Французский детектив

Подобные сообщения довольно часто появляются в прессе.

— Послушайте, — сказал я болтуну с ангельским личиком. — Простите, что я вас перебиваю, но боюсь злоупотребить вашим доверием. Вы мне очень симпатичны, и мне стыдно, что я вам солгал, особенно в таком учреждении. В действительности я писатель, пишу книгу. Не ради скандального успеха, книгу гуманную, о каторжниках, которые возродились к нормальной жизни. Я решил использовать биографию этого старьевщика, у которого была судимость, короче…

На самом деле я не был кратким, да и он тоже в своем ответе. Но кое-что существенное он сказал. У некоторых рядовых членов организации тоже была, мягко говоря, нелегкая биография. Мне повезло, потому что недавно из провинциального отделения Армии спасения сюда прибыл один из перевоспитавшихся. Конечно, он будет рад сообщить необходимые для вашей книги сведения. Ив Лакор очень услужлив. Я вздрогнул. Страшный человек этот Лакор! От его имени вздрагивали все: недавно вздрогнул Жан Деланд, когда я произнес имя этого подонка, теперь — я, но только по другим причинам.

— Можно его увидеть? — спросил я. Однако выяснилось, что Лакора нет на месте. Не зайду ли я еще раз вечером?..

Еще как зайду!

Милая моя Белита! Видишь, как ты помогла мне в поисках убийцы Ленанте. Теперь он у меня в руках, в этом не может быть никакого сомнения. Я представлял себе, как все произошло, как если бы сам присутствовал при этом. Ленанте встретил Лакора в Армии спасения, когда привез туда ломаную мебель. И в двух шагах от Армии спасения, на улице Ватта, его пырнули ножом, и не один раз. Нож пустил в ход Лакор. Вот только почему он не прикончил Ленанте и даже не прихватил его бумажник? Наверно, ему помешали — такое ведь часто случается. Почему произошла эта стычка? Просто потому, что проснулась былая неприязнь друг к другу? Нет, здесь должна быть другая причина. Ведь когда Ленанте понял, что не сможет связаться с Борено через доктора Кудера, он написал мне из больницы, что «один подонок замышляет грязное дело и надо избавить ребят от неприятностей». Этих ребят, которым угрожал Лакор, я знаю: Борено и Деланд. Это так же верно, как дважды два четыре. Что можно из всего этого заключить? Должно быть, Лакор хотел через Ленанте добраться до Борено и Деланда, но старьевщик не захотел их выдать, из-за чего и получил смертельную рану от ножа пришедшего в бешенство преступника. Лакор, по-видимому, участвовал в деле на мосту Толбиак в тридцать шестом. Но так как вскоре его сцапали из-за дурацкого убийства из ревности, а соучастники воспользовались этим, чтобы надуть его, он явился теперь свести с ними счеты. Не его вина, что это происходит с запозданием. Ведь его услали далеко и надолго. Деланд прямо подпрыгнул от одного его имени. Для него это было как гром среди ясного неба. Ведь я только что рассказал им о гнусных намерениях какого-то неизвестного типа, напавшего на Ленанте; Деланд, конечно, тут же подумал, что это вернулся Лакор, и Борено пришлось заговаривать мне зубы историей с убийством из ревности, чтобы как-то отвлечь мое внимание от того, как болезненно прореагировал наш приятель на имя Лакора. Да, все это вяжется одно с другим. Более или менее. А недостающее мне доскажет сам Лакор. Сегодня вечером я заставлю его выложить мне все! Ради этого я готов поступиться некоторыми принципами. А если так, то чем я лучше Борено и Деланда? Все мы одним миром мазаны. Таков был далеко не утешительный вывод из моих рассуждений.

Я зашел в бистро и позвонил в «Крепюскюль» Марку Кове.

— Привет, — сказал я. — Спасибо за статейку.

— Не стоит благодарности, — возразил он. — Пригодилась?

— В общем, да. Послушайте, мне надо взглянуть на газеты тридцать шестого — тридцать седьмого годов, а в Национальную библиотеку идти поздновато. Не могли бы вы раздобыть мне подшивку в ваших архивах?

— Как вы удачно попали! Мы как раз извлекли ее из пыли — понадобились подробности по поводу этого старого дела на мосту Толбиак. А вы случайно не этим же интересуетесь?

— Нет, я просто прочел заметку о смерти отставного инспектора Норбера Балена. Здесь есть что-нибудь новенькое?

— Ничего. Но мы над этим делом еще поработаем. Такой получается материальчик — живописный и таинственный. А публика обожает тайны… Хм… Все-таки чудно… вы уверены, что нет никакой связи между происшествием, по поводу которого мы изводим по вашей просьбе столько чернил, смертью этого полицейского и…

— Не ломайте себе зря голову. Единственная связь — это то, что все произошло в одном и том же квартале. Единство места. Как в театре.

