Французская революция: история и мифы
Шрифт:
Из-за недостатка времени мы не можем подробно остановиться на исследованиях современных консервативных историков революции. В нашей специальной литературе о них, особенно о представителях "ревизионистского" направления [413] , написано уже довольно много, причем в ряде статей намечен гораздо более объективный подход к освещению данного течения историографии [414] , чем это делаюсь ранее по отношению к их предшественникам.
Впрочем, и уже сказанное дает достаточные основания признать: марксистская наука должна использовать положительный опыт, накопленный консервативной историографией. Разумеется, прежде его надо изучить, а потому нужны самые широкие и объективные исследования в этой области [415] . Естественно, они вовсе не предполагают отказа от критики работ консервативных авторов, но содержание этой критики должно стать совершенно иным, чем прежде. До сих пор она нередко сводилась к констатации консервативного характера воззрений того или иного историка, что, как правило, оказывалось достаточным для признания его построений ненаучными. Установление действительной принадлежности исследователя, далеко не всегда им самим признаваемой, к определенной историографической традиции, бесспорно, необходимый этап научной критики. Необходимый, но не последний. Решающим фактором при оценке исторических трудов должна быть их познавательная значимость, а не идеологические установки автора. Если же консервативное мировоззрение исследователя обусловило в каком-либо конкретном случае тенденциозное, искаженное изображение действительности, критик обязан показать, что выводы данного историка неудовлетворительны именно в силу недостаточной научности,
413
За это смешение консервативного и ревизионистского направлений историографии автор выступления был позднее подвергнут справедливой критике в исторической литературе. См.: Блуменау С.Ф. От социально-экономической истории к проблематике массового сознания. Французская историография революции конца XVIII века (1945-1993 гг.). Брянск, 1995. С. (Примечание 2006 г.).
414
Так, А.В. Адо отмечает: "Было бы неверно считать, что в этих работах ("ревизионистов" – А.Ч.) не привлечено внимания к некоторым действительно сложным и важным проблемам французской истории той эпохи". – Адо А.В. Великая французская революция и её современные критики // Буржуазные революции XVII-XIX вв. в современной зарубежной историографии. М., 1986. С. 109.
415
Такой подход уже просматривается в нескольких работах, появившихся в последнее время. См., например: Лебедев Ю.Б. Э. Бёрк и Великая французская революция (У истоков историографии революции). Автореф. дисс. ... канд. ист. наук. Л., 1983; Катюк Ю.Н., И. Тэн как историк-психолог // Вопросы методологии истории, историографии и источниковедения. Томск, 1984.
Только так можно обеспечить марксистским исследованиям развитие на основе синтеза научных достижений всех без исключения направлений мировой историографии.
В ходе дискуссии того же "круглого стола" вопрос о необходимости пересмотреть отношение к историкам консервативного и "ревизионистского" направлений и перейти от "опровержения ради опровержения" к изучению их работ был поднят и в выступлениях ряда других участников (А.В. Адо, Л.А. Пименовой, В.В. Согрина, А.М. Салмина) [416] .
416
Подробнее см.: Чудинов А.В. Назревшие проблемы изучения истории Великой французской революции: По материалам обсуждения в Институте всеобщей истории АН СССР // НиНИ. 1989. № 2. С. 69-70.
Впрочем, тенденция трактовки научных оппонентов как идеологических противников была тогда все ещё сильна, хотя и она претерпевала определенные изменения. В данной связи весьма показательна программная статья академика А.Л. Нарочницкого, вышедшая накануне 200-летия Французской революции. Автор статьи курировал в Академии наук программу мероприятий, приуроченных к этому юбилею, и его выступление на страницах журнала "Новая и новейшая история" носило откровенно установочный характер: маститый академик обозначал для нового поколения отечественных историков Французской революции те направления, по которым они должны вести свои исследования [417] . Среди прочего прозвучал и призыв подвергнуть критическому анализу работы О. Кошена:
417
См.: Нарочницкий А.Л. Юбилей Французской революции: поиски и проблемы // НиНИ. 1989. № 3. С. 10.
«Почти неизвестным для советских ученых является консервативный историк первой четверти XX в., неоднократно уже упоминавшийся О. Кошен. Его книги об упрочении в 1793-1794 гг. неких "обществ мысли", фанатически добивавшихся осуществления чисто абстрактных идей Руссо о равенстве и общей воле, стали евангелием историков ревизионистской школы, прежде всего Ф. Фюре. Труд Кошена пронизан отвращением к якобинизму и натянутыми искусственными концепциями. Представляется целесообразным подвергнуть анализу взгляды Кошена, первым выступлением которого была защита И. Тэна от критики его А. Оларом... Всегда лучше иметь дело с оригиналом, а не его копией: критика Кошена будет более плодотворна, чем разбор повторения его мыслей историками-"ревизионистами"» [418] .
418
Там же. С. 16.
Похоже, сам А.Л. Нарочницкий был не слишком хорошо знаком с творчеством Кошена: в книгах последнего речь шла о распространении "обществ мысли" в дореволюционный период, а не в 1793-1794 гг., когда на смену им пришли революционные клубы. Да и определение погибшего в 1916 г. Кошена как "историка первой четверти XX в." выглядело не очень точным. Иными словами, этот французский исследователь был тогда "почти неизвестен" не только советским ученым в целом, но и самому автору статьи. Впрочем, это не помешало последнему дать четкую установку на "изобличительную" трактовку идей Кошена, априорно охарактеризованных как "натянутые искусственные концепции". Тем не менее статья отражает и явный прогресс даже в этом "обличительном" подходе: для "опровержения" консервативного историка она призывает хотя бы изучить его работы, без чего раньше вполне обходились.
Однако дальнейший ход событий в стране и произошедшие в исторической науке перемены очень скоро обесценили любые идеологические установки, в том числе касавшиеся консервативной и "ревизионистской" историографии. За минувшие с тех пор годы вышел в свет ряд монографий, где были подробно проанализированы некоторые ключевые аспекты "ревизионистского" и консервативного прочтений Французской революции [419] . Отдельные работы видных представителей консервативной историографии [420] и современного "критического" направления [421] переведены на русский язык. Все это создало благоприятные условия для расширения методологического диапазона отечественных исследований революции.
419
Блуменау С.Ф. "Ревизионистское" направление в современной французской историографии Великой буржуазной революции конца XVIII в. Брянск, 1992; Он же. Споры о революции во французской исторической науке второй половины 60-х – 70-х годов. Брянск, 1994; Он же. От социально-экономической истории...; Чудинов А.В. Размышления англичан о Французской революции: Э. Бёрк, Дж. Макинтош, У. Годвин. М., 1996.
420
Бёрк Э. Размышления о революции во Франции. М., 1993; Он же. Правление, политика и общество. М., 2001: Местр Ж., де. Рассуждения о Франции. М., 1997; Кошен О. Малый народ и революция. М., 2004.
421
Фюре Ф. Постижение Французской революции. СПб., 1998; Озуф М. Революционный праздник 1789-1799. М., 2003; Генифе П. Политика революционного террора 1789-1794. М., 2003.
И всё же, на мой взгляд, сделаны пока лишь первые шаги по освоению современной российской историографией научных достижений консервативного направления исследований Французской революции. О том, сколь полезным порою бывает подобное вливание свежей крови, можно судить по опыту французской историографии, В качестве наглядного примера мы сравним, как развивались во Франции исследования по двум идеологически острым проблемам революционной истории: а именно – изучение роли, сыгранной в Революции масонами и янсенистами. Темы эти во многом схожи: споры по обеим идут уже более двухсот лет в рамках непрекращающейся дискуссии об истоках Революции. С обеими связаны и свои "черные легенды" – о "заговоре" соответственно масонов или янсенистов против Церкви и Монархии. Однако историография каждой из указанных проблем
имеет и свои существенные особенности: если в исследовании масонской тематики важную, а в чем-то и определяющую роль сыграли наработки именно консервативных авторов, в частности историко-социологические идеи О. Кошена, то историки янсенизма, напротив, игнорируют предложенные им подходы. Судить о результатах читатель сможет сам, ознакомившись с двумя последующими главами.Глава 2
МАСОНЫ И РЕВОЛЮЦИЯ:
ОТ "ЗАГОВОРА" К "НОВОЙ СОЦИАБЕЛЬНОСТИ"
Человек, который хочет передвинуть гору, начинает с того, что переносит мелкие камни.
Четыре сентябрьских дня 1996 г. потрясли Францию. Визит папы Иоанна Павла II в связи с 1500-летним юбилеем принятия Хлодвигом христианства – далекое, казалось бы, от политики событие – вызвал бурный всплеск противоположных страстей. В Шампани, Эльзасе, Бретани и Вандее бронированный "папамобиль" встречали сотни тысяч ликующих прихожан под белыми знаменами, на которых золотились королевские лилии Бурбонов и кроваво алело Священное сердце Иисуса – символ вандейского восстания времен Французской революции XVIII в. Зато в Париже все четыре дня бушевали митинги, на которых объединившиеся по такому случаю коммунисты, троцкисты, анархисты, феминистки, союзы сексуальных меньшинств, а также всевозможные общественно-политические объединения крайне левого толка гневно протестовали против посещения страны римским первосвященником. Здесь также широко использовалась символика 200-летней давности, но уже революционная. Поводом для проведения антипапского митинга стала и очередная годовщина сражения при Вальми – первой победы республиканской армии в 1792 г. Толпа, собравшаяся на бывшем поле боя под многоцветьем красных, черных, золотистых и прочих флагов, представляла собой пестрое причудливое зрелище. Проталкиваясь сквозь нее, корреспондент французского телевидения задавал присутствующим один и тот же вопрос: "Вы здесь потому, что вы против Папы?" – "Да!" – отвечали суровые профсоюзные вожаки с обветренными на бесчисленных митингах лицами. "Да!" – кивали юные особи неопределенного пола, усыпанные пирсингом и татуировками. "Да!" – бодро подтверждали старички-"якобинцы", похожие в своих красных колпаках на диснеевских гномов. И только масоны, стоявшие особняком под золотистыми знаменами в золотистых же фартуках "вольных каменщиков", уклончиво ответили: "Да нет, мы вообще не против кого бы то ни было. Мы просто за светское государство!" Что ж, масонам действительно приходится тщательно взвешивать слова, говоря о своём отношении к церкви, ведь уже два столетия над ними тяготеет обвинение в заговоре против христианской религии, ради уничтожения которой они, якобы, и совершили Французскую революцию.
Впервые оно прозвучало ещё в 1791 г. – в самом начале революционных событий, когда аббат Ж.-Ф. Лефранк в пространном сочинении под интригующим названием "Завеса, приподнимаемая для любопытствующих, или Тайна Революции, раскрытая при помощи франкмасонства" сообщил читателям, что происходящее в их стране – это результат коварных происков тайного Ордена вольных каменщиков [422] . Вероятно, само по себе подобное "разоблачение" едва ли выглядело сенсационным: публика за время Революции успела привыкнуть к тому, что политические "партии" с необыкновенной легкостью бросали друг другу самые невероятные обвинения, пренебрегая при этом какими бы то ни было доказательствами. Но в отличие от подавляющего большинства памфлетистов, аббат Лефранк попытался дать своей версии солидное историческое обоснование. Помещенный им в начале книги список использованной литературы включал 22 наименования, в число которых входили наиболее известные в XVIII в. произведения о масонстве, написанные как самими членами Ордена, так и их противниками. Опираясь на содержавшиеся там сведения, Лефранк представил краткий очерк истории масонства, доказывая, что Французская революция – прямое следствие целенаправленной деятельности этой организации на протяжении нескольких веков: "Летописи французского государства донесут до потомства сведения о беспримерных усилиях, предпринимавшихся масонами повсюду, дабы побудить жителей Франции присоединиться к ним, дабы уничтожить всё напоминающее о старом порядке и заменить его тем порядком, который принят в их обществах и который, как они утверждают, имеет целью вернуть людей к изначальной свободе и равенству, для коих и рождается человек" [423] . Но сам не будучи "вольным каменщиком" (что он особо подчеркнул [424] ) и, не имея доступа к документам лож, Лефранк не смог отделить реальные факты истории Ордена от бесчисленных домыслов, коими изобиловала тогда литература о масонстве, что делает познавательную ценность его исторического экскурса более чем относительной.
