Fatal amour. Искупление и покаяние

Князь ввалился в спальню жены и замер посреди комнаты. Пламя единственной свечи в подсвечнике заколыхалось и едва не погасло. Марья устало опустилась в кресло. Она ожидала, что супруг будет в ярости после того, как она осмелилась закрыться от него, но Куташев выглядел довольно спокойным, и потому она решилась высказать свои соображения относительно их будущего:

— Nicolas, мы с вами совершили ошибку. Нам надобно развестись, — тихо заговорила она.

— Увы, это невозможно. Вы в тягости и скоро подарите мне наследника или наследницу, — возразил Куташев.

— Стало быть, мои письма вы всё-таки читали, — пождала губы княгиня.

— Читал, — ответил Николай. — Впрочем, одного взгляда на вас довольно, дабы понять что к чему.

— Но не сочли нужным написать ответ.

— Не счёл, — согласился он.

— Да, я понимаю. Теперь понимаю, чем вы были столь сильно заняты, что не удосужились ответить ни на одно моё письмо, — чувствуя, как вновь в ней закипает гнев, огрызнулась Марья.

— Вот что я вам скажу, Мари. Впредь вы станете слушаться меня и делать то, что я вам говорю…

— А ежели нет, — перебила его Марья.

— Тогда я отправлю вас в самое дальнее имение, откуда вам не то, что до Петербурга, но и до Москвы будет не добраться, — пообещал Куташев. — Коли вы приехали, останетесь здесь, но более подобных выходок я не потерплю. А теперь покойно ночи, — повернулся он к ней спиной.

— Nicolas, и всё же, зачем вы женились на мне? — остановила она его.

— Бес попутал, — усмехнулся, не оглядываясь Куташев, и закрыл за собою двери.

Глава 36

По пустым ночным улицам Петербурга, коляска, запряжённая великолепной четвёркой гнедых, скоро выехала на окраины и при свете полной луны довольно быстро домчалась до Екатерингофа, где не первый год жили цыгане, оставившие кочевую жизнь и прочно обосновавшиеся неподалёку от столицы. Кучер Демьян дождался, когда пассажирка самостоятельно выберется из экипажа и, развернувшись, поспешил обратно к городскому дому Куташевых, нарочно обдав пылью из-под копыт лошадей, стоявшую у обочины цыганку. Ох, и не нравилось Демьяну, что барин в табор зачастил.

Рада долго ещё стояла у дороги, вглядываясь в темноту. Пыль, осевшая на лице, скрипела на зубах, напоминая об унижении от княжеского слуги. Отряхнув юбки, девушка побрела к приземистой избе, откуда по-прежнему доносились звуки пьяного застолья. Из отворённой двери навстречу ей пахнуло табачным дымом, коромыслом, повисшим над столом.

— Рада — очей моих отрада, — пьяно хохотнул и поднялся ей навстречу молоденький корнет, на чьём румяном лице едва пробились светлые усы, — иди, приголублю, — пошатываясь, заключил он её в медвежьи объятья.

Вывернувшись из его рук, девушка отошла в дальний угол за занавеску, налила в таз воды и ополоснула лицо. Сухонькая старческая ладонь легко коснулась её плеча.

— Прогнал тебя князь? — проскрипела над ухом старуха Аза.

Рада раздражённо повела плечом, скидывая руку бабки.

— Сама ушла, мами (бабушка, цыг.) Более никогда не желаю видеть его. Душа у него чёрная, — вытирая руки, добавила Рада.

Пройдя в свой уголок, девушка забралась с ногами на постель и, свернувшись калачиком, жалобно всхлипнула. Старуха присела подле неё и принялась перебирать тёмные кудри сухонькой рукой.

— Все-то ты желаешь, чтобы тотчас сбылось, — вздохнула она. — Наберись терпения, Рада. Твоим будет князь.

— Не нужен он мне, — упрямо возразила девушка.

— Нужен, — улыбнулась старуха беззубым ртом. — Твоя судьба неразрывно с его судьбой связана.

— Ошибаешься ты, мами, — прошептала девушка.

— Старая Аза редко ошибается, — проскрипела старуха, поднимаясь с постели.

***

Куташева разбудил скользнувший по лицу солнечный луч, проникший в комнату через неплотно задёрнутые портьеры. Лёжа в постели, Николай припомнил события ушедшей ночи. Вчерашний вечер ничем не отличался от многих других. Оставив жену в деревне, Куташев вернулся к прежнему образу жизни. Может быть, кто-то в свете и осуждал его, но в той компании, где он привык проводить время никому не было до того дела.

Близилось лето, а, стало быть, впереди были лагерные сборы под Красным селом, которые обыкновенно заканчивались манёврами. Таким образом, вскоре полку предстояло покинуть зимние квартиры, и на смену праздной и беззаботной жизни должны были явиться суровые гвардейские будни, состоящие из муштры и бесконечных смотров. Господа офицеры в эти оставшиеся дни кутили особенно лихо. Сначала шумная компания отправилась в ресторацию Талона, оттуда к цыганам. Куташев не смог вспомнить, кому именно из его сослуживцев пришла в голову мысль поехать в Екатерингоф, да нынче это было и неважно. Поняв, что веселье в цыганском таборе, судя по всему, затянется до самого утра и, не желая принимать в нём участия, Николай забрал Раду и уехал домой, а вот дома его ожидал сюрприз в лице его дражайшей половины — Марьи Филипповны.

Вспомнив, что вчера так и не получил ответа на свой вопрос о причинах, побудивших его супругу приехать в столицу, Куташев нехотя поднялся с постели и дёрнул шнур сонетки.

Камердинер выглянул из гардеробной и поспешил помочь барину с утренним туалетом.

— Марья Филипповна поднялась уже? — осведомился он у слуги.

— Давно уж, барин. Завтракать изволили у себя в покоях, — отвечал Митька, аккуратно проводя опасной бритвой по заросшим жёсткой щетиной щекам хозяина. — На службу поедете? — поинтересовался он.

— Нет, — отмахнулся Николай, вытирая остатки пены со щёк.

Митька поспешил убрать обратно в гардеробную мундир барина и подал вышитый серебристой нитью чёрный бархатный шлафрок. Остановившись перед дверью в гостевую спальню, Куташев немного помедлил, собираясь с мыслями и постучал.

— Entrez! — послышался мелодичный голос молодой княгини.

— Bonjour, Marie, — остановился на пороге князь — Как вам спалось?

— Превосходно, ваше сиятельство, — поставила на блюдце чайную чашку Марья Филипповна.

— Вчера я спросил о том, что привело вас в столицу, и вы мне не ответили, — напомнил ей Куташев.

— Ныне это не имеет значения, — вздохнула Марья. — Вы давеча вполне определённо дали мне понять, какое место я занимаю в вашей жизни. Более мне нечего обсуждать с вами.

— Так вы приехали только за тем, дабы повидаться со мной? — изумлённо пробормотал Николай.

— Да, но нынче сожалею о том. Приехать сюда было непростительной ошибкой, — отвела взгляд Марья. — Вы так переменились, Nicolas, — огорчённо добавила она.