Флердоранж – аромат траура

Она взяла трубку телефона на пульте охраны.

– Алло, я слушаю.

– Анечка, это я, – голос Салтыкова был глух и отрывист. – Я звонил вам на мобильный, но он не отвечает.

– Я просто забыла его включить. Здравствуйте, Роман, – Анна Лыкова чувствовала, что все внутри ее словно сжалось от сладкой мучительной боли. Он позвонил ей… Он сам, первый позвонил ей. Взволнован, что-то спрашивает… Какая же это пытка – слышать его голос так близко и не говорить ему самого главного, от чего так сильно бьется сердце в груди.

– Анечка, я знаю, вы мой самый верный, самый преданный друг. Анечка, я совершенно потерян – случилось страшное несчастье, я просто не знаю, к кому мне еще обратиться, кроме вас!

Его голос доносился словно из тумана. Усилием воли Анна стряхнула с себя этот морок – нет, нельзя поддаваться, нельзя раскисать!

– Роман… Роман Валерьянович…

– Анечка, сегодня утром убита Наталья Павловна! Вы слышите меня? Ее нашли мертвой на дороге, что ведет от нас на станцию. Я не знаю, что делать. Мне только что звонили из милиции, требуют, чтобы я немедленно приехал, – голос Салтыкова вибрировал как струна. – Анечка, я никогда в жизни не имел дела с полицией, тем более здесь. Я знаю, вы мой самый верный друг, Анечка, помогите мне…

– Вас вызывают в Лесное? Я сейчас же беру такси и еду! – Анна уже не грезила наяву и более не раздумывала.

– Нет, меня вызывают в полицейское управление здесь, в Москве. Вот я адрес записал под их диктовку – Никитский переулок, какое-то Гэ У Вэ Дэ – ГУВД Московской области. Я понятия не имею, что означает эта аббревиатура.

– Вам ничего не нужно понимать, я поеду с вами. Я уже выхожу, встретимся у метро «Кропоткинская», заберите меня оттуда… Может быть, вам стоит позвонить во французское консульство, поставить их в известность?

– Нет, нет, их это совершенно не касается, я сам… То есть мы с вами, Анечка…

– Через четверть часа на «Кропоткинской». Вы успеете добраться?

Она бежала до метро бегом – благо от Сивцева Вражка недалеко. Салтыков приехал только через двадцать пять минут – пробки. Анна сразу узнала в потоке машин на бульваре знакомый черный «Мерседес». Машина принадлежала Салтыкову и была пригнана им из Франции, но по Москве сам он за рулем не ездил, так как страшно путался в московских улицах и нанимал шофера от отеля «Амбассадор», где снимал номер.

В машине на заднем сиденье, чувствуя его подле себя, Анна на секунду закрыла глаза: вот так бы и ехать, мчаться в неизвестность – сквозь вечерние огни и уличный шум, вечно, бесконечно, пусть даже бесцельно, пусть гибельно, только бы вместе…

Салтыков схватил ее руку, прижал к губам.

– Анечка, вы… вы даже не представляете, как я рад, что вы со мной… Это страшное несчастье, это убийство… Я не знаю никаких подробностей. Я звонил в Лесное. Там все в шоке. Долорес Дмитриевна рыдает как ребенок. Она ничего не смогла мне объяснить, кроме того, что у них дважды за день побывала милиция. А меня вызывают для дачи показаний и… как они сказали по телефону, для опознания тела. Господи боже мой… Я не могу смотреть на трупы!

– Я поеду с вами, – сказала Анна. – Куда вы, туда и я – к следователю, к прокурору, в морг. Я буду постоянно рядом, я помогу, сделаю все, что надо.

– Может быть, стоит позвонить вашему брату?

– Не стоит, – сказала Анна. – Мы справимся с этим сами. Вдвоем. Вы такой сильный, а я… я во всем буду вам помогать, слушаться вас.

– Что за чудо – русская женщина! – пылко воскликнул Салтыков, обращаясь, видимо, к невозмутимому молчаливому шоферу отеля «Амбассадор». – Именно так я себе в юности и представлял ее. Самоотверженность и нежность… Верность… И эти глаза… Анечка, кто-нибудь говорил вам, – какое чудо ваши глаза?

– Роман Валерьянович, не нужно… Не нужно этого, пожалуйста. Вы сильно взволнованы и сами не понимаете… Я не могу. Не нужно сейчас смеяться надо мной.

– Разве я смеюсь? Неужели вы думаете, что я способен смеяться в такую минуту? Я и правда сильно волнуюсь сейчас, но я всегда, в самых пиковых ситуациях говорю то, что думаю. И вы это знаете, Анечка.

– Да, я знаю.

– И вы мой самый верный, самый преданный друг.

– Да, вы можете во всем на меня положиться. Я добьюсь, чтобы и у следователя мы были вместе. Вы иностранный гражданин, можете сослаться на то, что… плохо понимаете по-русски. А я предложу помощь переводчика с французского, хотя он у меня и неважный. И тогда они вынуждены будут позволить мне присутствовать. Вы не должны оставаться в этой охранке один.

Салтыков снова поцеловал ей руку. Его руки были горячими и влажными.

– Меня всегда поражала твоя способность моментально знакомиться с интересными в оперативном плане людьми, – сказал Никита Колосов Кате.

Они были одни в кабинете пресс-центра. За окнами снова сгустился вечер – темный, ненастный, осенний.

Никита примчался из Воздвиженского в главк сразу после того, как тело Филологовой отправили в морг. Об убийстве Катя узнала от него. И сразу же рассказала о своем субботнем посещении Лесного.

– Не думал, что у нас к ним найдутся какие-то легальные ходы, – заметил он. – Даже на это и не рассчитывал.

– Если бы не Мещерский, ничего бы не получилось, – сказала Катя.

– Они правда его родственники?

– Салтыков и Лыковы. Дальние.

– Между прочим, я в отличие от тебя ни Салтыкова, ни этих брата с сестрой еще и в глаза даже не видал.

– Их не было сегодня в Лесном? – спросила Катя.

– Нет. Салтыкова мы отыскали через консульство. Он остановился в отеле «Амбассадор», на набережной, снимает номер. В Лесное наезжает регулярно. Я вызвал его сюда, в управление розыска.

– На завтра?

– На сегодня, на восемь вечера, – Никита глянул на часы. – Ого, если приехал, значит, уже у шефа сидит в приемной. Я его сначала через шефа пропущу – все же иностранец, вежливость превыше всего.

– А Малявина, про которого вам сторожиха на переезде говорила, вы отыскали?

– Кулешов им занимается. До завтра решили его не выдергивать. Сначала хозяин, потом работник, Катя. А то, что он через переезд железнодорожный ехал, это еще ничего не доказывает, да… Я хочу первым Салтыкова допросить. Интересно мне с ним познакомиться.

– Хотела бы я присутствовать, но это невозможно, – Катя вздохнула. – Им всем пока лучше не знать, где я работаю. Спросят – наплету что-нибудь и Сережке накажу, чтобы не проговорился, да он не проговорится, он умница.

– Значит, ты намерена еще раз побывать там? – спросил Никита.

– А разве ты меня об этом не просишь?

– Я вообще-то и не думал даже, что ты сможешь такое провернуть.

– Ты моих возможностей не знаешь, – Катя усмехнулась. Ну-ка, кто похвалит меня лучше всех? Никто? Тогда я сама. – А еще мы вместе попросим Сережу помочь нам.