"Фантастика 2025-96". Компиляция. Книги 1-24
Шрифт:
Вечером, когда окна домов потускнели, а шум города сменился редкими фразами у подъездов и звоном ложек в кружках, Валентина сидела на диване в пижаме с принтом «Спящий енот». Плед обвивал её как витиеватое оправдание: тёплый, слегка пахнущий порошком и отчуждением. На коленях лежала старая тетрадь в плотной обложке, закрывающейся на липучку, – пережиток школы или ранней безумной фазы «начну новую жизнь с понедельника».
На обложке – полустёртая наклейка с надписью «Dream, girl». Валентина устало открыла её и на следующей чистой странице вывела шариковой ручкой с котёнком:
Потом перечеркнула. Слишком пафосно. Слишком глупо. Написала снова, капслоком. Я – НЕ ШЛЮХА. Я – МИССИЯ.
Подрисовала в уголке грустный смайлик с вывалившимся языком, потом попробовала сделать к нему речь – вышло: «Извините за гормоны. Я случайно.»
– Напиши, – тут же вмешалась Кляпа, – «Сегодня объект отказался. Сожалею. В следующий раз буду сексуальнее и менее драматична». Или ещё лучше: «Миссия провалена, но в целом прическа держалась».
Валентина прикусила губу, задумалась, затем начала писать: Мне стыдно. Пауза. Я не умею. Снова пауза.
Зачеркнула. Ни одна из фраз не звучала живой. Как будто это не её мысли, а пресс—релиз от лица потрёпанной лягушки.
Она вздохнула, написала чуть сбоку: «Он сказал, что другой».
Кляпа фыркнула с выражением:
– Ну и что. На Титане за такими – очередь. А у тебя – паника. Надо было просто сказать: «Я – твой гетеро—экспириенс». Он бы хотя бы растерялся.
Валентина положила ручку, посмотрела в окно – ночь пряталась между крыш, а ей хотелось одного: не участвовать – ни в разговорах, ни в попытках что—то исправить, ни даже в самой себе, как будто на сегодня она отказалась от роли главной героини собственной жизни.
Она продолжила: «Я не знаю, зачем всё это. Я просто хотела домой. И чай. И чтобы никто не смотрел. И чтобы меня не трогали. И чтобы не надо было носить юбку, в которой я сижу как перевёрнутая ваза с тревогой.»
Новым абзацем снова написала:
«Я – не шлюха.» Подождала. «Я – миссия.»
Подождала ещё. И вдруг – добавила зло: «Какая миссия? Я даже у психолога не была. Кто вообще допускает к космическим задачам людей, которые плакали на концерте «Руки вверх» и боятся звонить в поликлинику?»
Ответ пришёл не снаружи, а изнутри. Голос Кляпы прозвучал необычно – без сарказма, почти мягко, как если бы она в этот момент сидела рядом, положив лапку на одеяло:
– Вот за это я тебя и выбрала. Ты идеальна. Ты смешная. Ты настоящая. Ты – катастрофа с красивым шрифтом.
Валентина посмотрела на строчки в тетради и вдруг слегка улыбнулась. Почти незаметно. Как человек, который упал в грязь, но увидел, что никто не смеётся. Или даже не заметил. Где—то глубоко внутри родилось не прощение, а усталое «ладно». И это «ладно» оказалось на удивление тёплым.
Она прижала тетрадь к груди, потом снова раскрыла и внизу страницы написала крупно: «Даже если провал – это тоже движение.»
Кляпа задумчиво сказала:
– Если ты однажды издашь это, я настаиваю на заголовке «Исповедь целомудренной развратницы. Практическое пособие по провалу репродуктивных миссий». Я даже нарисую обложку. Там будет ракета в форме бигудей и слёзы, капающие на
тест на овуляцию.Валентина рассмеялась. Тихо. Без надрыва. Не потому, что было смешно, а потому что абсурд наконец стал уютным. Она положила ручку, выключила свет, свернулась в клубок под пледом и подумала: «Если и завтра всё пойдёт к чёрту, я хотя бы буду в пижаме и с планом».
А Кляпа шепнула:
– Всё, отдыхай. Завтра у нас юрист. Или мясник. Там пока не определились.
Перед сном Валентина лежала в позе звезды, разбившейся о бытовую планету. Простыня сползла к ногам, пижама перекрутилась на боку, волосы напоминали гнездо совы, пережившей корпоратив. Тень от лампы, вытянутая и дрожащая, напоминала ей сперматозоид, уставший, потерянный и явно не стремящийся никуда – особенно к яйцеклетке с характером. В голове не мысли, а осадки после мыслей – мутные, бессвязные, как если бы разум тихо вышел перекурить, оставив табличку: «Вернусь, когда разберётесь».
Валентина задумалась: закрыты ли шторы? И если кофеин – это форма бегства, то сколько же кружек нужно выпить, чтобы эмигрировать? А если она выживет после всей этой чепухи – вручат ли ей медаль или просто оставят в покое?
И тут, как по расписанию, зазвонил телефон. На экране – Паша. Без смайлика. Просто "Паша", будто система уже поняла, что ничего хорошего ждать не стоит. Валентина села на кровати, натянула пижаму повыше, будто это помогало вести переговоры, и с неуверенным голосом взяла трубку:
– Алло…
– Валя, привет! Я тут подумал… может, встретимся? Ну, типа, неформально. Просто ты классная. Реально. Мне было хорошо. Я даже пельмени сварил – вдруг ты любишь. Со сметаной.
На секунду в комнате воцарилась тишина. Валентина растерялась. Не потому, что не знала, что ответить, а потому что изнутри, с холодной чёткостью военного координатора, уже подкралась Кляпа:
– Даже не думай. Он пельмени, а ты – планета. У нас миссия. У нас список. У нас юрист завтра или мясник. Мы не возвращаемся туда, где было… тепло. Это ловушка.
– Э-э-э… Паш… – начала Валентина, будто извиняясь уже за само существование разговора. – Знаешь, я… у меня просто планы. Да. Очень плотные. Ну… работа. Там совещание. Серьёзное. Очень. По… ресурсам.
– Ну… жаль, – сказал Паша. – Тогда если что… я буду. У меня ещё оливки есть.
– Оливки – не аргумент, – прошипела Кляпа и сбросила звонок. Мысленно. Но Валентина чувствовала, что это была именно она.
Она снова улеглась с тяжестью человека, отказавшего себе в оливках и человеческом тепле в пользу вселенской неопределённости.
Кляпа, как всегда, была бодра. С голосом телемагазина, в котором продаются драмы по подписке, она выдала:
– Сегодня ты справилась. Было сложно, но ты отказалась. От еды. От простоты. От мужчины с добрыми глазами и термосом в руке. Это и есть взрослая сексуальная политика. Завтра у нас штурм «айтишника 2.0» или юриста в стрессовом состоянии. Не опозорь нас.
Валентина, не открывая глаз, подумала: «Я не уверена, что способна на это. Я не уверена, что способна вообще на что—то». И тут же услыхала: