Гармония по Дерибасову

Вернувшись из города, Гиви обнаружил председателя сельсовета, которого пристыженная Евдокия потчевала «кофем по-делибашевски». Гиви посетовал на отсутствие в Ташлореченске бензопил. Назар Назаров еще раз попенял за спиленную без разрешения подведомственную ветвь и объяснил Гиви, почему бензопила ему в хозяйстве не понадобится.

Всю ночь Гиви уговаривал Евдокию уехать в Грузию, но Дуня, уверенная, что в грузинских горах женщины должны ходить в чадре, наотрез отказалась, не называя причины.

Теперь генерал ездил на новеньких вишневых «Жигулях», как простой назарьинец.

Чтобы отставка не так бросалась в глаза, Гиви собрался приобрести черную «Волгу». Но Дуня сказала, что скорее согласится держать крокодила.

Чтобы оставить за собой последнее слово и сохранить верность масти, Гиви с большим трудом добыл вороного жеребца хороших кровей.

Но последнее слово за Гиви не осталось. Через несколько дней Дуня привела пеструю телку.

– Зачем нам корова?
– не понял Гиви.
– Тебе что, денег не хватает у соседей молоко покупать?

– Корова - это мое хобби!
– объяснила Дуня.

Если в классовых и национальных войнах можно обойтись без «капеллана», то в религиозных - никак. Поэтому отец Василий не мог остаться в стороне, да и не хотел, ибо чувствовал, что после его встречи с однополчанином православная вера в Назарьине пошатнулась. И в этой ситуации любая ересь была особенно опасна. О расшатывании веры свидетельствовало многое - и посещаемость служб, и уменьшение приношений, а главное - немыслимые прежде хулительные частушки, вроде:

У отца Василия

Вся мордюга синяя.

Вместо чтоб молиться,

Ищет похмелиться!

Стратегические планы вырабатывались в глубокой тайне, по ночам, в подвале, у присланного Гивиным отцом свадебного подарка, за добытой еще Мишелем стойкой из ресторана «Ночное».

Несколько раз за ночь Гиви слезал с высокого табурета, вытаскивал затычку из свадебного подарка и наполнял кувшин. На рассвете главнокомандующий Курашвили и член военного совета Осинов проводили учения - следуя традиции, соревновались в меткости. Оба считали, что их «высокая точность попадания» устрашающе действует на стягивающегося к утренней медитации потенциального противника.

Свадебный подарок не был опорожнен еще и наполовину, когда Евдокия, словно восточная женщина, бросила на тропу войны платок, вернее коврик. Этот коврик Дуня купила специально для сестры Лидии, причем долго выбирала попестрее и помягче, а затем постелила перед портиком. Сестра Лидия получила право доступа к портику когда и насколько угодно. Более того, после медитаций она приглашалась в дом и радушно угощалась.

Естественно, для такой перемены к сестре Лидии требовались веские причины. И они были! То есть свершилось чудо - Дуня забеременела, и теперь в этом не осталось последних сомнений. На радостях Дуня даже не вспомнила, что лотос в Назирхате цветет весной, и доверилась во всем сестре Лидии, истерия которой к тому времени приутихла. Тем более, что Лидия Пахомова, как дипломированная акушерка, могла давать дельные советы.

Понятно, что такой поворот событий перевел опустошение свадебного подарка в совершенно иное, мирное, русло. И теперь по утрам вместо угрожающих учений друзья салютовали в честь будущей матери, будущего сына и нарождающегося дня.

Супруги готовились к рождению ребенка по-разному. Евдокия шила умопомрачительные ползунки с генеральскими лампасами, вязала и навещала знакомых продавщиц. Иногда она не удерживалась и приобретала особо симпатичное платьице или юбочку, правда, эти покупки она проносила в дом тайком и прятала, боясь, что если вместо сына все-таки родится доченька, Гиви подумает, что она это сделала нарочно.

Что касается отставного генерала, то он переживал небывалый всплеск активности.

– Пока я жив, - объявил он отцу Василию, - должен обеспечить сына домом.

– Зачем?!
– изумился отец Василий.
– Да у вас на три тройни места хватит!

– Э!
– взмахнул Гиви растопыренными пальцами.
– Мальчик не должен водить девок в дом своей матери.

Потратив больше двух сотен на междугородные переговоры и в несколько раз больше на переправленный в Москву «Стрижамент», Гиви гордо доложил Дуне:

– Рассекретил!

Евдокия посмотрела недоуменно.

– Да избушку твою рассекретил. Теперь дом сыну будет!

– Зачем ему отдельный дом?!
– возмутилась Дуня.

– Пригодится, - хитро поглядел на Дуню Гиви.

И Евдокия, подумав, согласилась, что дом лишним не бывает.

Распечатав дом Елисеича, Гиви азартно взялся за его перестройку, которая без активной поддержки со стороны армии затянулась гораздо дольше строительства «замка».

Лишь к маю изба превратилась в то место, где должен был вырасти настоящий мужчина. Все внутренние перекрытия исчезли. Только на чердаке была маленькая жилая комнатка. Из нее вела шведская лестница в спортзал. В углу его была выгорожена душевая. Огромный елисеичевский подвал был разделен продольной стеной. В одной половине поместился тир, в другой сауна и филиал родительского погреба - чтобы иногда контролировать сына, не унижая его достоинства недоверием.

Дуню, тайком все-таки мечтавшую о дочке, это пугало. Чтобы снять с себя ответственность за срыв планов, она подсунула Гиви статейку, сообщавшую, что у пожилых мужчин чаще рождаются дочери. Гиви занервничал. Доконало его рождение в далеком грузинском селении единокровной сестры.

– Вот видишь, - обеспечивала тыл Дуня.

– Не вижу!
– сердился Гиви.
– Мне же не восемьдесят один в самом деле!

– А все-таки!
– напирала Дуня.
– Правильно люди говорят: надо было сначала подождать, потом дворец спорта строить!

– Художественной гимнастикой заниматься будет!
– скучнел Гиви.

От скуки его избавила бывшая жена Нюрка. На праздники она пообщалась с одним из Гивиных друзей, впала в ярость от Гивиной пасторали и излила ее в письме к Евдокии. Письмо содержало такой заряд неприятия, что пока Дуня, раздувая ноздри, читала его, у нее начались преждевременные роды.

– Бабку Лукерью и сестру Лидию!
– скомандовала Дуня бледному Гиви.

Несколько часов испуганный Гиви бродил вдоль портика, игнорируя успокоительные речи отца Василия. Периодически он останавливался и с ужасом восклицал:

– Семь месяцев с половиной, самое большее... Умрет, да?!

– Все в руках божьих, - вздыхал отец Василий, у которого от огорчения срабатывал только профессиональный рефлекс.

– Если умрет - застрелюсь, - сокрушался отставной генерал.

От такого греховного малодушия отец Василий пришел в ярость:

– Прокляну!
– зарычал он.
– И тебя, и твою потаскуху Нюрку! До седьмого колена в обе стороны!

Неизвестно сколькиэтажные проклятия воздвиг бы отец Василий, если бы Гиви не лишил того дара речи: