а мудрости... С помощью магии размножил листок с этим опусом до стопки толщины такой, что можно было убить, если размахнуться. И три ночи расклеивал на стенах, столбах, повозках, на спинах дремавших стражников, закидывал в окна, сады, словом... И еще умудрился подписать автора. В общем, дурость мою увидел весь город. А ведь в самом деле думал, что одаряю человечество гениальными мыслями! Взять бы себя из прошлого – да по шее. За чушь, к которой призывал... Эх, молодость...

Листок опустился, Халлиг встал лицом к двери.

– Ладно, боги с ней, с поэзией. Не она побудила вырвать тебя в место, которое так не любишь.

Посох прислонился к плечу, жрец вложил освободившуюся ладонь в замок, желобки повторяют форму пальцев так, словно под его кисть и отливались.

Плита вздрогнула, с узоров осыпалась пыль, Халлиг ладонь вынул, дверь медленно и с гулом втягивается в потолок. Из-под плиты льется река голубых лучей. Голубизна окрашивает жреца и воина-мага, начиная с ног, все выше и выше. Эгорд прищурился.

Гул стих.

Халлиг вошел в просторную комнату, озирает с удовольствием. Эгорд вошел следом, взор опущен.

Жрец развернулся к проему, где осталась тьма, рука подняла пергамент к лицу.

– Прощай, юная глупость.

Пергамента коснулся посох, край вспыхнул, Халлиг разжал пальцы, и листок, повиляв в полете огненный хвостом, упал за порог.

Вновь гул, дверь неторопливо едет вниз...

Лист сгорел наполовину, когда дверь с порогом сомкнулась.

Хочется спрятать взгляд куда-нибудь, но теперь картина везде одна – ровная стена кристаллов, таких же, какие Клесса перемалывает на мельнице. Стены, пол и потолок сплошь из кристаллов, в них пульсируют крошечные голубые молнии.

Зрелище было бы прекрасным, но с ним намертво связаны ассоциации, что причиняют боль. За эту красоту заплачена цена слишком высокая.

– Я разгадал секрет этой комнаты, – говорит Халлиг. – Все оказалось просто, хоть бейся лбом о посох, что не понял раньше. А нужно было всего лишь побыть в ней чуть дольше... Но вижу, тебя не волнует.

– Прости.

Эгорду и впрямь не до того. Как забыть, что Наяду – девушку, которую когда-то любил страстно, да и сейчас в сердце есть ее уголок, – предал, полюбив Леарит?

Наяда ушла. Не просто ушла, а исчезла навеки. Покорно, с любовью, даже собаки не способны на такую верность. Вошла в смертельную ловушку, охранявшую эту дверь, которую Халлиг взломать не мог. Тем самым освободила проход... и простор для любви Эгорда и Леарит.

О боги, почему не возненавидела?! Так ему было бы легче, понятнее... Но в ответ на предательство она принесла себя в жертву. Теперь Эгорд и Леарит могут быть вместе, Эгорд любит ее, в самом деле любит! Но плата – вина, столь же сильная, как за гибель Витора, живет внутри, как кусок плоти. Болит от любого касания.

Хочется это место покинуть, сбежать от едкого чувства, от мыслей...

Вздох жреца.

– Она сама приняла такое решение, – говорит Халлиг с добротой. – Обиды на тебя не держала.

– Лучше б держала.

– А вот ты, похоже, обижен.

Вспыхнул гнев, Эгорд бросил на Халлига взгляд. Жрец смотрит с мягкой отеческой улыбкой.

Эгорд сник.

– Наверное... Доказала, что чище меня, а я – негодяй, каких поискать.

– Она тебя любила. А с любимыми не соревнуются. Вы с Леарит соревнуетесь, кто кого любит сильнее?

Что ответить, Эгорд не знает.

Халлиг снова вздохнул.

– Расскажу кое-что из своей жизни. Отвлечешься.

Что угодно, лишь бы не думать о Наяде.

Впрочем, о себе Халлиг рассказывал редко, так что в самом деле интересно.

Жрец оперся на посох поудобнее, взгляд приподнялся к потолку.

– Мне было семнадцать. Мое первое ограбление.

– Сочувствую...

Халлиг посмеялся.

– Грабили не меня. Грабил я.

– Ч-что?..

Эгорд смотрит на мудрого седого человека в белых тканях со знаком солнца на груди, тот улыбается, будто не сообщил ничего особенного. Эгорд открыл было рот сказать, что такими вещами не шутят, но...

– А ты думал, – говорит Халлиг, – что я так и родился, в жреческой робе, с посохом, бородой и усами? Все мы были кем-то...

Халлиг начал рассказывать.

Личная вселенная Эгорда в тысячу Ямор знает какой раз терпит сдвиг. Кажется, повидал все, мир понятный, привычный... И тут – бах! – снова чувствуешь себя сопляком, жизни не знающим.

Чем дольше Халлиг рассказывает, тем меньше удается верить, что все это делал старший жрец, который сейчас перед Эгордом. Тот юнец грабил, поджигал, видел, как старшие по стае убивали и насиловали, пьянствовал с бандитами...