Футбол. Искушение

К счастью, подоспел Матвей. Подхватил с плиты сковородку, ловко разделил содержимое на три порции и оделил каждого. Выглядело аппетитно - что-то вроде омлета с зеленым луком и кусочками белого мяса. Старушка одной рукой немедленно схватила вилку, другой потянулась за хлебом и начала уминать, одобрительно причмокивая. Хозяин оделил всех едоков салатом из миски, разложив небольшими холмиками на те же тарелки, прямо рядом с омлетом, благо посудины были обширными. Вынул третий табурет из-под стола, сам присел и взялся за вилку. Ел аккуратно, не торопясь.

Попробовал и Кузьмич. Неплохо, очень даже вкусно.

Поели, бабушка засуетилась, намереваясь было мыть посуду, но парень твердо распорядился всё сложить в раковину и идти к себе.

Затем Матвей пересел ближе к стене, по другую сторону стола, подтянул к себе искрящуюся хрусталем красную пепельницу, выглядевшую в окружающей обстановке неуместно роскошно, закурил сигарету и вопросительно посмотрел на Нестерова.

Кузьмич прокашлялся и приступил к непосредственной цели визита:

– Спасибо за еду, Матвей, просто, вкусно и сытно. Настоящая мужская еда!
– опять покашлял и продолжил, - Я, в общем-то, заехал к тебе по делу... Время... Пора уже трудиться начинать. Тянуть резину некогда.

Матвей слушал внимательно, периодически затягивался, когда взгляды их встречались - утвердительно кивал.

– Сначала надо пройти обследование, затем предварительные тесты... потом приступать к тренировкам, пока общим, а как определимся - уже конкретным... естественно, с постоянным проживанием на базе или еще где, я думаю. Откладывать нельзя, сезон идет... а мы с тобой всё же в футбол собрались играть, или как?
– Федор коротко хохотнул, примолк и отвел взгляд. Разговор почему-то не складывался.

Еще немного помолчали. Начал Матвей:

– Федор Кузьмич, мне же работа нужна.

Нестеров с готовностью подхватил:

– Конечно, работа, а ты как думал?... Еще какая работа... ты такой работы, я думаю, еще и не видел. Упаришься вкалывать, взвоешь, и об отдыхе мечтать даже во сне будешь, - Кузьмича опять понесло куда-то не в ту сторону, его все время пробивало на неуместный, неподходящий солидному разговору юморок.

– Много первое время платить не будут, конечно, а там поглядим, как дела пойдут, - попытался вернуться в серьезную колею Федор.

– Вы сказали о постоянном проживании, Федор Кузьмич.

– Ну да, а как же иначе? Без этого никак.

Опять тягостное молчание. Теперь уже Тяглов отводил взгляд, сжимал кулаки, о чем-то напряженно размышляя. Забытая сигарета дотлевала в пепельнице, курясь вонючим серым дымом. Время тянулось.

– Как я это все брошу?
– вдруг нарушил молчание Матвей и взмахнул рукой по направлению к коридору, - Как вы это себе представляете? Она же одна... ничего не может... на улицу выпускать страшно, если только с большим риском... Сколько раз терялась. Она совсем больна... и физически слабенькая, но... не в этом дело... Федор Кузьмич, она душевнобольной человек. Совершенно беспомощный. И мы совсем одни.

– Кто она тебе, Матвей? Ты мне говорил... тогда, у меня на кухне... может я неправильно понял? Она же тещей тебе была?

– Да, - глухо, уткнувшись подбородком в ладони, проговорил Матвей.

– Ну так и в чем проблема? У нее дочка вообще-то есть. Бывшая твоя жена, - Кузьмич подчеркнул слово "бывшая".

– Да. Есть. Где-то есть.

– Так в чем дело? Ее мать, пусть сама и следит, ухаживает.

– Федор Кузьмич, я так не могу. Я здесь живу, и она тоже. А дочери своей она нафиг не нужна. Хорошо, что хоть пенсию не забирает.

– Понятно... А сын как? Где он?

– А сын мой здесь не причём, - твердо ответил Матвей, - сыну жить надо, учиться, к будущему стремиться, а не за психами ухаживать. Я здесь, с Петровной, долго прожил, много лет. И вот что скажу, - жить под одной крышей с умалишенным человеком, - врагу не пожелаешь. Тем более, родному сыну.

– Ну и как ты себе теперь... всё это представляешь? Как, Матвей?

– Никуда я не поеду, Федор Кузьмич... Не могу... Простите...

Сидели долго. В молчании. Матвей застыл на табурете, выпрямившись как статуя, курил одну за другой. Кузьмич только приоткрыл чуток форточку, а потом замер, забившись спиной в теплый угол. За окном стемнело.

– И что ты собираешься делать, Стрелок?

– Работу найду. Поблизости где-нибудь. Грузчиком в магазине. Возьмут, никуда не денутся. Вон, алкашей-то берут.

– Таак... Решил значит... Ну что же... тебе жить...

***

Вернувшись домой, еще с порога Кузьмич услышал звуки девичьего голоса, доносящегося с кухни. Не торопясь, разулся, стянул куртку, повесил на плечики и прошел на шум. На кухне хлопотала дочь, в одной руке тряпка, в другой - веник, попутно что-то напевая.

– Привет, дочка, - Федор тяжело взгромоздился на стуле, вытянул руки на стол и упер взгляд в холодильник.

– Здравствуй, па! Ой, ты постригся? Классно выглядишь!

Девушка, улыбаясь, отложила в сторону тряпку и веник, присела за стол напротив.

– И бородку так стильненько подравнял. Ты у нас просто красавец!

Отец молчал, глядя в сторону, мимо дочери.

– Папа, что случилось? На тебе лица нет. Что-то на работе?

Кузьмич тяжело поднялся, подошел к холодильнику, распахнул дверцу, постоял, вынул початую бутылку водки, к ней, стоявшие там же, рядом на полочке, стопочки. Подошел к столу, поставил на свежую, только что смененную скатерть, сел на свое место. Налил себе, потянулся ко второй стопке:

– Будешь?

– Нет, папа, ты же знаешь - я водку не люблю. Да и за рулем. Что все же случилось? Неприятности? Папа, не молчи.

Кузьмич маханул целиком стопку в рот, чуть поморщился мрачно, обтёр тыльной стороной ладони усы, втянул воздух и тут же налил еще.

– Папка, я тебя знаю. Давай так, я сейчас на стол немного соберу, а ты пей по чуть-чуть, закусывай и рассказывай. Хорошо?

Девушка встала, подошла к мрачному папке сзади и прильнула к нему, обняв за шею и улыбаясь:

– Договорились, папуленька? Ну, договоориились?
– тоненько поканючила дочка отцу прямо в ухо.

Ну какое отцовское сердце выдержит? Общеизвестно, чем суровее мужчина снаружи, тем добрее и мягче внутри. Особенно, к дочкам.

И Кузь начал рассказывать. Периодически зажевывал водку тем, что подсовывала доченька, и рассказывал. Сначала скупо и неохотно. А потом, как прорвало, разгорячился - и всё подробнее, и подробнее. Про Матвея и его умения, про себя и свои мечты с фантазиями. Про планы и причины, их рушившие. Про ужасное жилье подопечного и его больную бывшую тещу. О тупости и невежественности. Про непреклонность "глупого барана" и его блестящие перспективы. А заодно - о постылой и пустяшной работе в "Луже", о "никомуненужности", о желании перемен и нелегкой судьбе, про "глоток свежего воздуха" и "стОящих реального мужчины настоящих перспектив", пришедших вместе с этой случайной встречей. С этим упрямым и глупым парнем с окраины.