«Философия войны«» в одноименном сборнике
Шрифт:
Это расчленение представляло собою лишь одно из проявлений разделения труда, являющегося основным условием прогресса во всех сложных областях человеческого знания. Поэтому, в заключение моего сегодняшнего доклада, я позволю себе высказать следующее убеждение:
Дальнейшее развитие науки о войне, которое выразится в рождении Социологии Войны, неминуемо будет содействовать приобретению науками о ведении войны все более и более практического характера.
Текст приводится по изданию: Головин Н.Н. Наука о войне / / Часовой. — 1933. — № 100–103.
П.И.Залесский
Грехи старой России и ее армии
Павел Иванович Залесский (1868–1928/?/),
Революционное движение в России вспыхивало после каждой большой войны, не только неудачной, но и удачной; ибо каждая большая война раскрывала серьезные недостатки русского государственного организма. Так, после победоносной войны 1812–1814 г. в России сорганизовался ряд офицерских обществ, имевших задачу — существенно реформировать ее государственный организм, а в 1825 г. это течение выявилось даже восстанием „декабристов“.
Лучшая часть русского общества давно относилась критически к русским порядкам?. И не одни только картины крепостничества заставляли русских людей желать иных порядков. Были, очевидно, и другие соображения, вытекавшие из оценки событий и явлений русской жизни.
Представьте себе, вам говорят: обстоит благополучно. Молчать, не „Все разговаривать, вас не спрашивают! Да, впрочем, и спрашивать не о чем: мы сами хорошо знаем — что нужно России. А в нужную минуту мы… всех шапками закидаем“!… А в то же время вы видите:
Аустерлиц, Фридланд… Весьма сомнительная война 1811 года… Тяжкая военная эпопея, вернее народное бедствие 1812 г., которое сильно смягчено (вернее — извращено)
казенными историками и жалкими школьными учебниками»… Война 1813–14 годов также не дает никаких военных образцов русского «искусства» и не демонстрирует талантов русских генералов. Кампания 1854–56 годов дает образцы доблести различных чинов армии (как и все войны), но очень мало искусства и правильной подготовки… О войне 1904–05 годов и говорить нечего: тут и доблесть заметно понизилась…
Очевидно, государственный организм работал неправильно: в нем что-то перерождалось, много не хватало, многое работало несогласно… В общем — большой организм России оказывался слабым при каждом серьезном испытании.
А как же разрослась Россия? Откуда ее завоевания?
Россия, как это вполне понятно, законно и естественно побеждала или низшие культуры: чукчей, вотяков, остяков, юкагиров, самоедов, мордву, чувашей, туркмен, сартов, финнов, персов, курдов и т. п. или разлагавшиеся государства, как например, Польша и Турция, или маленькие страны — как Финляндия (вернее Швеция). Успехи русского оружия над оружием культурных стран (в Семилетнюю войну, в 1799 г. в Италии, в 1813–14 г.) только эпизоды войн, веденных Россией в составе больших Европейских коалиций, и они вовсе не меняют основного закона, который гласит: побеждает культура страны, организация ее армии и воспитание ее народа.
?
Записка Радищева, в царствование Екатерины II.
Записка Барклая де Толли, поданная Государю императору Александру I-му, дает более правильное освещение событиям 1812 года.
Вот почему лучшие русские люди были недовольны дурными, некультурными порядками России, дурной подготовкой ее армии и полным отсутствием воспитания народа. Но всякая критика русских порядков считалась вредной, а на лучший конец — «самооплевыванием».
Чтобы заткнуть рот своему собеседнику, обыкновенно говорили
ему: Мы, русские люди, любим критиковать все свое… Своим мы вечно недовольны… А вот все чужое — очень хорошо. Такова уже наша натура: мы любим «поплевать в самих себя»…Такие тирады часто приходилось слышать вместо доводов в защиту того, что подвергалось критике.
А то и проще бывало — мать говорила сыну: — Чего ты споришь, волнуешься, доказываешь всем их неправоту, их ошибки? Куда ты лезешь? Чего тебе надо? Ты на хорошем счету у начальства, у тебя, слава Богу, все есть — ты не нищий… А своей критикой ты испортишь себе не только служебную карьеру, но и всю жизнь! Молчи и делай на службе — что тебе приказывают!
Вот мышление большинства матерей, отцов и всех тех скромных людей, которые оберегали покой свой и своих детей, не заглядывая однако далеко, не видя и не предвидя, что общее «благополучие» приведет всех и очень скоро к небывалому несчастью — не только физическому, но и моральному, — к оплеванию души человеческой!.. о если этого не предвидели скромные отцы и матери — люди с малым кругозором, то — как могли этого не видеть власти и все «правящие»?
А между тем власти настойчиво преследовали всякую критику, самую справедливую и спокойную.
Цензура добиралась даже до молитв, находя в них выражения, непочтительные для властей?.
О гонениях на людей, решавшихся критиковать существовавшие порядки, и говорить не стоит: пришлось бы исписать фолианты.
Все, что стояло у трона и на кого он опирался, тщательно закрывало перед Царем истинные картины жизни, да и само не знало действительной жизни. В своем неведении они рубили ветку, на которой сидели, подтачивали корни дерева, плодами которого питались… А когда им указывали на это, когда их предупреждали о грядущей опасности, они злобно рычали и преследовали всякую критику.
?
«Радуйся, Укротительница владык жестоких и звероподобных». См. Акафист Покрову Божией Матери.
Все обстоит благополучно — рапортовали они Царю до 1905 года, и — «Происшествий не случилось» — после Японской войны.
Самоуверенные властители и их подголоски и рептилии важно и громко заявляли: «Ничего, все образуется. Успокойтесь, не волнуйтесь: вы не знаете России и ее народа, который — верит в Бога, любит Царя, чтит и повинуется властям!» А между тем такие слова были: или грубая ложь, или явное доказательство незнания своей страны и своего народа!..
Церковь была прислужницей властей, а пастыри — чиновниками духовного ведомства, вполне зависящими от произвола высших духовных и светских властей. Редкий пастырь владел сердцами и умами пасомых.
В церкви редко раздавался призыв к самоусовершенствованию и христианским качествам: догма и соблюдение внешних форм были Церковной пищей русского народа. Не этика, а формы были на первом месте у церкви. А при вечных житейских заботах необеспеченного духовенства и догма и внешность обращались просто в повинность, в отбывание номера. Не удивительно, что духовенство не владело паствой, а иногда даже вооружало ее против себя, давая повод к нареканиям и обвинениям в алчности и других житейских пороках!
Школа была не лучше. Я не знаю — какой идеал гражданина или человека представляло себе наше Министерство Просвещения. Думаю, что — никакого. Оно просто не задавалось серьезно этим вопросом.
Дела шли сами по себе: шар катился по протоптанной дорожке. А дорожка была протоптана узкая, но гладкая, полированная — тупым молчанием, усердным послушанием и адским терпением!..
Терпели и полуграмотную школу, не говорившую о правде жизни и не звавшую к сознательной и правильной работе по усовершенствованию этой жизни.