Ганнибал. Враг Рима

Пустые амфоры выбросили, подняли наверх полные и повторили процесс. Вино снова запузырилось на раскаленном камне, но снова ничего не произошло. Скутарии неуверенно взглянули на Малха.

— Продолжайте! Как можно быстрее! — крикнул он.

Воины спешно выполнили приказ, опрокинув еще две амфоры. Потом еще две. Каменный монолит непоколебимо стоял на месте. Малх заорал на воинов, находившихся рядом, приказывая подбросить дров в костер. Пламя полыхнуло с новой силой, едва не грозя сжечь помост, на котором расположились скутарии, но спуститься им не позволили. Малх подошел к основанию помоста и принялся подгонять воинов. На камень вылили еще две амфоры. Тщетно. Надежда начала покидать Бостара.

И вдруг раздалась серия громких щелчков. В воздух полетели осколки камня, и один из скутариев упал как подкошенный. Ему едва не раскроило пополам череп куском камня размером с куриное яйцо. Перепуганный напарник спрыгнул с помоста, да и остальные воины, поддерживавшие костер, поспешно отошли на безопасное расстояние. Снова раздался треск, и наконец скала раскололась на несколько крупных кусков. Оттащить их с дороги или разбить молотами теперь могли все, кто пожелает. Радостный вопль воинов взметнулся до небес. Слух мгновенно разлетелся по всему войску, и радостные крики стали такими, будто закричали сами горы.

Сафон и Бостар порознь подбежали к отцу и один за другим радостно обняли его. Следом подошел Ганнибал и, не скрывая облегчения, поздравил с успехом.

— Наше испытание почти закончилось! — вскричал командующий. — Дорога в Цизальпийскую Галлию открыта.

Первое, что увидели двое друзей, была огромная Сервиева Стена, окружающая город. По сравнению с ней крепость Капуи казалась ничтожной.

— Крепости почти две сотни лет, — радостно объяснил Квинт. — Ее построили после того, как Рим был разграблен галлами.

«Пусть следующим станет Ганнибал», — безмолвно взмолился Ганнон.

— Можно ли сравнить с этим Карфаген?

— А? — переспросил юноша, возвращаясь в реальность. — Большинство укреплений намного моложе, — ответил он. «Но куда более впечатляющие», — добавил он про себя.

— А их размер?

Ганнон не собирался лгать своему бывшему другу и хозяину:

— Карфаген намного больше.

Квинт постарался скрыть разочарование, но у него это не получилось.

А вот Ганнона удивило то, что он увидел внутри. Здесь с каждым шагом Рим становился похож на Карфаген все сильнее. Ничем не мощенные улицы, не больше десяти шагов в ширину. После нескольких месяцев жаркой погоды они представляли собой твердую, как железо, землю с глубокими колеями.

— Зимой тут, должно быть, очень грязно, — проговорил он, показывая на дорогу. — У меня дома так случается, когда идут дожди.

— И в Капуе тоже, — согласился Квинт, сморщив нос, когда они миновали переулок, куда выносили нечистоты. Кислый запах человеческих фекалий и мочи наполнил воздух.

— Хорошо хоть сейчас осень, а не середина лета. Тогда вонь совершенно невыносима.

— Разве у домов нет канализации?

— Нет.

— В большей части Карфагена то же самое, — опять согласился Ганнон. Странно было ощутить тоску по дому от запаха дерьма.

Духота усиливалась из-за того, что близко стоящие дома были в два, три и даже четыре этажа, в результате чего на улице царил полумрак и застаивался воздух. В сравнении со свежим воздухом и открытыми пространствами сельской Италии это был иной мир. У большинства домов в открытых с фасада первых этажах располагались лавки, а по боковой стене шли лестницы, ведущие вверх. Квинта ошеломила царящая повсюду грязь.

— Вот так здесь живет большинство людей, — сообщил он Ганнону.

— В Карфагене дома обычно строят из глинобитного кирпича.

— Похоже, это намного безопаснее. При постройке кенакул чаще всего используют дерево. В них куча заразы, их трудно обогреть и легко разрушить.

— Значит, тут большая проблема с пожарами, — проговорил Ганнон, представляя себе, как легко будет дотла спалить город, если его захватит войско Ганнибала.

— Уж это точно, — скривившись, подтвердил Квинт.

Столица была наполнена шумом. Голоса лавочников, переманивающих друг у друга покупателей, визг и крики играющих детей, болтовня соседей, судачащих стоя у перекрестков улиц. Нищие всех мастей, громко просящие подаяние. Звон железа в кузнях, стук молотков плотников, эхом отдающийся от высоких домов. Издалека, от Бычьего Форума, доносился рев скота.

Безусловно, Рим не был конечной целью их путешествия. Им надо было в Пизу, в порт, откуда недавно вышел флот с армией Публия. Но искушение побывать в столице было слишком велико для обоих юношей, и они не смогли его преодолеть. Не один час шатались Квинт и Ганнон по улицам, жадно глядя по сторонам. Когда проголодались, то наполнили желудки жареными колбасками и свежеиспеченным хлебом, купленными у торговца с небольшого лотка. Трапеза завершилась сочными сливами и яблоками.

Со всей неизбежностью Квинта влек к себе величественный храм Юпитера, возвышающийся на Капитолийском холме. Когда они туда забрались, он, открыв рот, разглядывал крышу, украшенную тонко выкованным золотом, ряды колонн высотой в десять человеческих ростов и отделанный яркой терракотой фронтон. И замер на месте у огромной статуи бородатого Юпитера, стоящей перед храмом, откуда открывался вид на большую часть Рима.

Преисполненный негодования, Ганнон тоже остановился.

— Наверное, больше любого святилища в Карфагене? — сказал Квинт, вопросительно глядя на него.

— У нас есть один, не меньше, — с гордостью ответил Ганнон. — Посвященный Эшмуну.

— А что это за бог? — с любопытством спросил Квинт.

— Он олицетворяет плодородие, здоровье и благосостояние.

— И это главный бог Карфагена? — приподняв брови, продолжил расспросы Квинт.

— Нет.

— А почему тогда его храм самый большой и величественный?

— Не знаю, — смущенно пожав плечами, ответил Ганнон. И тут же вспомнил, как отец говорил, что их народ сильно отличается от римлян. Они в первую очередь торговцы. А стоящий перед ним храм демонстрировал, что народ Квинта превыше всего ставит власть и войну. «Хвала богам, что в лице Ганнибала Барки у нас есть истинный воин, — подумал карфагенянин. — Если бы всем заправляли такие дураки, как Гост, у нас не было бы надежды».

Квинт, в свою очередь, пришел к собственным выводам. «Как может народ, ставящий на первое место бога плодородия, победить Рим? Что станется с Ганноном, когда случится неизбежное? — завопила его совесть. — Где он окажется?» — Квинту не хотелось знать ответы на эти вопросы.

— Давай-ка искать, где переночевать, — предложил он. — Пока не стемнело.

— Хорошая мысль, — ответил Ганнон, радуясь, что они сменили тему разговора.

Агесандр слегка кивнул в знак благодарности и повернулся к Аврелии.

— Мне следовало получше во всем разобраться. Я хотел попросить прощения за это и спросить, не сможем ли мы начать все сначала.

— Сначала? — резко сказала Аврелия. — Но ты же раб! Мне без разницы, что ты думаешь.

И с удовольствием увидела в его глазах боль.