422
Lefranc J.-F., abb'e. La voile lev'e pour les curieux ou le Secret de la R'evolution r'ev'el'e `a l'aide de la Franc-Maconnerie. [Sans lieu], 1791.
423
lbid. P. 57.
424
Ibid. P. 168.
Однако нас интересуют прежде всего доводы Лефранка в пользу существования масонского "заговора" как причины Французской революции. Соответствующая аргументация действительно составляла основное содержание его труда, правда, выглядела она излишне абстрактной, а потому недостаточно убедительной. Практически не ссылаясь ни на какие конкретные имена и факты, автор ограничился констатацией внешнего сходства некоторых принципов масонской философии и обрядности со словами и делами Учредительного собрания. Например, по его мнению, Собрание отменило титулы и привилегии исключительно из подражания порядку, установленному в масонских ложах, где "братьям" запрещено было носить какие-либо отличия, указывавшие на их социальный статус [425] . Процедура работы Учредительного собрания, отмечал Лефранк, также весьма напоминает ту, что принята на заседаниях лож: "та же манера просить слова, требовать отставки, выступать с трибуны, подавать протесты, поддерживать порядок" – вот почему депутаты от дворянства и третьего сословия, среди которых много масонов, освоились с ней столь легко, тогда как духовенству, гораздо меньше подверженному влиянию Ордена, потребовалось намного больше времени, чтобы привыкнуть к ней [426] .
425
Ibid. Р. 63-64.
426
Ibid. Р. 62-63, 66.
Хотя подобные наблюдения Лефранка и отражали некоторые реальные черты политической жизни того времени, всё же этого было мало для доказательства не только "заговора", но даже сколько-нибудь значительного влияния "вольных каменщиков" на развитие Революции. Утверждая, что члены Ордена играли ведущую роль в Учредительном собрании, аббат, однако, смог назвать всего лишь одно имя депутата-масона – "герцога Ор..." [427] , чего, конечно же, было не достаточно для столь далеко идущих заключений. Впрочем, если герцог Орлеанский действительно стоял тогда во главе так называемого Великого Востока [428] , то принадлежность к Ордену второго из двух названных Лефранком персонажей – маркиза М.Ж.А. Кондорсе, которому приписывалось авторство "масонского кодекса" и роль тайного дирижера политических клубов радикальной направленности [429] , была весьма сомнительна и, несмотря на многочисленные усилия историков, не доказана до сих пор [430] . Таким образом, при появлении на свет концепция масонского "заговора" выглядела довольно неубедительно и строилась скорее на интуитивных догадках и смутных подозрениях, нежели на реальных фактах.
427
Ibid. Р. 90.
428
Великий Восток Франции – один из ведущих (наряду с Великой Ложей Франции) центров масонского движения в этой стране. Создан в 1773 г. В 70-80-е годы XVIII в. его руководящая роль была признана большинством французских лож.
429
Lefranc J.-F., abb'e. La voile lev'e pour les curieux... P. 42, 90.
430
См.: Dictionnaire de la Franc-Maconnerie / Sous dir. de D. Ligou. P., 1991. P. 291-292.