Флердоранж – аромат траура

Долорес Дмитриевна считала, что и ей тоже есть что сказать с телевизионного экрана о разумном, добром, вечном. Но в Лесном с его сумбурной и нескончаемой стройкой все было совсем не так, как в Поленове.

Сама не зная как, Долорес Дмитриевна с головой погрузилась в ненавистный быт, в мгновение ока превратившись из консультанта-хранителя в самую обычную экономку. Кроме проблем с реставрацией интерьеров и воссоздания первоначального облика усадьбы, на нее лавиной обрушились обязанности кухни, уборки, слежки за тем, чтобы рабочие не воровали и не лодырничали, чтобы из Коломны вовремя приходила машина с продуктами и бельем из прачечной, и многое другое, от чего по вечерам адски болела голова и подскакивало давление.

Наталья Павловна Филологова бытом в Лесном не занималась. Она умела себя поставить и одновременно соблюсти все приличия. Да и Салтыков, кажется, уважал ее больше и чутко прислушивался к ее мнению, потому что Наталья Павловна была ведущим специалистом по истории усадебно-парковой архитектуры восемнадцатого века. И знала фамильные хроники дворянских родов Салтыковых, Лыковых, Бибиковых, Бестужевых, Ягужинских, Меншиковых, Голицыных, Мещерских, Нарышкиных и Трубецких намного лучше и подробнее, чем все их разбросанные по свету, разобщенные революциями, эмиграциями и всеобщим отчуждением потомки.

А Долорес Дмитриевна была всегда лишь тенью своей подруги, да и по натуре – покладиста и безотказна. Когда из города приходила машина с продуктами, заказанными Денисом Григорьевичем Малявиным, ведавшим в Лесном не только стройкой, но и всеми повседневными бытовыми расходами, и оказывалось, что, как всегда в спешке, позабыли заказать свежий творог, сметану или яйца, Долорес Дмитриевна, не ропща, брала в руки сумку, надевала куртку и старые кроссовки и сама отправлялась в Воздвиженское в магазин пешком.

Да, все это было, конечно, хлопотно и обременительно. Но Долорес Дмитриевна успокаивала себя мыслью о главном преимуществе жизни в Лесном: под крылом Салтыкова она и ее обожаемый, росший с трех лет без отца сын Валя существовали практически на всем готовом. Ежемесячную зарплату в пятьсот долларов в этой глуши не на что было расходовать. И в результате для сына Вали (о себе Долорес Дмитриевна думала мало) постепенно накапливался какой-никакой капитал.

В этот, столь памятный для всех обитателей Лесного понедельник у Долорес Дмитриевны было много неотложных дел, но на панихиду в церковь по отцу Дмитрию она все же успела. На кладбище, правда, не пошла, вернулась домой, в Лесное, на попутной машине. Водитель запросил пятьдесят рублей, и всю дорогу Долорес Дмитриевна корила себя за эту бессмысленную трату: и полтинник – тоже деньги, пригодятся – дайте срок. А из церкви можно было бы и пешком дойти и на этом сэкономить.

Дома, к своему удивлению, она застала в жилом флигеле лишь Марину Ткач, а более никого.

Из парка доносился шум стройки – там снова начала работать украинская бригада. Шабашники прокладывали дренажные канавы. Инженерная гидросистема, снабжавшая некогда пруды и фонтаны Лесного свежей проточной водой, давно была разрушена, и с самой весны на территории усадьбы возникли немалые проблемы с грунтовыми водами.

Марина Аркадьевна Ткач – в Лесном с некоторых пор для всех уже просто Марина – сидела на диване в гостиной, курила и смотрела телевизор.

– Здравствуйте, – приветствовала она Долорес Дмитриевну. – Вот, приехала, стучу, зову, а никого нет. Двери открыты. Сижу, жду, кто появится в этом гостеприимном доме.

– А что, и Дениса Григорьевича нет? – спросила Долорес Дмитриевна.

– Нет. Он вроде бы в автохозяйство с утра собирался. Им тут какой-то насос потребовался срочно, машины с песком и экскаватор.

