"Фантастика 2025-96". Компиляция. Книги 1-24

– Валя…

– А?

– Ты офигенная. Даже с рассказом, где меня убивает глобус.

Она засмеялась. И он – тоже. Только теперь тише. Медленнее. И как будто немного… счастливее.

Валю повело. Не изящно, как в кино, а по—настоящему – по диагонали, с заносом и залипанием взгляда на тумбочке, на которой ничего не стояло. Комната поплыла, как старое телевидение без сигнала. Она попыталась сосредоточиться на чём—то материальном: ногах, полу, локтях, которые больше не слушались. Казалось, мышцы перешли в отпуск, а координаторы сдали рапорты и ушли в самозабвенный запой.

Голос Кляпы сначала прошёл по позвоночнику вибрацией. Без слов. Просто импульс, похожий на внутреннее «ну всё».

А потом начался спектакль.

Как только Валя моргнула чуть медленнее, чем нужно, всё внутри сместилось. Сознание не исчезло – просто сдвинулось в сторону. Как будто ты вдруг оказался не за рулём, а на пассажирском сиденье. И сразу – хруст внутреннего механизма: Кляпа взяла управление. Не частично. Не на время. Полностью. Она захватила тело Вали, как будто открыла давно законсервированный доступ. Её больше ничего не сдерживало.

Кляпа выпрямилась внутри неё с ощущением репетиции, которую ждала целую жизнь.

Смущение исчезло. Застенчивость испарилась, как дурной пар. Тело встало. Плавно, с той точной механикой, которой у Вали никогда не было. Спина – прямая. Подбородок – чуть вперёд. Дыхание ровное, как у человека, знающего, что сейчас случится нечто необратимое.

Гриня сидел на диване, всё ещё смеясь, слегка заваливаясь на бок, как человек, который давно потерял ощущение баланса. Он даже потянулся к бутылке, промахнувшись на пару сантиметров, когда Валя – или то, что теперь ею двигало – подошла вплотную. Не быстро. Не театрально. Просто – как кошка к миске с подрагивающей мышкой.

Она наклонилась. Взяла его за подбородок. Не резко, но с безапелляционной точностью. Её пальцы обхватили его лицо, как инструмент. И она смотрела. Долго. Не моргая. Как сканер. Как палач, который просто сверяется с инструкцией: тот ли перед ним, кого нужно допросить телом.

Гриня начал что—то лепетать. Что—то про «не так понял» и «это что, ролевые игры». Но слова врезались в холодное лицо. Кляпа не слушала. Она уже сверила комплектацию. И результат её устроил.

Одним движением она толкнула его на диван. Без насилия. Просто с той уверенностью, которая сама по себе сшибает с ног. Он бухнулся на спину, раскинув руки, как трофей.

Затем последовало движение – резкое, уверенное, почти отрепетированное. С одной стороны в нём ощущалась театральность, с другой – безупречная техническая точность: её пальцы вцепились в рубашку на его груди, будто знали, где и как действовать. Прозвучал сухой хруст ткани, за которым сразу же последовал звон разлетевшихся пуговиц; одна из них, описав дугу в воздухе, с бульком упала прямо в бокал. Гриня чуть дёрнулся, зашевелился, но остановился, не сделав ни шага назад – он застыл в положении человека, разрывающегося между попыткой осознать происходящее и полным отсутствием слов, чтобы это выразить.

Её голос стал ниже. Ниже и увереннее, как у диктора с озвучки судебных приговоров.

– Тебе нравится командовать? – протянула она грудным, вибрирующим голосом, в котором звучали и обещание, и приговор. Он был тягучий, с хищной хрипотцой, словно в каждом слове прятался хлыст. – Сейчас ты узнаешь, каково быть подчинённым.

Он не успел ответить. Руки Кляпы уже работали – с той деловитостью, которая одновременно возбуждает и пугает. Пояс – расстёгнут. Штаны – сдёрнуты. Быстро. Ровно настолько, чтобы показать, что это не про заботу. Это про демонстрацию контроля.

Трусы – светло—серые, с тонкой резинкой и надписью Weekend Hero. Вид слегка потерянный. Резинка вытянута, ткань местами потёрта, как у вещей, которые ещё не выброшены, но уже не носятся с гордостью.

Кляпа провела пальцем по шву. Медленно. С холодной деловитостью хирурга.

– Weekend Hero, – протянула она, проводя пальцем вдоль резинки с ленивой, тягучей внимательностью. – Это мило. Сейчас проверим, кто ты на самом деле – герой или воскресный ужин.

Она наклонилась, взялась за пояс резинки двумя пальцами и, не торопясь, с чуть насмешливой грацией стянула с него трусы. Движение было плавным, почти ласковым, как будто она открывала подарок, заранее зная, что он ей понравится.

Глаза скользнули вниз, и уголок её рта дрогнул. Она облизнула губы – медленно, с намерением, как будто пробовала вкус ещё до прикосновения.

– Очень даже неплохо, – сказала она, не повышая голоса. – Прямо скажем, выше ожиданий.

Гриня приподнялся на локтях, глаза округлились, язык запутался в фразах: то ли сказать, что он не против, то ли уточнить, что это происходит по его согласию, то ли просто попросить подождать минуту, пока мозг не поймёт, как реагировать на женщину, в чьих глазах – не страсть, а производственный план.

Валя внутри кричала. Без слов. Просто с ужасом и паникой, которые метались внутри тела, не имея доступа ни к мышцам, ни к голосовым связкам. Она наблюдала за собой, как пассажир поезда, влетевшего в тоннель с криками «экспресс в ад» на стенах.

– Отлично, – пронеслось у неё в голове. – Теперь мой организм захватил инопланетный диктатор, который считает, что БДСМ – это лучшая форма межгалактической дипломатии.

Кляпа наклонилась к Грине, провела ладонью по его груди, затем зажала подбородок, заставив его снова смотреть ей в глаза.

– Ты всю жизнь любил смеяться над чужими недостатками, – прошептала она, протягивая каждое слово голосом, в котором клубились бархат и угроза. Он был низкий, грудной, с той самой вибрацией, от которой у мужчин теряется счёт времени и границ. – Теперь твоя очередь узнать, что такое унижение с удовольствием. Поверь, я умею превращать слабость в инструмент.

Он судорожно вдохнул, глаза у него стекли. Он не понял – ему нравится это или он боится. Или и то, и другое.

А Кляпа уже продолжала работать. Без сбоев. Без сомнений. Без жалости.

Она на секунду замерла, словно переключившись с технической стадии на творческую. В её движениях появилась театральная роскошь – та, что принадлежала женщине, уверенной в своей власти и получающей от неё удовольствие. Внутри Вали что—то взвизгнуло. Мысленно. Её тело сидело в уголке сознания и наблюдало, как всё это разворачивалось, с той смесью ужаса и фатального смеха, которая бывает только у зрителя без права выйти из зала.

Она, не отводя взгляда от Грини, наклонилась к рюкзаку в углу. Вытащила оттуда старый школьный ремень – тот самый, с коричневой кожей и металлической пряжкой, которая уже давно потеряла всякую функциональность, но сохранила грозный вид. Ремень щёлкнул в воздухе с тем звуком, которым в кино запускали тревогу.