Фея и Тот Самый Один

Влюбился, хотел и не собирался загоняться из-за этого.

Рука автоматически, не спрашивая разрешения, обхватила Фею, ладонь устроилась между грудей, деликатно обойдя сладкие полушария, и подтянула к себе, вдавив спину в грудь. Фея завозилась, что-то промямлила, расправилась, доверчиво прильнув. Так они и проспали всю ночь.

Разбудила вибрация телефона. Соня. Приехала навестить, как и собиралась. Не понятно, почему в такую рань, разве юные барышни не должны спать до обеда? Позвонил консьержке, которые в этом месте похлеще хорошо обученных сторожевых собак, сказал пропустить гостью, открыл дверь.

– Ты чего в такую рань? Привет, – несмотря на якобы недовольство, он улыбнулся и поцеловал дочку.

Умница, красавица, понятно, есть в кого, одно семейство Фридманов чего стоит, и он не промах, но всё же каждый раз, глядя на Соню, удивлялся, что у него выросла такая дочь. Когда успела, спрашивается? Совсем недавно, кажется, держал кулёк в бело-розовых рюшах у дверей роддома.

Эх, повторить бы этот опыт, с нынешним умом, а не тем, перепуганным, юношеским, колотящимся в панической атаке.

– Я помешала? – Соня понимающе посмотрела на обувь и светлый плащ в прихожей. – Мама бабушке рассказывала про твою пациентку, но не думала, что всё настолько далеко зашло, – поводила бровями.

– Нос не дорос знать о таких вещах, – отшутился Леонид, обнял Соню, направляя на кухню.

– Я совсем на чуть-чуть, – Соня устроилась на стуле, жевала круассан и запивала чаем. – Биологию перенесли, сегодня зачёт по цитологии, нельзя пропускать.

Естественно, Соня заканчивала школу с медицинским уклоном, само собой, там была биология с углублённым изучением цитологии, молекулярной биологии, сравнительной и эволюционной физиологии, и прочего, прочего, прочего, что каждый Один изучает едва ли не с пелёнок. Леониду казалось, он буквы-то выучил по большой советской энциклопедии деда, а не букварю.

– Настолько соскучилась по старику-отцу, что приехала до зачёта? – с улыбкой спросил он.

– Ты не старик! – искренне возмутилась Соня. – Соскучилась!

– А если по-честному?

– По-честному соскучилась, ну и…

– И-и-и-и? – Леонид улыбался, он просто не мог без улыбки общаться с собственным ребёнком.

– Не мог бы ты дать мне денег на платье на выпускной?

– Неужели мама не выделила деньги на платье? – не поверил Леонид.

Лиат не зарабатывала миллионы, как и большинство врачей в стране, но малообеспеченной её назвать было невозможно. К тому же, были дедушка с бабушкой Фридманы, они точно могли похвастаться финансовым благополучием, не зря дело мужа Лёки столь успешно. Не существовало ни единой причины, чтобы отказать дочери в такой малости, как платье на выпускной.

– Выделила, – фыркнула Соня, напомнив, что не выбралась из подросткового возраста. – Только Лиат хочет, чтобы платье я купила с ней, «нежное, воздушное и прекрасное, как сама молодость», – скривила она губы, явно передразнивая мать.

Соня с раннего детства привыкла называть маму по имени, бабушку мама-бабушка, дедушка оставался дедом, а отец – папой.

– А я хочу вот это, – она протянула Леониду телефон, с открытым сайтом, где красовались фотографии… платья.

Не слишком он разбирался в моде, тем более для юных девушек. То, что он видел, не походило на выпускное платье, на платье тоже тянуло с трудом. В представлении почти сорокалетнего мужчины, конечно, реакция Сони говорила, что вот это… чёрного цвета, шифоновое, с откровенным лифом, пышной, асимметричной юбкой – платье, а не костюм куртизанки на рок-фестивале.

– Ты понимаешь, что Лиат меня убьёт, если я дам деньги на это? – проговорил он, вздыхая.

– Понимаю, – кивнула Соня. – Но это мой праздник, и я хочу именно это платье, причём здесь вообще Лиат? – искренне возмутила она.

– Действительно… – Леонид закатил глаза. – Сейчас переведу, – он открыл приложение интернет-банка, готовясь расстаться с приличной суммой для того безобразия, которое он видел, и прикрыть грудью родное чадо, когда Лиат узреет дочь вот в этом… «нежном, воздушном, прекрасном, как сама молодость».

Периферическим зрением увидел Фею, которая стояла в дверях кухни, широко распахнув глаза. Быстро нажал кнопку перевода, отложил телефон в сторону, поднялся навстречу, вглядываясь в лицо при полном макияже.

– Я… пойду, – пролепетала Фея, показывая рукой в сторону двери. – Не хочу мешать…

– Постой.

Леонид быстро поднялся, подошёл к Фее, обхватил за талию и подтолкнул вглубь кухни, ставя напротив Сони.

– Познакомьтесь, – сказал он. – Дорофея – моя подруга, – подходящего слова не нашёл. «Моя женщина» – слишком самонадеянно, «моя девушка» – не подходяще, «моя соседка» – безлико, и соседки обычно не ночуют в его постели. – Соня – моя дочь.

– Фея, – проговорила откровенно ошарашенная Фея.

– Соня, – Соня уставилась на Фею с нескрываемым, прямо-таки исследовательским интересом.

Леонид не мог точно сказать, что творилось в голове дочери. Они никогда не обсуждали отношения между ним и Лиат, она не задавал вопросов, он не спешил объяснять, почему всё произошло так, а не иначе. Но и ни с какими женщинами Соня его не видела, этой стороны жизни отца для дочери не существовало.

Глава 18. Фея

Моя жизнь столько раз разбивалась, что я должна была привыкнуть, не реагировать настолько болезненно, не кусать себе губы до крови, не мечтать сойти с крутящейся с невыносимой скоростью планеты, но в этот раз, казалось, я не выдержу.

Пропажа мамы, смерть бабушки, детский дом, отношение окружающих, косые взгляды, неизбежно сопровождающие меня, когда узнавали, что я детдомовка, существо без роду-племени, образования и воспитания – всё это должно было подготовить к сегодняшнему дню. Не подготовило. Я оказалась бессильна выдержать ещё одну пощёчину в копилку разочарований.

Сразу после аварии, единственное, о чём я думала – здоровье Миши. Операции, лекарства, последствия. Пыталась хоть как-то наладить жизнь, выкрутиться из той задницы, где очутилась. После жила не надеждой, а железобетонной уверенностью, что доктор из далёкой Германии нам обязательно поможет. Иначе быть не может, потому что не может. Нужно только приложить усилия, придумать что-нибудь…

И вот последний удар, как завершающий аккорд. Один Леонид Борисович – врач, именем которого я буквально бредила последние полгода, не может помочь Мише.

Один не может. Леонид Борисович не может. Лёва не может. Лёня не может. Никто не может.

Я услышала много умных слов, доносивших до меня спокойным, невозмутимым, вкрадчивым голосом, что Деда Мороза не существует, Зубной феи тоже, чудес не бывает. Миша останется в коляске. Чёртовом, ненавистном, отвратительном инвалидном кресле!

Навсегда! На-все-гда!

Он никогда с него не встанет. Ни-ко-гда!

Дала себе ровно двадцать минут, чтобы собрать осколки сердца и жизни, затолкать максимально глубоко боль, чтобы никто не догадался, что внутри я умерла, и снова явиться миру в привычном виде беззаботной красавицы.