Ганнибал. Враг Рима

— Квинт? — прозвучал знакомый голос.

Тот мгновенно открыл глаза. Крик раздался от строя карфагенян. Он взглянул на отца.

— Стой! Мы должны остановиться!

Что-то в голосе Квинта заставило Фабриция остановиться и умерить свою решимость принять последний бой. Ярость исчезла с его лица.

— Стоять!

Резко дернув за поводья, римляне остановились в десяти шагах перед лесом копий, блестящих острыми наконечниками. Занервничав, лошади попытались развернуться. Несколько ливийцев ткнули копьями, пытаясь достать их. Квинт снова услышал со стороны карфагенян знакомый голос. По коже пошли мурашки. Не обращая внимания на изумление товарищей, он оглядел ряды врагов. И не поверил своим глазам, заметив Ганнона в форме карфагенского командира, который проталкивался вперед через строй фаланги. Опустил копье.

— Ганнон!

— Квинт, что ты здесь делаешь? — спросил Ганнон на латыни.

— Мы были в патруле, — ответил Квинт. — На разведке.

Карфагенянин широко махнул правой рукой.

— Вся равнина у нас под контролем. Вы должны были знать это. Какой дурак приказал вам пойти на такое дело?

— Наш консул, — тихо ответил Квинт. Он не собирался рассказывать о роли Флакка в принятии этого самоубийственного решения.

Ганнон презрительно фыркнул:

— Этим все сказано.

У Квинта хватило ума промолчать. Он бросил взгляд на отца и понял, что тот тоже узнал Ганнона. Фабриций не проронил ни слова. Флакк и остальные кавалеристы выглядели ошеломленными и перепуганными. Квинт снова уставился на Ганнона, стараясь не обращать внимания на свирепые взгляды вражеских воинов.

— Ганнон! — раздался сердитый голос.

Ряды карфагенян всколыхнулись и пропустили двух командиров, по каждому от фаланг, стоящих по бокам. Первый был невысокого роста, дюжий, с густыми бровями, другой — рослый и подтянутый, с длинными черными волосами. Их лица были настолько похожи на лицо Ганнона, что это не могло быть совпадением. Его братья, догадался Квинт.

— Значит, ты нашел родных?

— Нашел. И они хотят знать, почему ты до сих пор жив.

Повернувшись к братьям, Ганнон разразился длинной тирадой. Квинту от страха подвело живот, но он не мог отвести взгляда от карфагенян. Их жизни зависят от того, что сейчас говорит его бывший раб. После серии криков и жестов Ганнон наконец-то успокоился. Самым недовольным выглядел его низкорослый брат. Продолжал что-то возмущенно бормотать, пока второй шел в сторону римлян. Его лицо тоже было жестким, но Квинту удалось уловить в его глазах сострадание. Это, должно быть, Бостар, подумал юноша.

— Ганнон рассказал нам, что дважды обязан тебе жизнью, — сообщил Бостар на латыни с сильным акцентом.

— Это так, — ответил Квинт, кивая.

— В силу этой причины мы согласились не убивать тебя и твоего отца.

При этих словах Сафон разразился новой тирадой, но Бостар не обратил на него внимания.

— По одной жизни за каждый из долгов.

— А остальные? — с болью спросил Квинт.

— Они должны умереть.

— Нет… — пробормотал Квинт. — Я прошу, возьмите их в плен…

Покачав головой, Бостар повернулся к карфагенским копейщикам.

Кавалеристы в страхе закричали. Флакк же, напротив, сидел с прямой спиной, презрительно глядя на ливийцев.

Квинт еще раз внимательно всмотрелся в лицо Ганнона, но не нашел в нем жалости.

— Проявите к ним милосердие.

— У нас есть приказ, — жестко бросил юноша. — Но тебя и твоего отца мы отпускаем.

Он дал отрывистую команду, и фаланга позади него расступилась, открывая проход к броду.

Квинта осенила идея.

— Тут еще один член нашей семьи.

