Финита ля комедиа
Шрифт:
Булавин несколько раз бывал в гостинице, где живет Вероника, пытался поговорить с ней, но она всякий раз отвечала ему отказом. Одним словом, очень странная девушка, — улыбнулся Алексей, — совершенно не понимает, что без влиятельной поддержки ничего в театре не добьется. Все эти мымры, которые смеют называть себя актрисами, в подметки ей не годятся, и потому путь на сцену ей заказан. Подобный талант и красоту, да еще в одном лице, женщины не прощают.
— Эка тебя повело! — покачал головой Тартищев. — Прямо тебе критик. Белинский! Неистовый Виссарион!
Кажется, так его прозвали?
— Понятия не имею, кто такой Белинский! — пожал плечами Алексей. — Но я видел лицо этой девушки, когда она читала монолог Луизы Миллер, и подумал, что такая актриса составила бы честь даже столичному театру. — Он с вызовом
Тем более из-за Булавина. Да, он был у нее незадолго до ее смерти. Они долго и бурно выясняли отношения.
Полина Аркадьевна даже плакала, хотя это было для нее большой редкостью… Но Вероника подтвердила, что она простила Савву Андреевича. Тот сделал ей предложение выйти за него замуж, потому что Васса, его жена, соизволила согласиться на развод. Но Муромцева не приняла это предложение. И вот почему. — Алексей заглянул в лежащие перед ним на столе бумаге. — Вероника пояснила буквально следующее: «Полина Аркадьевна пришла в спальню, села ко мне на кровать и принялась плакать. Я напоила ее бромом и валерианой. И она кое-как успокоилась. А потом объяснила причину своих слез. Она целых пять лет ждала предложения от Саввы Андреевича. Переживала, волновалась, надеялась… И будь оно сделано до его романа с Катенькой Луневской, она бы приняла это предложение с радостью и счастлива была бы безмерно. Но за эти пять месяцев, что прошли после их разрыва, она многое передумала и посмотрела на свое замужество с другой стороны. Савва Андреевич старше ее на двенадцать лет. Значит, скорее угаснет его душа, а тело запросит покоя.
У него и раньше не все ладилось со здоровьем, а последние события повлияли на него в худшую сторону. Он обрюзг, потяжелел и уже не скрывает это, а даже жалуется на одышку. В их союзе уже не будет той безоблачности и беззаботности, что царила между ними прежде.
Во-первых, она всегда будет помнить о его предательстве, во-вторых, пройдет два-три года, от силы еще пять-шесть лет, и ему уже не под силу станет выполнять супружеские обязанности. Ему захочется мира, тишины… Это сейчас он избегает встреч с дочерью, жестоко поскандалил с женой, надерзил старухе-матери, которая приехала из Москвы, чтобы его урезонить. Но это упрямство, а не характер. Сильнейшее желание настоять на своем. Каприз влюбленного человека. Но придет время, когда он пожалеет о подобных потерях: ссоре с единственной и любимой дочерью, невозможностью видеть внуков, раскается в разрыве с женой, с которой прожита целая жизнь. И весь погрузится в воспоминания, в которых не будет места ей, Полине…
А вдруг он потребует, чтобы она оставила сцену?
Нет, не нужно этих унижений ни для него, ни для нее!
Конечно, для женщины дороже всего узаконенная связь. Но чтобы мужчина любил, не уставая, с готовностью жертвы, с полной самоотдачей, мучительно и напряженно, с истинной страстью, не стоит давать ему над собой даже малейших прав. Надо постоянно пугать его возможностью охлаждения и разрыва. Поэтому она решила оставить все, как есть, и не претендовать на роль жены».
К тому же Вероника вспоминает, что Полина Аркадьевна при этом расхохоталась, она боялась, что в замужестве, не в пример Perdrix, обязательно растолстеет.
«Представляешь, — сказала она Веронике, — меня будут звать Dinde? [12] Нет, все, что угодно, но только не замужество и не Dinde!» — Алексей поднял взгляд от бумаг. — Но, я считаю, была еще одна причина, по которой Полина Аркадьевна отказала Булавину. У нее появилась цель в жизни. И она стала для нее определяющей. У нее была возможность выбирать. Любовь или театр. Спокойная семейная жизнь или эта мясорубка, где, не задумываясь, тебя перемелют в фарш. Она выбрала театр, потому что он нужен был Веронике. Но Вероника тоже нужна театру. И если мы ей не поможем, Федор Михайлович…
12
Индюшка (фр.).
