Футбол. Искушение

Небо, на первый взгляд вроде бы черное, на самом деле было окрашено глубокой чернильно-синей краской и подсвечено снизу багрово-оранжевыми городскими огнями. На горизонте, в стороне Сокольников и Красносельской, чернота городского неба постепенно переходила в желтое марево восточных рабочих окраин столицы. Город дышал, пыхтел, гудел. Город не замирал никогда, лишь в редкие мгновения, которые ныне не наблюдались, но скорее помнились со времен молодости, - студенческой ли, или даже школьной, - дарил свою редкую тишину и загадочное очарование покоя древней русской столицы. Но в настоящем город не спал никогда. Его город всегда трудился, или отдыхал, забавляясь, но всегда в движении.

Кузьмич, замерев, стоял у распахнутого окна и слушал свой город так долго, пока не пришел в себя, замерзнув. Тогда, плотно закрыв створку окна и вернувшись к столу, он с полным основанием схватил наполненную стопку и разом опрокинул в себя. Хорошо пошла. Водка ледяной волной просквозила через гортань и развернулась жарко согревающим шариком в желудке. "Ах, хорошо", - крякнул Федор, потянувшись за аппетитно поблескивающим лаком копченых рыбешек масляным бутербродом. Потом похрумкал луком и протянул руку, намереваясь налить следующую. Взялся за холодящую руку бутылку, налил опять же до краев, отставил сосуд в сторону и задумался: "Нет, погоди, не гони. Если уж звонить Рому, то сейчас. Дальше совсем неприлично будет, поздно уже".

Вернулся в прихожую, достал забытый впопыхах мобильник из кармана куртки, уронив при этом связку автомобильных ключей с брелоком сигнализации на пол. Упруго, как в молодости, наклонился, подхватил ключи, бросил их на столешницу под зеркалом у вешалки. По дороге обратно в кухню нашел в списке "недавних звонков" имя Рома и решительно нажал на клавишу вызова.

– Привет, Роман Владимирович, прости, что поздно, но дело неотложное. Это я, Федор.

– Да увидел уже и признал. И тебе привет, дружище. Ты же знаешь, я всегда рад. Ну что у нас случилось?
– ответил Ром барственно расслабленным голосом.

– Слушай сюда, Ром, я очень по делу звоню, ты же знаешь, попросту тебя никогда не дергал... кратко изложу, это, думаю, важно.

– Слушаю тебя, Федор, - построжевшим голосом откликнулся Фененко.

– Пару минут послушай, дело вот в чем. Короче, встретил я на тренировке в школе парня одного, случайно приблудился, у нас же площадки в Луже открытые, всем доступные. Сам подошел, историю свою рассказал. Я дождался, когда одни останемся, чтобы без лишних глаз. Посмотрел его, проверил, погонял, побили-покидали мячик, и знаешь...
– тут Кузьмич взял паузу.

– Ну-ну, продолжай, - подбодрил его Роман.

– Знаешь, Ром, только, прошу, не перебивай... я всякого в футболе повидал, не первый год и вообще... Но такого я не видел. Думаю, и никто не видел. Парень снайпер в полном смысле этого слова, не как обычно говорят за десяток-другой удачных ударов, нет. Он - снайпер, и ни разу, слышишь, НИ РАЗУ не промахнулся. Бил с любых дистанций, и с ходу, и с лету. Всегда в одно касание, и ни одного промаха. Причем, не просто в створ, а в любое заказанное место, в любую точку. Ром, я за сорок лет футбола такого никогда не видел. Да, есть, конечно, "но", а как без этого... техника и физика хромают, да и не юноша уже, НО... ни одного промаха, с любых положений. Глазам своим не верил. Выждал время, несколько дней, потом назначил дополнительно встречу, в уединенном месте, на Соколе, в МАИ, зальчик есть небольшой, знаю там людей. Договорился, встретились, опять одни, без свидетелей, погонял его еще, проверил. Все то же самое, Ром. Фантастика. Шедевр!

– Хмм, озадачил...
– посопел в трубку Роман - Шедевр, говоришь?

– Да!... Причем, от Бога шедевр, бриллиант, необработанный и никому не известный, - Кузьмич взял в свободную руку наполненную стопку, нервно повертел, пролив струйку на пальцы, и опять поставил рядом с надкушенным шпротным сэндвичем.

Ром сопел в трубку и молчал. Но не перебивал.