– Да уж, одними лопатами дренажные траншеи до белых мух ковырять можно. А что, и ребят тоже нет? Ни Алексея, ни Вали? – Долорес Дмитриевна подошла к окну, приподняла опущенную штору-маркизу. – Они, наверное, с рабочими в главном здании. А вы, Марина…

– Я заехала образцы обивочных тканей Роману Валерьяновичу показать, – быстро и внятно объяснила цель своего визита Ткач. – Специально в салоне забрала каталоги. Помните, еще в пятницу речь шла о тканях для обивки?

– Да, да, только это сам Роман Валерьянович хотел выбрать, лично. А он будет часам к четырем-пяти, не раньше, так сказал.

– Да? Он так сказал? – Марина пожала плечами. – А Денис говорил мне, что он будет весь день здесь.

Долорес Дмитриевна покосилась на собеседницу: ишь ты, здесь…

С некоторых пор в Лесном, на взгляд Долорес Дмитриевны, сложилась странная ситуация. Все это чувствовали, но не говорили об этом вслух. В мае, когда они только приехали и Салтыков нанял Дениса Малявина управляющим стройкой, вслед за ним в Лесном сразу же появилась и Марина Ткач. Появилась как близкая подруга, более того – гражданская жена Малявина.

Они жили вместе уже более трех лет. И, как слышала Долорес Дмитриевна досужие местные сплетни, именно эта красивая, самоуверенная и властная молодая женщина и стала главной причиной того, что собственный небольшой, но весьма успешный бизнес Малявина (кирпичный заводик в поселке «Луч») рухнул. У Марины, судя по всему, был алчный аппетит к жизни, которую, как она говорила, надо стараться прожить красиво, с блеском. Малявин полностью содержал ее, постоянно дарил ей дорогие подарки, а она умела их требовать и получать. Чем Марина Ткач занималась, помимо того, что помыкала влюбленным в нее Малявиным, для Долорес Дмитриевны было не ясно. Судя по всему, она получила приличное образование, была остра и резка в своих суждениях, имела привлекательную ухоженную внешность, отличную фигуру и хороший вкус. Малявин как-то обмолвился, что прежде она была актрисой в каком-то театре, но сама о себе Марина такого никогда не рассказывала.

В Лесное она буквально втерлась через Малявина и вскоре стала своей и даже начала энергично помогать во всех без разбора делах, постоянно и бесцеремонно вмешиваясь в самые разные вопросы, беспощадно командуя Малявиным, который ни в чем на словах никогда ей не противоречил.

Но дело было не только в этом. Долорес Дмитриевна, как и все остальные, вскоре смекнула, что Марина ездит в Лесное совсем не для того, чтобы бескорыстно из любви к самому процессу помогать своему безропотному сожителю. А затем, чтобы как можно чаще являть свою красоту, свои дорогие наряды, свои золотые русалочьи волосы, свой искусственный загар Роману Валерьяновичу Салтыкову.

Долорес Дмитриевна была в этом уверена так же твердо, как и в том, что и милейшая Анечка Лыкова, зачастившая в Лесное вместе со своим братом, делает это же самое тоже ради одного Салтыкова. Что ж, обеих женщин Долорес Дмитриевна понимала. Она и сама когда-то была страстно влюблена в своего бывшего мужа, отца Вали, бросившего ее ради молоденькой аспирантки.

В принципе, что скрывать, Салтыков был блестящей партией для обеих, такой, о которой они и мечтать-то не могли. В Лесном уже ни для кого не было секретом, что он разводится со своей женой. Та ни разу за все это время не побывала в России, а если и звонила Салтыкову из Парижа, то только по финансовым вопросам, связанным с расторжением брака.

Однако было во всей этой весьма житейской ситуации и нечто такое, что наблюдательную Долорес Дмитриевну крайне тревожило и даже пугало.

Долорес Дмитриевна снова выглянула в окно и увидела, как Валя идет вдоль фасада дома по направлению к флигелю. Через минуту хлопнула входная дверь. А еще через минуту на аллее показался желто-синий милицейский «уазик». Взвизгнув тормозами, он остановился у центрального подъезда усадьбы, и из него выпрыгнули двое крепких парней. Один из них в форме капитана милиции был начальник местного отделения Кулешов, которого Долорес Дмитриевна видела в Воздвиженском, где все знали всех. А вот второй, похожий на спортсмена, был Долорес Дмитриевне незнаком.