В редакции «Крепю» я полистал газеты времен Народного фронта. С трудом раскопал хронику из зала суда, в которой сообщалось, что Ив Лакор приговорен к двенадцати годам исправительных работ провинциальным судом присяжных. Вот и все. Заодно я прочел также статьи, шедшие под шапкой «Тайна моста Толбиак»— броский заголовок, «находка» журналистов, — в которых говорилось о таинственном исчезновении на мосту Толбиак (или где-то еще) некоего мсье Даниеля, чиновника, пользовавшегося доверием руководства Холодильной компании и исполнявшего также функции инкассатора. Но почерпнул я лишь некоторые несущественные подробности. Мсье Даниель был в разводе и жил один. В январе 1937-го и позже его жена якобы получала очень короткие письма от бывшего мужа, но этот факт нуждался в проверке. Письма были отправлены из Испании.

Надеясь выведать у меня побольше, Марк Кове пригласил меня пообедать. Я согласился, но за едой был не слишком разговорчив. Я думал о Белите. Все, что я теперь делал, было ради нее. За обедом время прошло быстро. Внезапно я спохватился, что могу снова упустить интересующую меня личность. И поймал такси.

Было около десяти часов. Тумана, против обыкновения, не было, но его с успехом заменял резкий холодный ветер. В заведении Армии спасения мой информатор с ангельским личиком сказал мне:

— Лакора все еще нет. Точнее, он приходил и снова ушел. Можно сказать, что на него сегодня большой спрос. А вы уверены, что у вас нет конкурента в вашем деле, мсье? Вы ведь знаете, как это бывает, когда пишешь книгу, не так ли? То есть я могу только предполагать; например, если имеешь дело с не очень щепетильным человеком. Расскажешь ему сюжет, а он…

— А кто его спрашивал? — перебил я его.

— Один господин недавно заходил. Они ушли вместе.

— А он не сказал, когда вернется?

— Думаю, очень скоро. Такие, как мы с ним, должны подавать здесь пример дисциплинированности, чтобы остальные видели…

Я больше не слушал. Ноги уже вынесли меня на улицу, холодную, пустынную, продуваемую ветром. Я дошел до улицы Ватта. Ну что, Нестор? Ты опять опоздал? Не везет тебе в этом квартале. Ничего не поделаешь. Быстро они сориентировались. Да нет, это невозможно. Просто не может быть. Это я все драматизирую. Он просто вышел — с каким-то господином, субъектом вроде него самого или с какой-нибудь бабенкой вроде барабанщицы Армии спасения, — и он обязательно вернется в лоно этой организации, а иначе как же дисциплина? Мне надо только подождать, пройтись по улице. На ней так хорошо — хлещущий в лицо ветер привел бы в восторг закоренелого мазохиста. И как приятно слушать грохот железного ставня о стену! А уж визг автомотрисы на железнодорожных путях над улицей Ватта и под мостом Толбиак просто напрашивается на сравнение со сладкоголосой сиреной. По ту сторону бульвара Массена мчались автомобили. Ветер дул порывами, завывая в ветвях рахитичных деревьев в: садике перед родильным домом. Под такую мрачную музыку, должно быть, не очень-то приятно рожать. Я бы не смог. Черт побери! Я ведь вообще на это не способен! За кого я себя принимаю? За Грейс Келли? Сильным порывом ветра из боковой улицы вынесло кучу бумажного хлама и что-то округлое, похожее на колесо. Непонятный предмет подкатился к краю тротуара. Я поднял его. Это была фуражка солдата Армии спасения. «Аллилуйя», — как они обычно говорят. Должно быть, и сам владелец недалеко.

Держа в руке фуражку, как будто прося милостыню, я дошел до улицы Толбиак, приблизительно до того места у входа на мост, где прошлой ночью труп Норбера Балена покинул нас, не попрощавшись. На всем пути я ничего не обнаружил. Никакого тела — ни на одном, ни на другом тротуаре. Везение мое кончалось, опять этот чертов квартал! Вечно я теряю в нем трупы. Вот и еще один! Лакор попался как голубчик, и не надо спрашивать кому Быстро они с ним разделались. Не прошло и года. Цепочка «Лакор — каторга — Армия спасения» выстроилась сама собой. После этого ничего не стоило его найти, выманить и пришить.

Тут меня осенило. Я взглянул на темную громаду холодильных складов по ту сторону железной дороги. Мсье Даниель. Бедный мсье Даниель! Его сочли недобросовестным служащим, предавшим интересы компании, а ведь очень может быть, что его уже двадцать лет нет в живых. Но как же тогда с Ленанте? Он ведь был категорически против пролития крови. И он никогда не обратился бы ко мне с просьбой оградить двух других от преступных намерений Лакора, если бы знал, что они совершили убийство. Значит, надо думать, что он не знал. Что те двое, не сумев по той или иной причине скрыть от него свой план, его попросту надули. И вот почему у Борено осталось чувство вины перед Ленанте, которое он пытался заглушить, помогая ему в трудные минуты. Таков человек. В нем не только одно плохое или только одно хорошее. Ленанте получил удар ножом, но не выдал Лакору его бывших сообщников. Старьевщик в этом деле остался чист, а они все в ответе за его смерть. Прощай, Лакор. Ты пошел вслед за Ленанте, мсье Даниелем, инспектором Норбером Баленом. Я все же думал, что ты будешь покрепче, похитрее, поскрытнее и поподозрительнее. А получилось — свистнули, и ты побежал? Неужели ты никак не подстраховал себя? Не может быть… Я вернулся в Армию спасения. Надежды было мало, но посмотрим. Болтун с ангельским личиком уставился на фуражку, которую я держал в руке.