– И тогда, подумал я, Ром, и решил, что грех будет утаивать такое чудо от тебя. Ведь я, когда тебе намедни звонил, не стал об этом... еще раз все продумал, еще разок посмотрел и убедился. Ром, повторяю, грех большой это чудо не использовать. И некому это доверить, кроме тебя, Роман... а остальные... остальные сольют, выжмут досуха к своей выгоде, исчерпают до дна и руки свои нагреют. Времена-то пошли, сам знаешь, - тут Федор про себя усмехнулся и, постаравшись добавить в голос проникновенности, искренности и серьезности, произнес - А я твердо знаю, мы с тобой, Ром, другие... и о родном футболе радеем и не забываем. Чему с юности научены.

Получилось хоть и излишне пафосно, вроде бы, но доходчиво и с "малой" толикой подобострастия. Всё - как и надо, учитывая высокие посты и чины нынешнего Ромика. Теперь молчать и ждать реакции. Ставка сделана, оглашена, все на кону. Но и имен конкретных не названо, все исправимо и обратимо.

И реакция последовала, правда, после десятка-другого напряженных для Федора Кузьмича мгновений ожидания ответа. Ром, как опытный чиновник, видимо, паузу держал. Говорил, впрочем, без насмешки и издевки, вроде как серьезно:

– Интересно-интересно... прямо заинтриговал, - судя по плямкующим звукам из трубки, пожевал губами и продолжил - Знаешь, зачем по телефону? Давай-ка, подъезжай. Я завтра, с самого утра, в обществе, на набережной, пропуск тебе для авто закажу.

– Нет, Ром, извини, но... смысла нет - просто и попусту общаться, хоть давно и не виделись. Надо поговорить и сразу парня смотреть, иначе, все равно - не поверишь, - Федор темпераментно рубанул рукой воздух, добавляя себе и своему голосу экспрессии - Сам не верю, пока не вижу. Это надо видеть, понимаешь, надо, видеть собственными глазами. Где у вас зал, чтобы мне недалеко было?

– А ты где сейчас, как и раньше - на Рижской? Мы ж с тобой, считай, соседи теперь, ты в курсе? Я с Сокольников переехал, сейчас на Алексеевской...
– опять поплямкал в трубку - Угу, вот так. Приезжай-ка ты вечерком в "СССР"... недалеко от меня, да и от тебя... я буду после шести... Там все есть. И парня своего с собой бери... площадка там найдется крытая. Небольшая, но для показа сойдет... если надо, адрес уточню.

– Я в курсе, - Кузьмич знал этот недешёвый фитнесс-клуб на Новоалексеевской.

***

После, с чувством хорошо выполненной работы и чистой совестью Кузьмич лихо влил содержимое стопки в рот, опять потянулся к бутылке, но на полпути остановился, опустил ладонь на столешницу. Немного подумал, в который раз тяжко вдохнув, встал, направился к холодильнику, прихватив остатки "родимой" с собой, и поставил её в морозилку охлаждаться до следующего достойного повода.

Потушил на кухне свет, затем подошёл к окну и остановился, уперевшись обеими руками в подоконник и глядя через стекло на ночную Москву. Протянул руку к стоящей на тумбе устройству-"музыке" с кассетами, радио и CD, современное название которого от Кузьмича все время ускользало и по старинке им называлось "магнитофоном", щелкнул клавишей. Всю кухню объял истинно мужской, хрипловатый голос давно ушедшего русского поэта, поющего под звучную гитару яростные, грустные, лиричные и задумчивые песни о достоинстве, о силе характера и тяготах судьбы, о чести, благородстве, безумной храбрости и любви. О горах и небе, о море и земле, о зверях и людях, о мужчинах и женщинах. Кузьмич стоял долго. Смотрел на свой город и слушал.

***

Матвей сидел на кухне, в своем углу, глядел на пачку сигарет, лежащую перед ним в чисто вымытой красной чешской пепельнице и вспоминал прошедший день. Он на многое надеялся, когда просыпался с утра, собирался на встречу с Кузьмичем, но такого точно не ожидал... Встреча на Ленинградском проспекте, стремительная езда мимо памятных со студенческих времен мест, студгородок МАИ, неожиданно спортивный Кузьмич, первые успехи, самодовольство и постыдная сцена в конце тренировки... Боже, стыдно-то как. Нет, выбросить все из головы и идти спать, все будет, как Бог даст, а значит - хорошо.