Фея и Тот Самый Один
Шрифт:
Чёрт возьми, он не сможет оставить всё как есть, иначе просто лопнет, если сегодня же, сейчас это чудное создание не окажется в его постели. Голая, распластанная, под ним, над ним, как угодно, в любой позиции, главное – очутиться с ней, в ней.
Прошёлся легчайшими поцелуями по абрису лица, останавливаясь у виска, чувствуя губами несущийся пульс, аккуратную ушную раковину, местечко за мочкой, пробежался по щеке, остановился у уголка губ, спрашивая разрешение.
Дрогнувшие губы послужили сигналом. Мягкие, податливые, сладкие, уносившие в сладкий омут, обещающие неземное блаженство, фантастическое. Он проник
Рука сама опустилась вниз, подтянула подол, быстро подняла, скользя по стройной ноге, надавливая с приемлемой силой, дошла до ягодицы в чём-то крохотном, кружевном.
Леонид окончательно потерял себя. Увидеть это кружево, снять его, сорвать – вот его желание, рефлексы условные и безусловные, основной инстинкт.
Дверь открылась легко, Фея шагнула за порог, ведомая им, горячо выдохнула, запыхавшись от бешеного поцелуя, тут же открыла глаза, словно очнулась.
– Хочу тебя, – не теряя времени, заявил Леонид, не выпуская из рук спутницу, отставив прочь формальности с обращением на «вы».
– Я… я не могу… там Миша, – начала вырываться Фея.
– Миша? – Леонида словно ледяной водой окатили.
Миша? Какой к чёрту Миша? При чём тут Миши всех мастей, размеров и расцветок? К собачьим потрохам любых медведей!
– Сын, – запыхаясь, ответила Фея. – Ему семь лет, он один, там, – показала она на собственную дверь.
– Сын? – хмурясь, переспросил Леонид.
– Ну да, сын. Вдруг ему что-то понадобится, а меня нет…
– Точно дело только в сыне? – отшагнув, уточнил Леонид.
В глазах мутилось, дыхание сбилось, голова отказывалась адекватно воспринимать информацию. Каждая клетка организма была настроена на секс, не абстрактный секс, а с конкретной женщиной – Феей, если бы Леонид не убрал руки от желанного тела, он не смог бы за себя ручаться. А брать силой женщину – увольте…
– Точно, – кивнула Фея, виновато глянув на Леонида. – Я пойду?.. – не то спросила она, не то поставила в известность и тут же выскочила из квартиры, через несколько секунд мелькнув пышной юбкой в своих дверях.
Попытка привести себя в чувства под холодной водой не увенчалась успехом. Перед глазами стояла шея, мочка уха, серёжка, мерно покачивающаяся. Тело отчётливо ощущало каждый женский изгиб, словно Фея была с ним под этими ледяными струями. В итоге не выдержал, закрыл глаза, отдаваясь фантазиям, и почти сразу дошёл до логического финала.
Как не странно, спал как убитый, отлично выспался. Утром съел дежурную яичницу, пообещав себе, что вечером обязательно заскочит в магазин, возьмёт в кулинарии сырники или блины, что-то, что не жареные яйца.
Вышел в положенное время, следы вчерашнего междусобойчика были убраны. Вызвал лифт, посмотрел на дверь Феи. Сын, значит, семи лет… что ж, сын так сын.
Быстро подошёл к двери, позвонил. Фея почти сразу открыла дверь, уставилась на гостя, моргая уже накрашенными ресницами. Интересно, она и спит в макияже?
– Прости, я на секунду, – шепнул он, потянув на себя Фею, та растерянно подалась, прикрыла дверь, вопросительно посмотрела на Леонида.
Обхватил
лицо напротив ладонями, провёл большими пальцами за мочками, нагнулся и коротко поцеловал, вдыхая со всей силы аромат парфюма и полусонной женщины. Сладко.– Не мог уйти, не пожелав хорошего дня, – сказал он и быстро развернулся в сторону прибывшего лифта.
Глава 10. Фея
Целый день я не могла найти себе места, если бы точно не знала причину, подумала бы, что заболеваю – что мне категорически запрещено. В ближайшие лет десять точно.
На самом деле меня мучило похмелье, и не от шампанского, которого я выпила не так много, чтобы мучиться от головной боли, а от всего произошедшего накануне вечером.
Откровенно говоря, я забыла, что кто-то может исполнить мой каприз. Эскарго и брют были именно капризом, баловством, которое я себе не позволяла тысячу лет. Даже живя с Родей, я не всегда могла получить то, что хотела.
Я не голодала, не была ущемлена финансово, чему благодарна – дорогостоящие вещицы по сей день помогали держаться на плаву, когда приходится совсем туго, я продавала очередной бессмысленный аксессуар, который когда-то казался высшим благом, – но всё же никто не спешил выполнять такую малость, как эскарго, если я как следует не унижусь. Клянчить улиток мне в голову не приходило, достаточно того, что мне ежедневно сообщали, чьими милостями жила я и Миша.
Но дело не в шампанском, не в соусе к эскарго, а в мужчине, который всё организовал. Я могла поклясться чем угодно, что никогда не встречала никого подобного. Дело не во внешности, которая, не скрою, подкупала.
Лёва – по-настоящему привлекательный мужчина, мимо такого не пройдёшь, не кинув заинтересованного взгляда. Рост, стать, выразительный взгляд – всё обращало на себя внимание.
Дело в уверенности, которую он буквально источал, удивительную, железобетонную уверенность, будто он повелитель мира. Казалось, если он заявит, что может движением мизинца остановить локомотив на полной скорости – остановит. Вот что по-настоящему подкупало.
Ещё спокойный взгляд, который в один момент вспыхнул красноречивым огнём, заставляя меня вспыхнуть в ответ, так же моментально. И поцелуи, обалденные поцелуи, невероятные, фантастические просто. Я не помнила, чтобы хотя бы один мужчина умел целовать так – безудержно и мягко одновременно.
Опыта у меня было немного – единственный Родя. До его «бесподобнейшей» персоны я мужчин избегала, как знала, что фертильность тут же меня подведёт, а сам бывший был… не очень, чтобы очень. Во всяком случае, мне так казалось, Виталина же, судя по счастливому блеску, считала иначе.
Он всегда суетился, пыхтел и кряхтел, как старый дед, забирающийся на завалинку, пускал слюни, пытаясь сожрать мой рот, остальное вспоминать невозможно, сразу подступает тошнота.
Не стоит думать, что после того, как у Роди появилась любовница, он забыл дорогу в мою постель, будь это так, моя жизнь в благородном семействе была куда более комфортной. Родя регулярно выполнял супружеский долг, старательно пыхтя, кряхтя и пуская слюни. Хорошо акт длился недолго, меньше минуты, предварительными же ласками он себя не утруждал. Потерпеть чуть-чуть боли было намного приятней, чем ёрзание муженька. Фу! Трижды фу!