— Прекрати, — рассердился Тартищев, — все это пустые эмоции! Чем мы ей сможем помочь, если она от помощи Булавина отказалась? А у него и деньги, и связи, и определенный вес имеется в театральном
мире.Да его одного слова хватило бы, чтобы твоей Веронике дебют дали, хоть в Омске, хоть в Томске, хоть в Североеланске. Она же нет, гонор свой решила показать, так пусть тогда сидит и локти кусает!
— Вы бы видели, в каких условиях она живет!
— Сама виновата, — не сдавался Тартищев, — я точно знаю, Савва Андреевич хотел оставить за ней квартиру Муромцевой, но она не согласилась по той причине, что у нее слишком маленькое жалованье, чтобы такие хоромы содержать. Но ведь ей и не требовалось их содержать.
— Полина Аркадьевна никогда не была содержанкой Булавина, почему ж Вероника должна ею быть? — не сдавал позиций Алексей.
— Муромцева была его любовницей. Ей по статусу положено было стать его содержанкой, но она была сильной и гордой женщиной и не терпела ничьей власти над собой, — подал голос Вавилов.
— Вероника тоже гордая и сильная девушка, тем более она не любовница Булавина, поэтому считает унизительным жить за чужой, тем более его, счет, — продолжал гнуть свое Алексей.
Тартищев хлопнул ладонью по крышке стола, прекращая спор:
— Все, хватит! Меня в данный момент больше интересует, что твоя Вероника сказала по поводу смерти Муромцевой. Какие-то новые обстоятельства вспомнила?
— Да! Она рассказала, что днем, накануне своей смерти, Полина Аркадьевна сильно маялась зубами.
Кое-как провела репетицию и уехала домой. А по дороге, в экипаже, вспомнила, что забыла в гримерной зубные капли. Кто-то ей принес их уже перед отъездом.
И Муромцева велела горничной вернуться и забрать пакет, который она оставила на туалетном столике. Та ее приказ выполнила. Привезла пакет домой. Муромцева была уже в спальне. Горничная передала ей капли, Муромцева закрыла за ней дверь на ключ. Горничная спустилась вниз в столовую, где они с Вероникой и Павликом, братом Вероники, благополучно отужинали. Полина Аркадьевна к ужину не спустилась. Домашние не стали ее беспокоить, подумали, что капли помогли и она заснула, намучившись от боли. Теперь мы знаем почти определенно, что она к тому времени была уже мертва.
Но подобный поворот событий объясняет, почему она приняла эти капли без очевидного принуждения.
— Ну, что же, теперь есть подтверждение тому, что «капли» ей подсунул кто-то из театра. Репетиция была рядовая, посторонних за кулисами не наблюдалось. И та лошадиная доза, что она приняла, вполне объяснима.
Вероятно, она решила прополоскать рот. Одно успокаивает, что она почти не мучилась. — Тартищев быстро перекрестился. И, наморщив лоб, обвел агентов взглядом. — А театральное начальство никак не хочет признавать, что подобная падаль затесалась в их ряды. Дескать, нужны побудительные причины, а в труппе одни лишь ангелы небесные, у них даже в мыслях не бывает гадость какую сотворить! Так что нам именно побудительные причины требуется раскопать, и непременно за три дня! Именно такой срок нам отпустили вице-губернатор и полицмейстер.
Тартищев вышел из-за стола и, заложив руки за.» спину, остановился напротив Ивана.
— Докладывай, что удалось разузнать по театру?
— Все то же, — вздохнул Вавилов, — мелкие дрязги, сплетни, сведение счетов. Словом, одни — непризнанные гении, другие — губители таланта, подлецы и бездельники. Точно пауки в банке! Плюнуть некуда! Со стороны посмотришь: красота, фейерверк, платья, костюмы, : музыка гремит… А за кулисами — сущая помойка! Друг другу горло готовы перекусить! — Он посмотрел на Алексея. — Не могу я понять Веронику. Что ей в этой сцене? Загнется еще до того, как на нее взойдет!
А взойдет, так еще неизвестно, какое место займет.
Место Полины Аркадьевны было на троне и никем пока не занято, хотя самозванок много находилось, но на первой же ступеньке споткнулись!
Тартищев вернулся на свое место и рассмеялся.
— Что ты так расходился? Допекли тебя актеры?
Или все ж актриски?!
— И те и другие! — пробурчал Иван. — Среди них такие типы попадаются, с первого взгляда видно, по кому арестантские роты скучают. Жулик на жулике.
У меня крестик висел на шее, золотой. Сняли, не заметил когда. Потом принесли, да еще смеются, что полицейского агента провели. У нас так карманники не работают. Разве кто из них посмеет к агенту сыскной полиции подойти? А здесь никакого уважения. Чудилы, одним словом!