Ганзейцы

В комнате царила такая тьма, что хоть глаз выколи. Стеен среди своей важной и таинственной беседы с незнакомцем совсем позабыл об освещении и только теперь приказал Ганнеке принести огня.

Верному слуге показалось, что голос его господина звучит как-то странно. Он вышел за огнем и внес в комнату светец, который и поставил на полочку около двери. Только тут успел он рассмотреть лицо Стеена и просто в ужас пришел! Смертельная бледность покрывала его щеки, и странное смущение было написано во всех чертах. Кнут Торсен, напротив, преспокойно осматривал все углы комнаты, как будто ничего особенного между ним и Госвином не произошло.

– Теперь вы позволите мне удалиться, – сказал он, обращаясь к Госвину, который тяжело дышал и был страшно взволнован. – Я проведу ночь в прибрежной таверне, а завтра через Мальмё возвращусь в Копенгаген.

Сказав это, он слегка поклонился и направился к выходу.

– Проводи его из нашей витты, – приказал Госвин рыбаку, ожидавшему распоряжения. Тот, испуганный выражением лица своего господина, хотел было к нему обратиться с вопросом участия; но Госвин так нетерпеливо и повелительно махнул рукой, указывая на двери, что Ганнеке должен был повиноваться и вышел из комнаты вместе с датчанином, к которому почувствовал еще более отвращения.

VIII. Датчане в Визби

Когда Стеен остался один в комнате, он в страшном волнении бросился на стул и закрыл себе лицо руками. В таком положении он и оставался несколько минут. Тяжело он дышал, казалось даже, как будто среди его вздохов слышались рыдания. Но когда он отнял руки от лица и мощной рукой оперся о стол, то в глазах его не видно было слез: в них скорее выражалась какая-то дикая решимость. Губы были плотно сжаты, а вздутые на лбу жилы свидетельствовали о страшном гневе, кипевшем в сердце Стеена.

Он злобно засмеялся, но тотчас после того прижал обе руки к сердцу, как бы ощущая в нем жестокую боль, вскочил со стула и поспешно открыл маленькое окошечко. Прохладный ночной ветерок освежил его и на минуту оказал благодатное влияние на его сильно возбужденные нервы.

Но, видимо, новый порыв отчаяния овладел им вскоре после того, и он опять опустился на стул, закрыв лицо обеими руками.

В таком положении застал его Ганнеке по возвращении. Перепуганный, подошел он к хозяину и воскликнул:

– Добрый вы мой, бедный господин Стеен, что с вами такое?

Госвин не мог выговорить ни слова. Он только покачал головой.

– Нет, уж нет, – продолжал Ганнеке в большом волнении, – вы уж, пожалуйста, теперь от меня не укрывайтесь, хоть я и бедный, и простой человек, и вам не ровня! Поверьте, что наш брат иногда вас, господ, лучше понимает, нежели и вы-то сами себя понимаете!

Купец мотнул головой и крепко пожал мозолистую руку честного рыбака.

– Вы мне дороги, господин Стеен, – продолжал Ганнеке (и две крупные слезы текли по щекам его), – так дороги, как если бы вы мне братом были родным, не в обиду вам будь сказано. Ах, господин Стеен, ведь мы-то все только у одного Господа, Спасителя нашего, и находим себе утешение в печалях: он тоже ведь был простой человек. И уж вы не побрезгуйте моей к вам преданностью и привязанностью. Как бы вы были теперь дома, в кругу вашего семейства, так я бы не посмел к вам навязываться с моим участием; ну, а ведь здесь-то вы одиноки, и мне сдается, что вам было бы полегче, как бы вы немножко порассказали.

Госвин Стеен прижал руку рыбака к своему сердцу.

– Ты – добрый, дорогой, преданный мне человек, – сказал он дрожащим голосом, который невольно выдавал его внутреннее волнение, – и, поверь мне, я высоко ценю твои заботы обо мне. Но тебе нечего обо мне тревожиться. Мы все – люди. Все поддаемся иногда тяжелому настроению, но ведь это проходит, минует… Я вот и теперь уже чувствую себя гораздо тверже…

Ганнеке взглянул на говорившего испытующим оком.

– Полно, так ли, господин Стеен? – спросил он с некоторым недоверием.

Купец не ответил. Взор его, выражавший отчаяние, блуждал по стенам маленькой комнатки, руки судорожно сжимались – и вдруг неудержимый стон вырвался из груди его.

– Ой, ой, ой! – вскрикнул перепуганный Ганнеке. – Что же это с вами, господин Стеен! Да ответьте же, Христа ради! – умолял он хозяина, который сидел перед ним как окаменелый. – Ответьте, коли у вас язык не отнялся! Хоть словечко вымолвите!

Конец ознакомительного фрагмента.