Гармония по Дерибасову

Бабу взгромоздили на сиденье, обмахивали газетами.

– Это какой дядя Дерибасов?!
– подскочил Валерий Александрович, услышав ненавистную фамилию.
– Это который шампиньонами торгует? Из Назарьино? А как его зовут?!

– Ага. Дядя Миша зовут. Ладно, мам, хватит. Пошли теперь в троллейбус!

А на работе Валерия Александровича уже ждал зав. отделом писем, морали и права. Один из вопросов, по которым он счел нужным советоваться, был о том, стоит ли браться за то самое заявление, с которым так любезно ознакомила Дерибасова директор рынка.

– Безусловно!
– прорычал Валерий Александрович.
– Кооперативы - сейчас актуально, сам знаешь! Тем более, народ уже вовсю травится этими самыми грибочками...

...А тем временем Ташлореченск наполнялся отравлениями. Эпицентром отравлений, естественно, стал рынок.

Юрист и шофер довольно щурились на закрытый дерибасовский ларек. Грибы брали, хоть и ворчали, что недавно были дешевле. Даже очередь маленькая образовалась.

А на другом конце рынка уже бродила, погрузившись в прояснившиеся вдруг воспоминания, бабка Пелагиада Арбатова. Ох, и молода была Пелагиада в далекие тридцатые! Ох и белая, ох и гладкая, широкая да спокойная, как Назарка в половодье! И рынок тогда был иной - веселее, бойчее, дешевле.

– А тута лаптями торговали, - прогудела бабка Пелагиада, топая между рядами.
– Батюшка, царствие ему небесное, еще один лапоток прихватил, дак его чуть не забили, окаянные...
– Бабка Пелагиада смиренно и внушительно застыла около бочки с солеными огурцами.
– Сынок, Христос с тобой, дай бабушке посолонцовать...

Наконец бабка Пелагиада увидела шампиньоны, долго и тупо разглядывала обоих торговцев и, удовлетворившись осмотром, подшаркала к весам, сообщила укоризненно:

– А тута раньше мясные ряды были, - и басом заухала: - Ой, ратуйте! Ой, люди добрые! Бабку грибами отравили, злодеи! Я вчерась тута у их грибочков купила, сжарила, а вутром чуть не померла! Из последних силушек приплелась, хоть других от погибели спасу! Ой, моченьки моей нету! Ой, окаянные! Креста на вас нету! Отравители!

– Да ты чего, бабка!!!
– испуганно заорал шофер.
– Быть того не может! Я их сам каждый день ем! И дети! И даже внучата!

Бабка Пелагиада, кряхтя, уселась на землю и спокойно сообщила окружающим:

– Помирать буду. На глазах у злодеев.

Юрист и шофер подхватили бабку и, согнувшись под тяжестью истинно арбатовского корпуса, с трудом дотащили ее к машине. Пока шофер гнал до больницы, юрист вручал испуганной бабке компенсации: за грибы, за ущерб здоровью, на лекарства, на гостинцы внучатам и за молчание.

Принимая каждую порцию денег, бабка Пелагиада испуганно таращилась, трубно шептала:

– Господь тебя спаси, спасибо, господь тебя спаси, спасибо, господь тебя спаси, спасибо...
– и, перекрестив юриста, комкала деньги, прежде чем заключить их в недра широкой ситцевой пазухи.

Когда, сдав бабку, кооператоры вернулись на рынок, они с трудом протолкались к своему месту. Под их прилавком умирали уже три мосластые личности.

Несчастные жертвы из последних сил сползались со всех сторон к прилавку своих мучителей и корчились там в жестоких судорогах.

Это уже становилось даже однообразным, и у потерявших было дар речи, насмерть перепуганных дачников начали восстанавливаться элементарные мыслительные процессы. Во всяком случае, шофер сообразил сгонять за шефом, и тот разом пресек все переговоры серого, как тюремная наволочка, юриста с вялыми жертвами о возмещении стоимости грибов, выплате компенсаций, пособиях на лекарство и на хозрасчетную поликлинику.

– Это заговор!
– только и успел произнести шеф, когда во всем блеске полуденного солнца возник Осоавиахим, ударил страусиным яйцом головы о прилавок и трубно зарыдал:

– Ироды! Волки! Бога бы побоялись! Где, где мои пышные кудри?! Сатанинской пищей торгуете!

– Гражданин!
– сухим начальственным тоном приказал шеф.
– Уберите голову с прилавка!

Но Осоавиахим только обхватил лысину и горько застенал:

– Господи! Обрати десницу карающую на торговцев отравою!

– А ну-ка встаньте!
– потребовал шеф.
– Встаньте, я посмотрю - покупали ли вы у нас грибы?

Осоавиахим отер глаза и вытянулся во фрунт.

– Кто видел его раньше?
– строго спросил начальник компаньонов.
– Покупал он у нас грибы?!

– Нет!
– хором ответили компаньоны.
– Впервые видим!

– О, боже!
– Осоавиахим зарыдал еще безутешнее.
– Теперича никто не признает! И покойница-мать, царство ей небесное, не узнала бы! А я намедни у вас грибы брал. У меня тогда кудри были рыжие, во!
– и он описал лапами вокруг головы шар полуметрового диаметра.
– И чуб все время на глаза спадал! Верните мне мои пышные кудри!

– Гражданин, прекратите юродствовать!
– ударил по прилавку начальник.
– От любых грибов, даже ядовитых, волосы не выпадают!

– Вот ироды!
– упрямо сказал. Осоавиахим.
– А у меня выпали! Потому что в ваших грибах, кроме простой отравы, еще и радиация имеется!

– Ну это уже наглость!
– взвился юрист.
– Это кто вас надоумил?! Чтобы определять радиоактивность, специальная лаборатория нужна!

– А мне доктор смерил!
– упорствовал Осоавиахим.
– Он как начал мерить, так аж стрелку вышибло! И жена заметила, что я ночью во тьме свечусь, как херувим... А-ай, горе, горе!!!
– Осоавиахим воздел руки.

Но как расширился научный кругозор нашего народа! Услышав о свечении, люди не бросились на колени, наоборот, рыночная толпа мгновенно рассосалась. Арбатовы отряхнулись и дружным стадом потопали на обеденный перерыв.

Обед Дерибасов закатил аристократический - с цыганами и шампиньонами. А что еще оставалось ему делать? Где было разместить такую ораву оборванцев, как не в цыганском таборе? А из-за всех неурядиц кризис перепроизводства грибов достиг размеров как раз арбатовской популяции. Но кто бы мог подумать, что это толстокожее семейство окажется таким внушаемым! Вернее, самовнушаемым.

Кто в наше время не измучен противоречиями? Чье «Я» не оказывалось привязанным к двум скакунам инстинктов, рвущихся в разные стороны, или к двум склоненным разными причинами деревьям? Кто не стоял, как осел, парализованный обилием глубокомысленных аргументов между двумя охапками сена? Арбатовы. Любые противоречия были им чужды органически. В их нервной системе не могли одновременно сосуществовать два инстинкта, два желания, две идеи, а злые назарьинские языки утверждали, что и две мысли. Все это овладевало Арбатовыми не параллельно, а строго последовательно, периодически сменяя друг друга, как президенты в латиноамериканском государстве: более сильное на данный момент вытесняло ослабевшее.