Гармония по Дерибасову

* * *

Владимир Викторович Ивлев и одних штанах сидел у пыльного окошка на лучших в камере нарах, глядел на небезызвестную пронзительно-желтую бочку с квасом и мыслил. При всех раскладах выходила вышка: две старые судимости, организация вооруженной банды, один подстреленный мент уже кончился, да и второй за ним мылится. Тут уж никакое чистосердечное не прокапает. Жену жалко. Скоро тридцать, как сошлись, а вместе - и пяти лет не наберется. А не скурвилась - ждала. Дочкам образование дала. И их, конечно, жалко, а больше всего внучку. Безотцовщина, а теперь и деда не будет. Так толком и не обеспечил. Теперь еще и конфискация, За Мурым, правда, должок немалый. Но он же, падла, теперь не отдаст. Надо бы прямо сейчас к нему за капустой слать... Да разве передашь... Свиданку бы... Да пока дадут, в Ростове уже прочухают, что Ивлеву хана...

Жара прибывала. По коже сочился пот. Ивлев проследил как капля стекла по щеке вытатуированной красотки с рыбьим хвостом. На животе остался грязный подтек. К 30 годам своей накожной жизни русалка расплылась, обрюзгла и стала похожа на продавщицу кваса.

Загремела дверь:

– Ивлев! На выход.

– ...Вот ты и упустил свой шанс, Ивлев, - посочувствовал Павел Константинович.
– Другие нам Матвея Дерибасова отдали... Ладно, кури. Сейчас опознавать будешь, но это уже формальности.

– Не буду, - лениво сказал Ивлев.
– Неохота. Мне теперь о душе думать надо.

– О душе тебе думать поздно, - объяснил Павел Константинович.

– Плевать. Только опознавать не стану. Я повернул глаза зрачками в душу.

– Это как?
– хмыкнул Павел Константинович.

– Так мой лагерный кореш говорил. Когда перед ним была противная ему морда. Тонкий был человек - стихи писал, деньги рисовал.

– Да ладно тебе. Все равно его с поличным взяли. Не ломайся. Я передачу разрешу.

– За женой я соскучился, - задумчиво процедил Ивлев.
– Свидание дашь?

– Черт с тобой, - махнул рукой Павел Константинович.
– Я сегодня добрый...

Кроме почерневшего Елисеича, в комнату ввели еще четырех. В двух по хозяйски-спокойным манерам, выправке и стрижкам рецидивист угадал «граждан начальников». Третий был азиат, и Матвеем Дерибасовым оказаться никак не мог. У четвертого были руки бухгалтера.

– Гражданин Ивлев, знаком вам кто-нибудь из этих людей?

– Ну, - буркнул Ивлев, косясь в сторону.
– Вот тот самый здоровый. Ну второй слева. Он мне пушки делал.

– Ты чего, сказился?!
– заревел Елисеич.
– Отродясь пушек не делал! И тебя первый раз вижу! А танки я тебе не делал?!

Потрясенный Елисеич переводил гневный недоумевающий взгляд со следователя на рецидивиста.

– Да ладно, Матвей, - сплюнул Ивлев, входя во вкус подлости.
– Нам-то с тобой чего упираться? Все одно - хана. Так что давай, Мотя, поворачивай глаза зрачками в душу...

– Ишь ты, сукин кот, - изумился Елисеич.
– И имя мое знает!
– старик даже возмущаться перестал, увлекшись поиском разгадки - как ни крути, выходило, что и дурной человек может быть провидцем.

Назарьинцы, несмотря на повальное здравомыслие, в ясновидение верили. Сам Назарий, по преданиям, едва освоив грамоту, начал читать мысли, причем не только у людей, но и у коров. Свойство это через старшую дочь Ангелину перешло к Скуратовым и таилось в их генах, проявляясь раз в несколько поколений, причем у самых морально чистых, непримиримых, бескомпромиссных и беззаветных особей. На веку Елисеича мысли читала только Марфа Скуратова, во всяком случае у Моти Дерибасова она их считывала саженей с десяти...

Глава 13. Сексуально расторможенный

...Брошенный армией и даже адъютантом, Мишель включил «мигалку» и, наслаждаясь щекочущим холодком страха, поехал на красный свет. Кроме правил дорожного движения, нарушил он и строгий наказ назарьинцев ехать к Дуне и ждать над собой суда. Но иметь собственную «мигалку» и не покуражиться - было свыше дерибасовских сил, и Мишель въехал в ворота рынка.

По широкому центральному проходу он подкатил к сиротливо стоящим у безлюдного прилавка дачникам, удовлетворенно отметил, что после группового отравления Арбатовых шампиньоны дедов не берут даже по цене картошки, немного «помигал» и только после этого вышел сам.

– А я за вами, - сурово сказал он.
– Руки за спину и по одному в машину. А то там вас Елисеич заждался. Во-первых, статья номер... х-ха, ну, клевета. Слыхали? Но это вам так, на закуску. На адаптацию к тюряге. На первые год-полтора.

Дачники испуганно застыли. Дерибасов выдержал эффектную паузу и начал обидно ржать. Поначалу смех был немного неестественным, но потом Мишель вошел во вкус, у него отлегло от сердца, и даже на глазах выступили слезы.

Тем временем юрист, отметив, что в машине никого нет, незаметно исчез.

Дерибасов с большим удовольствием досмеялся и, прежде чем красиво уехать, включив «мигалку», поведал начальнику и шоферу, что четверо из отравленных ими людей скончались, в том числе трое - это двое детей и одна беременная женщина.

К Мишелю потянулись рыночные старушки.

– Да!
– довольно сказал Дерибасов.
– Но это еще не все! Пятнадцать человек уже признаны врачебной комиссией абсолютно негодными к дальнейшей жизни, и трое из них в эти минуты агонизируют со страшной силой! Целый полк добровольцев из числа военнослужащих безвозмездно и бесперебойно отдает кровь жертвам массового грибного отравления. Но, как сказал вызванный по такому случаю из Одессы крупный профессор: «Если это, что ждет тех, кто выздоровеет, вы называете жизнью, то тогда - да, два-три человека будут немножко жить». Это сказало одесское светило нашему главному хирургу. И знаете, что сказал главный хирург, поигрывая скальпелем, пока медсестра вытирала ему слезы тампоном? Он сказал: «Хотел бы я видеть на этом операционном столе того, кто продает такие грибы!»

Ох, не к добру занесло Мишеля в медицинский антураж! Может, и в Дерибасове ненадолго очнулся от спячки таинственный назарьев ген? Недолго еще изгалялся Мишель над сединами дачников.

В проход, распугивая домохозяек, влетел белый «рафик». Щуплый фельдшер и решительный врач пошли на Мишеля. И душа его затосковала.

– Вольно, ребята!
– разрешил озирающийся Мишель.
– Я капитан госбезопасности! Расследую дело о массовом отравлении. А вот мой служебный автомобиль!
– Дерибасов замолчал, почувствовав, что, натягивая капитанский мундир, попал обеими ногами в одну штанину.

– Конечно, товарищ капитан, - заискивающе улыбнулся врач.
– Нас как раз прислали за вами по этому делу. Там случай особо злостного отравления... Садитесь!

– Где ж вы вчера были?
– пугаясь повисшей над ним паузы, потерянно сказал Дерибасов.
– Вчера здесь отравленных много было. Ползали, как мухи, в проходах...

– Извините, - сказал врач, - вчера бензина не было.

– Только я на своей поеду, - строго сказал Дерибасов (мундир не только не надевался, но уже и не снимался).
– Я служебную машину оставить не имею права. Там подслушивающее устройство и засекреченные материалы... И здесь тоже!
– он постучал по плейеру.