Феромон

– Звучит как угроза, - мягко улыбается он. Уставший, измученный, явно почти не спавший, но, как всегда, он спокоен, сдержан и невозмутим.
– Жаль, что тебе пришлось принять это решение под гнётом обстоятельств.

– Мы не будем об этом спорить, Том, - накрываю я его тёплую руку.
– Я вытащу тебя отсюда. Священник будет завтра с утра. Первое слушание - после обеда. У нас очень мало времени, и давай поговорим о другом.

– Групповой иск?
– удивлённо смотрит он на меня.
– Я думал, дело по нему закрыли ещё вчера. Твой Хант вряд стал бы церемониться, получив на руки эти документы. Разве только...

– Да, я ему их не отдала.

– Из-за моего ареста?

– Нет, Том. Хант и сам докопался, в чём дело, он бы развалил этот иск и без моей, а уж тем более без твоей помощи. Но дело не в нём. Дело в людях, которые надеются на эти деньги. Ты ведь отобрал участников иска не просто так, да?

– Я всегда знал, что ты умна, - кивает он.
– Но это уже не важно. Я основал свой фонд. Помощь, которую они просили у моих родителей, но не получили, они получат от меня.

– Нет, Том. Им заплатит мой отец, - я упираю палец в цифры, которые так и остались мне не понятны.
– Что это за даты?

– Первая - дата, когда они обратились в отцовский фонд.

– А вторая, когда получили официальный отказ?
– догадываюсь я.

Он снова кивает.

– Ты помогаешь тем, до кого никому нет дела? Поэтому все эти дела «про бона» и бесплатная работа, за которую ты берёшься?

– Можно сказать и так. Но если твой отец пойдёт на мировую и выплатит этим людям хоть по центу, он автоматически признает себя виновным.

– И что? Его акции упадут?
– усмехаюсь я.
– Он продаёт свою компанию, Том. Подумаешь, получит за неё не двадцать, а девятнадцать с половиной миллиардов. Новое руководство всё равно будет с радостью ссылаться на его просчёты ещё не один год. Только ему уже будет глубоко всё равно. Он устал. И так давно мечтает жить на проценты со своих капиталов, что будет готов и принести извинения, и заплатить, лишь бы уже всё закончилось. А у этих людей будет реальный шанс воплотить в жизнь свои мечты. Пусть странные, пусть несовершенные, но всё же это мечты, правда?

– Слышал, ты навестила миссис Хьюлетт, - улыбается он.
– Она мне звонила.

– Жаль, что я не видела её азалии.

– О, они прекрасны. А мистер Вайлвуд, которого тебе увидеть не удалось, любит надувать воздушные шары. Когда меня выпустят, мы съездим к нему. И ты увидишь, как он радуется, когда их отпускает.

Не знаю, что там он твердил про свою бесчувственность, но то, как светятся его глаза, когда он говорит про этих людей, не оставляет сомнений - ему нравится с ними общаться.

– Ты строишь планы?
– улыбаюсь я.

– Прости, - спохватывается он.
– Но ты так уверенно заявила, что меня вытащишь. А я никогда в тебе не сомневался, - невинно пожимает он плечами.

И я не могу понять, что вдруг пробило мою броню, но она треснула. Я не хочу строить с ним планы. Не хочу быть его женой. Я первый раз по-настоящему это представила. И первый раз с того момента, как я надела это кольцо, мне нестерпимо хочется плакать.

– Мне пора, Том, - оглядываюсь я на кивнувшую мне из двери Иву.

– До встречи, Ан, - наблюдает Ривер, как, не глядя на него, я складываю документы.
– У тебя ещё есть время передумать. Но скажи Иве Уорд, что я никогда не соглашусь, чтобы меня признали больным.

– Ива предложила психиатрическую экспертизу?

– уже поднявшись, замираю я в ужасе. Да, это тоже вариант: признать его невменяемым. Его выпустят, только... Нет, нет, нет. Я никогда не сделаю это. И потому, что не считаю его больным. И потому, что...
– тогда решения по всем делам, где ты выступал адвокатом, отменят и они попадут на пересмотр. И все эти люди, которым ты когда-то помог... всё это начнётся для них заново.

– И всё это случится и в том случае, если меня признают виновным, - снова мягко улыбается он.

За мной словно с лязгом захлопывается клетка. А его осудят, если выслушают мои показания. Выбора у меня просто нет.

– Этого не будет, Том, - подхватываю я свои бумаги.
– Я не передумаю. До завтра!

Вслед за Ивой, ничего не видя вокруг, я выхожу на улицу. И как назло почти врезаюсь в Ханта.

– Ива!
– гневно разворачиваюсь я.

– Прости, - разводит она руками.
– Это не в моих интересах, но я не могла ему не позвонить.

– Твоя повестка, - протягивает он свёрнутый лист бумаги. И я вижу только его красивую руку, узкий манжет, дорогую рубашку, застёгнутый пиджак. И галстук. Этот проклятый совершенно не подходящий к рубашке галстук, что рвёт мне на части сердце. Но я не сойду с этого места, если начну думать, как Эйв будет без меня.

– Разве её не должны были вручить лично?
– разворачиваю я лист. И делаю вид, что смотрю, но буквы сливаются и складываться в слова упрямо не хотят. Но я должна. Должна взять себя в руки.

– Её принесли в офис, но поскольку тебя не было на работе, я взял на себя смелость её забрать. Но можешь порвать. Если я не ошибаюсь, это ничего не изменит.

– Не изменит, Эйв, - отворачиваюсь я.

– Анна, нам надо поговорить, - у него такой спокойный голос.

– Говорите, - делаю шаг в сторону и усмехаюсь, повторяя когда-то сказанные им слова.
– Не буду вам мешать.

Но на самом деле на пустой площадке стоим только мы вдвоём. Ива болтает у машины с Сэмми. А из такси, на котором приехали мы, звучит музыка и торчит локоть разговаривающего по телефону водителя.

– Ан, я приму любое твоё решение. Но для меня это ничего не изменит.

– Ты и не сможешь ничего сделать, Хант.

– Ошибаешься. Я могу многое. Ты думаешь, меня можно испугать каким-то кольцом? Мне ведь ничего не стоит предупредить твоего Ривера, что одно моё слово, и он окажется в общей камере. И он не просто сядет на сорок пять лет, он даже до суда не доживёт.

– Ты не сделаешь этого, - впиваюсь я ногтями в ладони.

– Но я могу. И знаешь, страх смерти всегда сильнее страха где-то там на свободе иметь жену. Он откажется от этого брака.

– Не сделаешь, - упрямо качаю я головой, глядя в его холодные глаза.

– Нет, Ан. Но только потому, что пытаюсь уважать твои решения. Какими бы спонтанными они ни были. Как бы ты ни была несправедлива ко мне или к своему отцу, я смирюсь. Но знай, что я никогда не сдамся.

– Если он не выйдет, если его осудят, то пострадает не только он. И мой отец мог этого не знать. Но не ты. И всё же ты допустил это. Поступил по-своему, когда Ривера уже можно было оставить в прошлом. В нашем прошлом. Когда он отступил. Когда он согласился оставить меня в покое.