— Кто? — спросил Ганнон, глядя на него с подозрением.

Квинт показал на Флакка.

— Он обручен с Аврелией. Пощади и его.

Ганнон метнул быстрый взгляд на Флакка, с запозданием узнав его, и гневно раздул ноздри.

— Если они еще не женаты, он не член семьи.

— Ты же не лишишь Аврелию мужа, правда? — с надеждой взмолился Квинт.

Ганнон с удивлением понял, что его охватило негодование.

— Ты слишком многого просишь, — сквозь зубы прошипел он.

— Тем не менее я прошу, — продолжал настаивать Квинт, пытаясь не отвести взгляда от гневного лица бывшего друга.

Ганнон подошел ближе к Флакку. По правде, ему вовсе не хотелось отказывать в одолжении другу и навеки разрывать дружбу, но он был уверен, что этот самодовольный римлянин был врагом.

И тут, к его изумлению, Флакк смачно плюнул ему под ноги.

Ганнона охватила ярость, и его рука упала на рукоять меча. Но прежде, чем он успел его выхватить, подскочил Сафон, крепко сжимая в руках копье. Не говоря ни слова, он вонзил наконечник копья в живот Флакку, ниже нагрудника, и тут же выдернул. Римлянин с воплем упал на землю, а Сафон резко обернулся к Ганнону и наставил на него окровавленное копье.

— Мы здесь не для того, чтобы водить дружбу с этими шлюхиными детьми! — рявкнул он. — Ты и Бостар и так пошли против меня, отпуская двоих, но больше никто из римлян не покинет это место живым!

Ганнон мрачно махнул рукой в сторону брода.

— Уходите.

Квинт беспомощно поглядел на Флакка, который лежал на земле, прижав руки к ране. Меж его пальцев струилась кровь, очень много крови. Мы не можем оставить беднягу так просто умирать, подумал Квинт. Но можем ли мы сделать что-то еще?

Фабриций взял дело в свои руки.

— Да встретитесь вы в Элизиуме, — тихо сказал он кавалеристам. — Я сообщу твоей семье, что ты умер достойно, — добавил он, обращаясь к Флакку, и, более не оглядываясь, тронул коня пятками и поехал к реке. — Давай же! — прошипел он, обращаясь к Квинту.

Думая, что же сказать на прощание, юноша в последний раз взглянул на Ганнона. Карфагенянин демонстративно смотрел сквозь него. Прощания не будет. Стиснув зубы, Квинт двинулся следом за отцом. А за его спиной волной накатывали предсмертные хрипы римлян и радостные вопли ливийцев.

Отец и сын беспрепятственно доехали до реки и вошли в воду.

Лишь когда они оказались на противоположном берегу, то окончательно осознали, что спаслись.

Квинт протяжно, с дрожью, выдохнул. «Пусть я больше никогда не встречусь с Ганноном!» — взмолился он. Его бывший друг точно убьет его, в этом не было никаких сомнений. И тут же понял, что сам сделает то же самое. Сердце сжало холодом и болью, и он оглянулся. Ливийцы уже маршировали прочь, оставив после себя на берегу скрюченные тела римлян. Стыд охватил Квинта с новой силой. Каждый из них заслуживает того, чтобы его сожгли на погребальном костре.

— Может, сможем завтра попытаться забрать тела, — пробормотал он.

— Должны попытаться, иначе я не смогу смотреть в глаза Аврелии, — ответил ему отец. «А как только проклятые заимодавцы узнают, что Флакк мертв, то тут же накинутся на меня», — подумал он и взглянул на сына. — Это я во всем виноват. Флакк и тридцать отличных кавалеристов мертвы только потому, что я согласился возглавить этот проклятый патруль. Мне надо было отказаться.

— Не в твоей власти, отец, принимать такие тактические решения, — с горячностью возразил Квинт. — Если бы ты так поступил, Публий вполне мог разжаловать тебя в рядовые, если не хуже.