Фронтовые повести
Шрифт:
Кто были эти люди? Были ли они тоже оставлены в захваченном городе, выполняли ли они какое-нибудь задание? Как бы то ни было, но в этот свой первый выход в город Валя убедилась, что растерзанный, обезображенный, он не упал к ногам вражеских солдат, он полон скрытых сил и будет бороться, хотя бы вот так, как поступили эти трое безымянных героев.
Далеко от места казни на каком-то уцелевшем заборе внимание Вали привлек большой плакат. Она перепрыгнула канаву и подошла ближе. Плакат был отпечатан на бумаге ядовито-зеленого цвета.
Гражданскому населению
Местный комендант
майор Хольбер.
Валя в задумчивости прикусила губу — привычка, оставшаяся у нее еще со школы. «Значит, хочешь не хочешь, а надо раздобыть это письменное разрешение». Ведь наверняка для того задания, какое ей поручат, хождение по улицам, особенно в ночное время, будет просто необходимо.
По пути домой на глаза ей снова попался плакат, еще большего размера, чем первый. Интересно, какие требования содержатся в этом приказе «новой власти»? Да, и этот, как и все другие, заканчивается угрозой. И, читая его, Валя постоянно вспоминала наспех сколоченную на площади виселицу.
1. Каждый трудоспособный житель города мужского пола от 16 до 60 лет обязан к труду. За работу обычное вознаграждение.
2. Воспрещается уклонение от назначенной работы и самовольный уход с работы.
3. Все жители города мужского пола от 16 до 60 лет должны являться ежедневно, за исключением воскресных и праздничных дней, в 7 часов к своим уличным старостам. Исключаются только лица, имеющие определенную работу и удостоверившие это предъявлением письменной справки германской войсковой части.
4. Уличные старосты обязаны проводить всех лиц, подлежащих явке, вместе к назначенному сборному пункту своего участка; о неявившихся докладывать участковому инспектору письменно.
Невыполнение приказа карается как саботаж.
Местный комендант
майор Хольбер.
Валя задумалась. «Лица, имеющие определенную работу…» Слов нет, нужно устраиваться на эту «определенную работу». На языке товарища, беседовавшего с ней в горкоме, это называется легализироваться. Он наставлял Валю, что ей ни в коем случае не следует прятаться, таиться. Наоборот, она изо всех сил должна показывать, что давно с трепетом ждала этого «счастливого» дня и вот теперь с радостью предлагает свои скромные силы на службу новому порядку. Так что знай тот военный о страхе Вали и ее сестры, который они испытали в первые дни, увидев валивший мимо их домика поток немецких войск, знай он, что несколько дней девушки вообще не высовывали носа на улицу, скрываясь в своем убежище, он наверняка с осуждением покачал бы головой и, видимо, мог бы вообще забраковать кандидатуру молодой коммунистки. Так думала Валя, стоя у приказа немецкого коменданта города. Значит, комендатура уже приступила к работе. Надо полагать, в скором времени начнут функционировать и другие городские учреждения. Валя плохо представляла, как оккупанты станут управлять городской жизнью, но где-то, в каком-то месте им обязательно потребуются наемные руки, и вот здесь Валя должна проявить максимум изобретательности, чтобы выполнить первое задание.
Следует, видимо, сразу же подумать и о работе для Аси. Конечно, о своем тайном задании Валя ей ничего не скажет — по крайней мере, до поры до времени. Но забота о сестре целиком лежала на ее плечах, и Валя решила, что на работу им лучше устраиваться
вместе. Устройство на работу к немцам в какой-то степени поможет ей избежать подозрений оккупационных властей. В этом городе она родилась и выросла, здесь училась и работала, стала депутатом горсовета, вступила в партию, и многие ее здесь знали. Партийный билет особенно беспокоил военного. На всякий случай он тогда подсказал Вале вполне правдоподобный вариант: что-де молоденькой двадцатилетней комсомолке было отказано в приеме — не утвердил горком партии, что заявление о приеме в партию было всего лишь безрассудством молодости. По глупости, мол, не подумала как следует…Кто-то с силой толкнул Валю на тротуар. Оглянулась — немец с автоматом, а по дороге приближается колонна оборванных людей. Потом она разглядела немецких автоматчиков впереди колонны, сбоку и в хвосте. И похолодело, заныло сердце: через город гнали военнопленных. Забыв об опасности, Валя подступила к самому краю дороги, жадно вглядываясь в проходивших мимо нее красноармейцев. Пленные были разуты, небриты, их измученные лица казались девушке одинаковыми…
Колонна пленных миновала перекресток и повернула на запад. Там, на окраине города, для концлагеря огорожен огромный пустырь.
С тяжелым сердцем Валя побрела обратно домой. Не было прежнего зеленого Велиславля, утопающего в садах и цветниках. У Вали было ощущение, что на его улицы внезапно опустился плотный черный полог. Не город, а темница, давящая на всех его обитателей беспросветным мраком. Так тяжело сознавать все это. Хоть бы поделиться с кем, отвести душу. Но приказано затаиться и ждать, когда к ней придут связные. Рано или поздно они придут, и она начнет действовать, бороться. А что должны чувствовать все остальные, кому не удалось уйти на восток? Кто вынужден только ждать, находясь в полном неведении?..
За воротами дома громким лаем залилась цепная собака. От неожиданности Валя вздрогнула: таким довоенным, таким домашним показался ей этот собачий лай. В этом доме прежде жила ее знакомая Майя Серова, фельдшер городской больницы, молодая женщина, незадолго перед войной вышедшая замуж. В доме явно кто-то жил и сейчас. Но кто? Быть может, хозяева не успели эвакуироваться и остались в городе? Поддавшись соблазну увидеть знакомое лицо, поздороваться, поговорить хотя бы о житейских пустяках, Валя осторожно постучала в калитку. Собака залаяла еще громче. Загремела железная цепь.
Ворота были крепкими, высокими, и вровень с ними тянулся вокруг дома такой же надежный забор. Надеялись ли хозяева на крепость своих ворот, рассчитывая пересидеть страшное время? Надежды были призрачными, и все же Вале казалось, что за таким забором человек и в захваченном городе может чувствовать себя хоть в какой-то безопасности. Она вспомнила свой домишко, в котором обосновались они с Асей, — конечно, он не шел ни в какое сравнение с этим. Впрочем, Вале нет никакой нужды хорониться. Ей, наоборот, необходимо как можно скорее найти себе легальную работу при новом порядке. И эта мысль вдруг настолько придала ей уверенности, что она сначала ударила ногой в запертую калитку, как бы сердясь, что так долго не откликаются на ее стук, а затем громко, настойчиво постучала кулаком.
За воротами не переставая лаяла собака. «Да что они там, поумирали со страху?» — подумала Валя.
Наконец до ее слуха донеслись чьи-то робкие шаги.
— Откройте, там не заперто, — раздался со двора негромкий женский голос.
Валя приоткрыла калитку и увидела молодую хозяйку, стоящую на крылечке.
— Ой, Валечка, а я-то думала!.. — обрадовалась Майя и сбежала по ступенькам навстречу гостье. — Заходи, заходи скорее, Ты что, тоже осталась? А я никого не вижу, ничего не знаю.